33-й поход. "Кронштадтский Ад". Часть I

Preludium

Этот поход был задуман еще тогда, когда я учился в институте. Как и прочие, другие, это дожидался своего часа.

Участники

Дима Альпинист еще зимой дал самоотвод и покинул состав.

Неожиданно появился Сашенька Смирнов, который лет шесть уже никуда не ходил. «Купил» я его рекой на новоселье у Аллочки Бенько: мол, его родители ходили, а он что – хуже? Ну, это не пьяные разговоры? Это серьезно?

Оказалось, что идти Сашенька Смирнов был намерен действительно серьезно. Сашенька Смирнов был исторический человек оттого, что с ним постоянно случались какие-нибудь истории. То произойдет так, что он на спор упадет на занятиях в обморок или, бросая бутылку, порежет палец. Если Глаз выкопал яму для мусора, то попадет туда обязательно Сашенька. Или протечет у него в рюкзаке мед или майонез. Бывало, напьется в байдарке, и везут его потом спящего на буксире. Словом, если не это, то случится так, что он в подвале лоб себе разобьет. Но даже если этого не случится, произойдет что-нибудь другое: или табельный огнетушитель разрядит, или в грязь вымажется во время экзамена. Но даже если и этого не случится, то все равно, все-таки что-нибудь случится. Или возлюбленная за рубеж уедет и не вернется, или бабушку на машине собьет.

Малая Леночка для водных походов совершенно не годилась. Как я рисковал, что беру ее – не умеющую плавать – с нами. Попытки это исправить провалились. Результаты оказались невысоки. И не потому, что Глаз плохой педагог. Кампания была свернута, поскольку со стороны ученика отсутствовали ожидаемая мотивация и старание.

Все же кандидатура Леночки в этом походе не оспаривалась.

Человек-Рука – парень противоречивый. В поход попал оттого, что поздно созрел Женя. Рабсила и мастеровитость являются сильной стороной его натуры, но, увы, единственной.

Женечка надумал пойти (не без Дедового влияния) за день до покупки билетов (в это время у Сашеньки на кухне проводилась конференция по этому поводу). Известной фигурой Женя стал после сентябрьского похода Паритет II. Дебют был удачен. Словно с небес была послана хорошая погода. Кольский Полуостров подарил нам такие чудесные осенние красоты, что дебют не мог быть неудачным. В качестве компенсации или расплаты за прошлое, в этом походе нас ожидал Кронштадтский Ад.

Женя, похоже, был не уверен в искренности предложения, но оно было именно таким.

 

0-й день, 29 апреля. Воскресенье

"По ту сторону"

Наш катамаран «D.J. Ясь» (диджей Ясь) был большой настолько, что его пришлось распределить по рукам.

На вокзале, то есть на улице Дружная собрались в назначенный час. Пришли и провожающие:

• Дед
• Маленькая Иришка
• Сашка Дедович
• Сосед Человека-Руки Вовка
• Брат соседа Человека-Руки
• Стельмахович-Зайкинд с ребенком
• D.J.
• Муж сестры Сашеньки с сыном

Были еще провожающие, но я, к сожалению, уже не помню, кто и боюсь быть неточным.

Мне на месте не стоялось. Не было Жени, а вместе с ним и рамы от катамарана и наружного баллона. Я постоянно выглядывал за мини-кафе – не идет ли он с улицы Левкова пешком? Но его не было. Версии были разнообразные, но догадались поискать возле камер хранения минут за 15 до отправления поезда.

Нашли Женю возле камер хранения. Тот тоже успел разволноваться и выглядел румянее обычного. Договаривались встретиться где обычно. А Женя ходил до этого в поход всего один раз и то, встречались мы тогда не там, где обычно.

Длинный Диджей Ясь раскачивался в проходе вагона и руководил погрузкой. На лбу было написано, что пойти в поход он очень хочет.
Мы поговорили про клещей, о погоде, немного послушали советы и уже приготовились ехать. Провожающие остались по ту сторону вагонного окна, и их не было слышно. А в это время на вокзал ехал Сережа Новик, спутавший время встречи и отправления поезда, ехал с презентами, но не довез.

Мы гримасничали, нужно было чем-то заполнить время, а поезд все не трогался (как обычно).
По ту сторону провожающие тоже улыбались, будто с экрана домашнего кинотеатра. Наконец их отодвинуло в сторону, кадры вокзальной хроники сменились городом, а дальше и вовсе унылыми, еще не проснувшимися после зимы белорусскими полями и только начавшими молодеть перелесками.

Ехали исключительно удобно. Все вместе. В вагоне пассажиров было на две трети. Проводницы попались неплохие. У нас было много скоропортящейся закуски, а должного аппетита не было.

Начали бухать. Леночка наливала в металлические рюмочки. Водка текла криницей. Наливалось все украдкой, из-под полы. Когда я наливаю сам, я по крайней мере хоть ориентируюсь, сколько еще можно, «какавы на-стра-эныя ма-ла-дь-ожи».

Стемнело. Я понимал, что уже пьяный не на шутку. Не доехав еще и до Орши все уже были чрезвычайно укатанные, но пытались это скрывать.
На перрон в Орше не вышли, а выкатились. Я предложил позвонить знакомым и успокоить, что до Орши доехали, слава богу, нормально. Действительно, звонили, рассказывали.

- Это правда хорошо, что мы пошли в поход!

- А мы еще ведь пойдем, правда?

-Хе-хе-хе-хе-хе-хе. А меня вообще все устраивает. Хе-хе-хе-хе.

Сашенька за последние годы сильно погрузнел и сейчас забирался на верхнюю полку с трудом: с подпрыгиванием и холостыми движениями ногами. При переворотах полка издавала скрипучий аккорд.

Женечка этим вечером блевал в сортире.

Глаз на свою верхнюю полку залезть не мог (только бравировал) и делил нижнюю с Леночкой. Так всю ночь жопа и провисла в проходе.

Ехали ночь, в общем то, тихо, если бы не злой шепот Леночки и не Вася Дробышевский (был он с нами и в этом походе).

- И-и-ихи-и! Он меня опять укусил! П-по-ш-шь-ел вон! – зло шептала Леночка.

- Охо-охо-охо-охо. Ну как так? У меня на это место п'гоездной.

А на следующий день при сходных обстоятельствах Малая и вовсе столкнула меня в проход. После каялась, пытаясь вытащить из под стола.
Человек-Рука по этому поводу выражал свое, особое, мнение.

 

1-й день, 30 апреля. Понедельник

«Ехали, пили, спали»

Поднялись все почти синхронно. Черти что творилось в головах. Было совершенно невмоготу. Евгений Викторович предложил опохмелиться. Вчера выпили почти пять бутылок.

- А из какого леса была сделана яхта?

- Из самого свежайшего.

- Вот только теперь мне стало понятно, почему яхта пустила корни.

Опохмелились. Но наливал уже Глаз. Поезд ехал быстро, остановок почти не делал. Вдоль грязного железнодорожного полотна бежали лиственные леса Нижегородской области. Погода пасмурная, с намеком на дождь. Хоть редкие, но стали попадаться за окном мечети. Выходили на платформу в Нижнем Новгороде. Сновало множество торговок, в основном татарско-мусульманского профиля.

Ехали… пили… спали…ели…играли в карты…умничали…

Часы пришлось переводить вперед сразу на два часа.

 

2-й день, 1 мая. Вторник

«ПОБЕДА КОМУНИЗМА НЕИЗБЕЖНА»

Облачно. Лесисто. Рельефно. Кое-где лежит снег. Много лесных луж. Нас сопровождала какое-то время река Сылва. Мутная желто-коричневая вода. Паводок. Из реки торчали верхушки затопленных кустов.

Немножко втянулись. Сегодня с утра было не так плохо, как вчера. К 11 часам 53 мин должны были приехать. Но поезд опаздывал. Стоянка две минуты на станции Первоуральск.

Смотрели в окно. Периодически видели нашу Реку. Еще небольшая.

– Хе-хе-хе-хе. Как Свислачъ. Эхе-хе-хе-хе-хе.

Первоуральск выглядел растрепанным промгородом. Уныло и мрачно возвышались в сером небе (погода стала портиться) трубы предприятий и драные панельные многоэтажки. Какой-то симпатии город не вызывал.

Станции на карте отмечено две. Я почему-то был абсолютно уверен, что останавливается поезд на той, что ближе к реке. Мы с вещами сгрудились в тамбуре. На какую сторону будут открываться двери было загадкой даже для проводницы.

Поезд остановился неподалеку от Реки. Остановка была неофициальной. Нас в тамбуре уже изрядно промариновали. Хотелось быстрее выйти из вагона, даже открыть тамбур и выгрузится на насыпь. Чтобы скоротать время купили бутылку пива на всех. Поезд все стоял. Вторую. Третью… Лишь тогда он нехотя и лениво поехал. Стало очевидно, что до Реки придется добираться на транспорте.

Это был обыкновенный вокзал обыкновенно захолустно-промышленного города. Поезд постоял совсем недолго. Из всего состава мы вышли единственные.

Небо хмурилось низкими свинцовыми тучами. Мрачные железнодорожные провода. Таксующих не было. Неподалеку находилась стоянка маршруток. Водитель первой же согласился нас везти.

– У нас 350 рублей в час.

Ехали воодушевленные. Дороги именно такие убитые, как в российской провинции. Сашенька решил в поход купить гитару. Шансы купить гитару в Первоуральске в выходной день были невысоки.

– А вот это у нас в городе культурный центр: Площадь Ленина.

С монумента могучий вождь, распахнув пальто, всей пятерней указывал в сторону водочного магазина. Каменный лозунг гласил: «Победа Коммунизма Неизбежна».

Приехали мы к пустырю, поросшему березами. Через реку был переброшен пешеходный мосток. По одному берегу был как будто дачный кооператив. За ним виднелись голубые панельные высотки. Неширокая в этом месте река несла быстро и бесшумно весеннюю мутную воду. От деревьев и травы намека на молодые листья и траву не было. Перешли мостик. Сашенька и Евгений Викторович уехали на этой же маршрутке за продуктами и гитарой.

Мы с шелестом развернули фиолетовые и синие рулоны. Выпили по три рюмочки какого-то крашенного бырла, что презентовал Человеку-Руке какой-то мужик.

Собирали катамаран четыре часа. Сашенька и Евгений Викторович подоспели к тому моменту, когда начали вязать обвязку. Купили продуктов, ящик водки «Кедровая-главпродукт» и гитару.

Редкие здесь гуляли по пустырю прохожие в основном с собаками. Со слов – они все привиты, а с клещами у них здесь нехорошо. Из нас всех привился только Сашенька. В Москве. Для нас дорого и в Москве. Решили друг друга осматривать каждый день.

- Хе-хе-хе-хе. Леночка! А мы тебя будем осматривать! Хе-хе-хе-хе.

Небо обложило совсем безнадежно. Пока еще скупой и редкий пошел дождь. Мы ютились под совершенно голым деревом и бухали (Женя категорически настаивал).

Занимались кто чем. Но Женю и Сашеньку снова снарядили в город с бутылями . Воду из реки пить нельзя (химический завод в Первоуральске сбрасывает отходы).

Ручки для весел сделали из ближайшей тополиной рощицы. Ручки были не очень хороши собой. Я успокаивал себя, что это временно, только чтобы выехать из города. Подсознательно я понимал, что это уже весла до конца похода. Так оно и вышло. Нашелся и импровизированный приусадебный участок. Сначала я принес оттуда обгоревшие лаги (для палубы). В следующую ходку вернулся с ветхим штакетником. С ним упорно не хотел расставаться цепкий малинник.

Между тем дождь все усиливался. Катамаран был готов к старту. Поддатый Глаз был доволен. Все никак не было питьевой воды, ни Сашеньки с Женей.

Ходили они в какие-то панельные дома, причем на девятый этаж. Дали канистры какому-то подростку. Вышла разобраться его негодующая мать. Мол, что вы моего ребенка эксплуатируете. Обратно шли с горки. Вместе с канистрами упал Сашенька, оторвав у одной ручку и перемазавшись в мокрой грязи.

Выехали с лозунгом «Победа коммунизма неизбежна!»

Дождь шел уже полным ходом. В окнах мрачных и мокрых домов города начали зажигать свет.

 

"Кронштадтский ад"

Все четверо уверенно взялись за весла. Дело спорилось. Глазу в качестве «обезьяны» было холодно. Кроме дождя стало холодать. Небо выглядело бесперспективным.

Тем не менее, я был вне себя от восторга и к тому же пьяный. Вода с шумом мчалась между массивом вербных кустов. Здесь должно быть был остров. Пройдя между опор моста, нужно было сместиться влево. Сместились влево. Диджей Ясь, изгибаясь, утюжил стоячую волну. К удивлению команду подмочило (дождя и так было достаточно). Лена возмущалась. Прикрывшись тентом Глаз снизу остался сухой. Все равно от холода стучали зубы.

Река вынесла из города. С двух сторон на высоких склонах берегов шел смешанный лес. Отмечались могучие и корявые лиственницы. Слева нас сопровождала железная дорога, та самая, по которой мы приехали. Периодически оттуда доносился шум поездов.

Начинало вечереть. Дождь не прекращался и медленно превращался в большие хлопья снега. Ехали быстро. Издали стала заметна подходящая для лагеря полянка. Туда и причалили. Случилось непоправимое. Когда с катамарана впопыхах под дождем я стягивал тент: совершенно забыл, что на нем мои любимые дарственные рюмочки. Так они и потерялись. Скорее всего упали в воду. Первой потерей была крышка от кружки, которую мне на вокзале подарил Дед. Крышка пропала еще в тот же вечер в поезде. Человек-Рука выбросил ее вместе с мусором. Я даже собирался рыться в мусорке, но мусор уже вынесли к тому времени, когда мы хватились. Обидно.

Начали ставить лагерь. Одна стойка палатки у меня рассыпалась: лопнула резинка. Не хватало одной палочки. Отныне каждый вечер я к стойке приматывал самодельную палочку.

Все складывалось хреново. Вместо дождя пошел густой снег, вернее даже снегопад. Тент мы натянули также хреново: какими-то пузырями. В нем все время собирался мокрый снег, угрожая обвалиться на Сашенькину палатку.

Костер разожгли, но гореть он под густым мокрым снегом не хотел. И это также было хреново. Мы были насквозь промокшие. Стемнело, а у меня не горел фонарик, ничего не было видно. И это тоже было хреново. Нас, только покинувших поезд, новоиспеченных уральских туристов Урал встречал в штыки. Не лагерь, а какой-то Кронштадтский Ад. Так это название и прилипло к этой стоянке.

- Послушайте, а кто-нибудь хочет есть?

Но есть особо никто не хотел. Костер был безнадежен. На него махнули рукой.

- Послушайте, а пить вы хотите?

- Хотим. Да. Хотим!

- Как бомжи.

Что-то порезали на мокрой сиротской клеенке. Поели. Выпили. Но погода быстро вытрезвила.

В мокрой одежде залезли в спальники, чтобы хоть как-нибудь просушить одежду. Несмотря на холод все быстро уснули.

 

3-й день, 2 мая. Среда

Про пьянки, уютный лес и подвесные мосты

Ночь подарила нам дождь и снег вперемешку. Мокрые вещи, лежащие у стенок палатки, за ночь суше не стали.

Человек-Рука первым вылез из палатки и развел деятельность. Всюду лежал снег. Синели под снегом борта сдувшегося за ночь Диджея Яся. В углублении под тентом и на месте вчерашнего костра стояли лужи. С неба что-то продолжало сеяться.

Ветра не было. Вода среди белых, заснеженных берегов казалась гладкой и зеркальной, прямо черной. В воде отражались береговые деревья. На противоположенном берегу совсем рядом проходила железная дорога. В просвете между деревьями иногда мы видели мелькающие поезда. Горланили какие-то наглые врановые птицы.

В мокрой одежде было совершенно паскудно. Занимались костром, сначала с Человеком-Рукой, потом появились и остальные.

Вращая широкой попой, особенно в синтипоновых штанах куда-то в кусты побежала Леночка. С двумя косичками она была похожа на деревенскую девку – капризную разборчивую невесту. Косички я заставил ее заплести накануне.

Щеки Женечки были румяней обычного. Все сетовал, что он сильно опухший.

При всей безнадежности погоды бригада выглядела оптимистично. Еще не сварился завтрак, а уже все начали пить.

К концу завтрака и чаепития (всё это проходило стоя) все стали еще бодрее, а лагерь собирали вообще воодушевленные.

Я занялся катамараном. Засунув руку в задний проход, я поправил внутреннюю камеру. Диджея Яся хорошо надули и спустили на воду.

Поиск рюмок результата не дал.

Расположились на катамаране и отчалили.

- Давай покурим.

- Давай выпьем, а потом покурим.

- Хагашо. Тогда давай выпьем, покурим, а потом опять выпьем.

Я обожаю такие минуты идиллии. Жаль, не всегда удается поймать эту птицу за хвост.

Было тихо, безветренно. Или высокие берега закрывали. Могущественно высились корявые лиственницы. Но мы двигались не тихо и безветренно. Глаз греб воодушевленно. Весло сломалось пополам и от него остался огрызок. Огрызком приходилось грести еще более воодушевленно.

Вынужденная остановка. Спустя полчаса огрызок был заменен на основательный черемуховый черенок.

Несла река нас тихо и задумчиво. Как зимой. Петлисто и коридорно. И необычно и обычно. Деревья рослее наших. Неприветливо щетинились елки и узкие пирамидки пихт.

Река вышла из уютного леса. По сторонам потянулись унылые бугры. Намека на утопание в зелени не было. Март по-нашему. Встречный ветер пытался нас придерживать.

Селение по обоим берегам. Слева, похоже, железнодорожная станция: козловые краны, штабеля, гудки. Путь преградил подвесной мостик. Вода была высока. Обнос был неизбежен.

Глаз вылез на мостик. Попытки утопить Яся или хотя бы притопить были бесполезны. Через баллоны под навалом течения к неудовольствию команды переливалась вода. Пришлось проталкиваться к берегу.

Ступив на твердую поверхность я понял, что уже пьяный.

Травят баллоны. Диджей Ясь стал мягче. Подкачивали до должной упругости и лоснения.

Выходили в походе поздно. Становились поздно. Темнело очень поздно. И сегодня стали поздно. Снова на правом берегу. Снова через реку была железная дорога. Снова почти безветрие. Река задумчиво и бесшумно несла мутную весеннюю воду.

Натянули тент. Женя был лоснящийся и пурпурный (аллергия на алкоголь?). Расплываясь в улыбке, занимался кинохроникой, откровенно распространяясь о каких-то незыблемых святынях и о вечном.

Костер таежного типа был среди влажного вечернего сумрака особенно ласков и приветлив. Громыхали железнодорожные составы.

 

4-й день, 3 мая, четверг

«Один день Ивана Денисовича»

Пасмурно. Ветрено. Опохмелились. Варили. Завтракали. Рассуждали. Лапник, который наломали на палатки, кто-то бросил в костер. Повалил густой трескучий дым.

Глаз ехал «обезьяной». Лесное затишье закончилось быстро. Река вышла к деревне Коуровка и Слобода. Ветер был сильнее вчерашнего и продувал насквозь. Тормозил нас тоже сильнее вчерашнего. Подвесные мостики. Несколько. На сей раз высоты достаточно. Чусовая делала излучину. Правобережную церковь проезжали с двух сторон. Церковь построена в 1805 году. Река проделала нудный поворот, ветер начал нам помогать и навалился сзади. Слева показался камень Собачьи Ребра. За счет выстоящих плит он и получил такое название. Здесь же Коуровская турбаза – место начала сплавов большинства туристов. От Первоуральска маршрут не описывают. Скалы Собачьи Ребра, как и большинство других, являются геологическим памятником природы. Свердловский областной совет народных депутатов 751 от 11 сентября 1975 года взял этот камень под охрану. Ответственность за сохранение памятника возложена на Коуровскую турбазу и Шалинский межколхозный лесхоз.

Здесь описывался перекат. Но переката не было, впрочем, как и всех остальных. Высокий уровень воды. В то, что он здесь есть можно было поверить – чувствовался уклон. Массивный поток воды с воронкообразными широкими кругами попер наш катамаран, как ручей спичку. От приличной скорости, которую нам давала река, мы еще не успели пресытиться. Чусовая мчала быстрее, чем весенний Хопер.
Прошли камни Георгиевские, и на пути предстал камень Часовой-Гуляй – 25-метровый боец, о который разбивались в старые времена груженые рудой баржи. Пройдя удачно мимо этого камня дальше какое-то время можно было плыть гуляючи.

Зачалились сразу за камнем. Наверх вела тропа. Скользко. Могучие лиственницы, пещера, обожженные и закопченные костром стены. Пьяный Глаз был вне себя от восторга. Очень показательно стояли рядом одного возраста ель и пихта. Глаз разъяснял отличия. Отличия были убедительны.

Сверху вода казалась желтой. Явственно контурировали сине-фиолетовые баллоны ромбовидного вида зачаленного Диджея Яся. Нависающий гранит Часового-Гуляя был непоколебим. Глаз и Человек-Рука нашли огромный булыжник и снесли его к краю Камня, поставив на ребро с целью его скинуть. Женя приготовился снимать.

Смотревший уже в Минске фильм Люткинс (Сашенькино новоселье), отреагировал с небывалым скептицизмом: мол, придумали какую-то фигню и прутся.

Булыжник с ленивым шелестом сначала покатился (тем лучше, дальше от основания Камня отлетит). Пару секунд было тихо (летит). К небывалому восторгу алкогольно-экологической экспедиции раздалось громкое фонтанно-дышащее уханье и оседание брызг. А затем все затихло. Молча и без комментариев, будто потрясенные случившимся, повернулись на 180 градусов и пошли.

Ох , как Маленькой Леночке было с нами тяжело! Как назло, подобрался спетый алкогольный костяк. Причем «будешь – не будешь» даже не обсуждалось. Понимали друг друга даже не с полуслова, а с полувзгляда. Про продукты вспоминали редко. Зато учет бутылок велся аккуратно. На неделю вперед был разработан целый алгоритм, целая стратегия на случай, если вдруг закончится.

Уходить от Часового-Гуляя не торопились.

Появилась ветчина, сыр типа чечил, и Главпродукт типа «Кедровая». Уходить от Часового-Гуляя не торопились.

Река текла в северном направлении 2 километра. В конце этого участка стоит камень Левинский. Щель в нем издали кажется пещерой. С камня стекают два ручья. Перед ним ручей Долматиха, после – ручей Левиха (в кустах).

Прежде, чем снова повернуть на Север, прошли вдоль крутого левого берега, на котором отдельными домиками раскинулась деревня Каменка.
Загнанные нуждой бурлаки приходили сюда пешком из близлежащих губерней и за гроши пускались в трудный, иногда с трагическими последствиями, путь.

Остров, две протоки, затопленные вербные кусты и шумящая в них вода. Быстрое течение. Такие острова типичны для русла Чусовой.

На левом берегу возвышалось здание церкви, выполненное в стиле классицизма в 1855-60 годах.

Глаз, сильно окосевший, опирался на огромную желтую сумку с продуктами.

- Соотечественники! Хуторяне! Доколе мы пить да гулять будем?! Доколе?..

Но хуторяне не дали ему закончить. «Хорошо!» «Давай-давай!». А потом пришли в еще более поощрительный восторг и вынесли приговор:

- Налить Жене Суслину! Наливай всем!

Слева деревня Нижнее Село. Справа – камень Шайтан. Высота 21м. Живописная скала с вертикальными членениями. Охрана его поручена Коуровскому дому отдыха и Билимбаевскому лесхозу.

Женя растрогался и выпил со зримым уважением ко всем собравшимся.

Глаз был эйфоричен, и браво опирался на желтую сумку. События развивались удачно. Отдых соответствовал ожидаемому.

- Станичники! Казаки! Не поддадим!.. …Тьфу! Не посрамим славу нашего оружия! Не поддадимся бусурманам!

- Правильно! – заволновалось застолье, – Не посрамим! Не поддадимся! Наливай всем!

На этот раз Женя выпил с еще большим энтузиазмом и торжественностью. Закусил и закурил сигарету.

На некотором удалении от воды прошел мимо занесенный камень Сенькин. За Сенькиным наклонно падали в воду плиты камня Висячий.

По-видимому альпинисты на наиболее выдающихся именных камнях закрепили таблички. Ориентироваться и без того было легко. На повороте, как бы притаившись в лесу, стоял незаметный камень Сокол.

Стих ветер. Разошлись тучи, но было холодно, солнце из-за уходящей кромки кромки облаков не показывалось, уходило к горизонту вместе с ними.

Гладкая вода казалась блестящей. Прошли стремглав мимо деревни Трека. «Ершик» - прочитали мы на следующем невысоком камне, который порос хвойными деревьями и стоял за деревней. Дикция между тем у Глаза стала нетвердой.

- Сибиряки! Дальневосточники! Отстоим наши реки и святыни!

- За Чусовую! За Озеро-Канозеро! За Диджея Яся!

Километров 25 отошли мы уже от Часового-Гуляя. Слева проскочили камень Боярин.

- Братья и сестры!.. – совсем растрогался Глаз.

- Ой смотрите! Смените его! Смените! – запереживала Маленькая Леночка.

Я сидел сзади и видел лишь Женины уши с кумачевым оттенком. Когда он повернулся в профиль, стало очевидно, что остались последние минуты и без того нетвердой посадки. Лицо было бескровно, а взгляд пуст.

Женя сам освободился от упоров, сошел с трибуны и тяжко, с достоинством перебрался на место «обезьяны» на огромную желтую сумку с продуктами. .. Затих.

- Он все говорил-говорил, а потом как побежит!

- Ребята, ну нельзя так пить!

- Браться и сестры! – Доколе мы пить да гулять будем?! Доколе! Завтра объявляю День трезвости. А вы как хотите.

- Хе-хе-хе-хе-хе. А так веселее гырябаць. А я буду завтра. Хе-хе-хе-хе-хе..

Любители приукрасить будут рассказывать, будто Женечка говорил-говорил, а затем обмяк и повис в бедренных упорах. Не было такого (прим. редактора: на самом деле было). Неудачное место. Дней за десять до похода во время тренировочной поездки оттуда выпала Маленькая Иринка.

Затопленный высокоюй вешнюю водою брод. Диджей Ясь бесшумно въехал прямо на колеи дорог. Здесь у правого берега тридцатиметровою стеной возвышался камень Высокий. К реке он шел косо: сначала уступая место полоске низинного луга, а дальше отвесно обрываясь в воду. В камне есть пещера. Гранит был розовый. Наверху – сосновый лес. За дровами и водой нужно было ходить в соседнюю балку: там протекал ручей. Человек-Рука разглядел там ни то выдру, ни то бобра.

На камень Высокий я поднимался. Почти сыпучка. Маленькую Леночку брал с собой.

Вечер. Тихо и почти безветренно. Лента реки казалась гладкой, блестящей и таинственной. Погода была многообещающей – на небе звезды и ни облачка. Температура быстро опускалась.

Уже стояла палатка. В нее завели пьяного Евгения Викторовича. Костер источал Г-образный при безветрии шлейф дыма. Рука и Сашенька сновали, как муравьи. Бежевая хаки Сашеньки сливалась с травой. С наступлением темноты сильно похолодало.

Костер сопел. В поисках кипения в темноте мелькал тощий луч фонарика. Поход продолжался.

 

5-й день, 4 мая. Пятница.

«Насухую»

С вечера Глаз наговорил Леночке комплиментов, жалел, вешал на уши лапшу.

Но пришло утро. Дискомфорт. Бодун. Диспепсия. Ночь выдалась очень холодной. Река у берега покрылась коркой льда. Женечка вышел в «свет» опухший, но меньше, чем на второй день.

У всех было как то мало силы. Катамаран казался очень тяжелым. Мы шлепнули его в воду. Восходило солнце и ото льда остались только ломкие секвестры.

Когда мы вышли, нагнало туч. Опять поднялся этот проклятый ветер в лицо! К счастью, река шла как в каньоне и от ветра часто можно было спрятаться за высокими берегами. Начало дня было живописным. Договорились не пить. Посмотреть было на что, и это как-то отвлекало. Справа миновали камень Талицкий (не запомнился). На следующем повороте – один из красивейших камней – Гребешки. Они тянутся по левому берегу, выступая из общей скалы то башенками и сталактитами, то ребрами, то пластинками. Особенно живописна пластинка в виде петушиного гребня. Скалы покрыты редкой растительностью и лишайником.

Дальше за островом справа виден камень Сибирский. Далее на правом берегу камень Курочка. Мы немного еще погребли. За кормой турбулентно вращалась вода. Положительная скорость была 3-4 км/час. Средняя скорость течения здесь где-то 6 км/час.

Прошло немного времени и мы уже были у подножья серой 35-метровой стены, напоминающей чуть наклонный и нависающий каменный забор.

Камень Синий. Камень Тимняш. После последнего река поворачивает влево и через 2 километр, натолкнувшись на левом берегу на камень Журавлик, течет в северном направлении к камню Лебяжий.

Далее после острова камень Складки. Сжатые давлением в период горообразования породы образовали здесь небольшую дугу. В апогее ее виден грот.

Погода испортилась совершенно. Скупой и редкий пошел дождь.

- Ой, смотрите, катамаран.

Действительно, такой стоял пришвартованный у правого берега. Судно было очень примитивно. Выгоревшие брезентовые баллоны цилиндрического сечения. Сплавщиков не было видно: прятались от дождя в лесу. Вышел один только мужик. Идут из Первоуральска в Чусовой, как и мы.

Катамаран быстро отдалился. Мы были убеждены, что больше его не увидим. Так оно и вышло. Позади было уже 100 километров пути.

Не то дождь, не то морось. Зачаливаемся слева. Перед камнем Винокуренный. Высота 45 метров. Камень пестрый за счет гранитов разных цветов, мха и лишайников. Эта скала то обрывается отвесно в воду, то, отходя от берега, образует залесенные лога.

Руку оставили подкачивать катамаран. Остальные пошли  вверх по «Экологической тропе». Необходимо было преодолеть несколько балок. В глубоких траншеях текли ручьи. Здесь в тени еще лежал снег. Поговорка «не май месяц» здесь не актуальна. Весна опаздывала. Сильно опаздывала. Ну что они так медленно идут!? А этот какого хрена свистит?! Рука умеет очень противно свистеть.

С вершин камня открывался  по реке дальнейший путь. Как серые спичечные коробки была видна деревья Курья. Противоположенный берег в виде пологого склона частично распахан, частично залесен. Старший ординатор снимал панорамные снимки. Снимал лежа, за что потом был наказан. За полями серо-синим контуром была видна гора Сабик. Возвращались той же тропой, переходя те же ручьи в балках. Опять медленно идут. Но сильно уходить вперед не красиво. Женя, тем более, знает, где я потерял перчатку.

Был импровизированный обед.  Сало с печеньем и майонезом. Чего-то не хватало…  На сухую в походе – нет… что-то не то. Пусть будет наказанием за слишком рьяный в начале темп-рывок.

Мы понуро оттолкнулись от берега и, постепенно набирая скорость, продолжали двигаться в перед. Камень Винокуренный сменился Курьинским Затем была с этой же стороны деревня Курья. Справа камень Осыпь. Прямой участок реки и поселок Староуткинск.  Не так выдающийся на самом деле этот Староуткинск, сколько внимания ему отводится в описаниях. Да и встретил он нас нехорошо.

Путь преградил полуразрушенный деревянный мост. Пролетов десять. Не столько он низкий, сколько скопилось возле ферм всякого хлама, в том числе и техногенного.

Диджей Ясь как угорелый мчался навстречу этому мосту. Было видно, что навал воды очень сильный. Не до жиру. Препятствие травмоопасное. У правого берега струя была меньше, а крайний проход как-будто свободнее. Что-то торчало, и вода заходила туда косо.

- Черт…черт …. (непереводимая игра слов)!!!

Метров за 30 до моста Глаз выскочил на травянистый берег, чтобы аккуратно провести катамаран под мостом. Веревку заклинило. Бросили другую. Фиксированный Диджей Ясь чуть не свалил меня с ног, содрогнулся и развернулся задом. Короче, веревка удерживала катамаран, и потихоньку, без скорости, отталкиваясь веслами от опоры, к которой прижимало, Яся без травм завели как надо в захламленный пролет под мостом, а я бросил веревку.

Андрюша выскочил по ту сторону моста и, описав неширокий полукруг за счет турбулентности воды, зачалил, чтобы забрать Глаза, а заодно и подзаправить левый баллон.

- Глаз, спускает!

- Ну и черт с ним. Пускай спускает.

- Нет, там очень сильно спускает.

Спускало очень сильно оттого, что со штуцера оторвали кишку.

- Ну, теперь пусть спускает.

Груженного и зачаленного Диджея Яся быстро перекосило. Глаз и Человек-Рука стояли раком. Один, засунув руку, подавал, другой делал из проволоки хомут. Концы проволоки замотали каким-то скотчем.

Следующий мост был подвесной. Что-то с него свисало и прошло близко от головы Старшего ординатора. До Сашеньки Смирнова сегодня было не достучаться. Раз не будем пить, решил слушать музыку и ехал в наушниках. Музыка была Dream Theatre.  Сашенька постоянно ерзал, раскачивался, словно на шарнирах. Сиденья перекосилось на бак. Веслом ударялся в раму сегодня каждый третий гребок. Без водки ехал кто в лес, кто по дрова.

- Глаз, а завтра что делать будем?

- Вы как хотите, а я в девять утра начинаю.

- А вам не кажется, что Сашенька сегодня свалится?

- Кажется.

Но до конца похода Сашенька так и не выпал, хотя каждый день был на грани этого.

Следующий, третий мост был капитальный. Со свистом мимо нас пронеслась опора, перед которой стоял бурунный вал.
Впереди и справа стоял красноватый камень Богатырь. Слева в глубине поселка возвышались домны металлургического завода, пущенного в сентябре 1729 года. Какие строения относятся к XVIII веку, определить было сложно, так как все они выглядели одинаково старыми. Этот металлургический завод выглядел как металлургический завод, то есть исключительно мрачно.

Хорошо, что хоть перестал идти дождь. Пасмурно, ветрено, но ветер не мешает.

Ехавший «обезьяной» читал описание. Описание хорошее, если не считать, что много шлака про Билимбаевский межколхозный лесхоз или Староуткинский мясной совхоз.

Когда-то после Староуткинска стоял камень Слизкий, но его взорвали, а это место превратили в карьер.

Камень Бражкин, за ним очередной Висячий (висит, если посмотреть сзади, уже проехав). Вода подмыла основание, а крупная масса камня образует над водой выступ.

Вокруг карьера река сделал полукольцо. Камень Дыроватый – не так дыроват, как ожидали. Камень Чеген (слева), камень Ямный. Река постоянно идет в лесу. Множество хищных и мелких водоплавающих птиц.

Опять камень Сокол (25м). Камень Балабан («Бараний лоб»), высота  40м. Это камень-боец. Струя ударяет в него и резко поворачивает.  За острым углом таких камней течение беснуется в круговом движении. Но если хорошо сообразить, можно идти на границе разделения потоков, чем мы с сегодняшнего дня и начали заниматься. Главное было не переборщить и не столкнуться с камнем. Но, чем ближе пронесет от стены, тем считалось круче. Довыпендривались мы только в последний день. Но тот камень нам это простил. Помню только, что он был справа, а я, как и все впрочем, был очень нетрезв.

На правом берегу камень Сенькин. Слева – треугольная «боярская шапка» - это камень Боярин. Нужно было становиться. Скоро село Чусовое. Как обычно, здесь хреново, там хреново. Тут ветрено, иной раз чалиться не удобно. Не понос, так золотуха.
Высокая вода. Камни кажутся ниже (наверное). Река намного шире обычного и бойцы, выступающие в русло реки, не создают должного впечатления.

В лесу слева был виден камень Пестерьков, справа – высокая гора Сташкова сплошь покрытая лесом. Когда издали она показалась, а был прямой участок реки, я подумал, что это не лес, а грозовой фронт. Из балок поднимался клубящийся туман. В коллективе утверждали, будто кто-то там уже что-то палит.

Река сделалась  поспокойнее, течение ослабело. Невыразительный камень Бурый, очевидно, названный так по цвету пород.
Упершись в гору Сташкову, река резко поворачивает на запад. На время затих ветер. Вечерело. Диджей Ясь лениво бежал в спокойствии и одиночестве. Тишина, среди хвойного леса возвышается камень Танькин. За ним высокий камень Максимовский с подмытым основанием, создающим впечатление ненадежности.

Рыскаем возле берегов. Нашли стоянку слева. Есть стол, скамейки и рама для тента. Чтобы зачалиться, подмяли куст. Березовые комли. Много. Дрова. Странные цветы. Колышки от Сашенькиной палатки хороший сборник березового сока. Сок течет вовсю.
Маленькая Леночка с Сашенькой ободрали на лапник превосходные стройненькие пихты. Как никогда сильно в костре шкварчали банки из под тушенки. Был вечер песни под аккомпанемент гитары. Все портил поддавший Человек-Органик, который нес вздор и постоянно приставал к Маленькой Леночке. На ту я тоже злился, что не может сказать «иди к черту», а вязнет в этих говнотерках.

-Хе-хе-хе-хе-хе-хе-хе-хе. А мы, Леночка, завтра будем гырябаць. Хе-хе-хе-хе.

Было решено Руку списать в запас. Он не знал тогда, что это его последний поход.

-Хе-хе-хе-хе-хе-хе-хе-хе. Еще день другой погырябаем, а там и баню можна делаць. Хе-хе-хе-хе.

 

6-й день, 5 мая. Суббота

«Авось пронесет»

Как только проснулись, сразу начали пить. Погода сильно испортилась. Впрочем,  хорошей-то она еще и не была. Начинался дождь. За ночь всегда подмораживало, и березовый сок тек хуже. Удавалось насобирать до 5 литров. Воду из реки пить нельзя, но сейчас, весенней порой вокруг журчали весьма многочисленные ручьи, да в лесу еще местами лежал снег.
Случилось страшное. Женечку за живот укусил клещ. Скорее всего, когда лежал на животе и вчера с камня Винокуренный снимал панораму. По всем правилам  клещ должен был укусить, если бы кого-то из нас, то Сашеньку. Даже лучше бы Сашеньку: он был привит.

Прошел год. Оля перешла на третий курс Гнессинского института, рассталась с Володей, оттесненным красивым флегматиком-пианистом Ильей, разучила концерт Моцарта, хорошо сыграла квартетом на институтском конкурсе, прочитала набоковскую «Лолиту», попробовала анашу и анальный секс.

Прошел час-другой. Покинув стоянку, мы оттолкнулись от берега, продолжив свой путь под разразившимся проливным дождем. Дождь пошел скорый, и я быстро стал подмокать. «Обезьяна» в лице Сашеньки  спряталась под тент.

Гладкая и сырая от дождя стена камня Шило. Сорокаметровый Щелеватый. Также окутанный дождевой пеленой предстал перед нами камень-боец Мосин (60м). Несмотря на встречный ветер двигались быстро.

В лесном массиве слева выделяются три скалы, напоминающие носы кораблей. Это камни Корабли. Потом Шайтан, прямо перед подвесным мостом в селе Чусовое. Шайтан служил местом религиозных обрядов мансийских племен, живших здесь сотни лет назад.
Село Чусовое. Зачалились.  Шли прохожие. Я посоветовался. Говорят, что с клещами мы еще можем успеть проскочить, но вообще их здесь дофига. Вакцина есть у фельдшера. Живет там-то и там-то. Зовут Галина Ипполитовна.

Сашенька, как самый общительный и коммуникабельный, Евгений Викторович, как пострадавший, отправились на поиски Галины Ипполитовны.

Шел дождь. А по подвесному мосту даже пробовали проезжать на мотоцикле с коляской. Получалось. От дождя укрылись под камнем Шайтан. Расположен он был наклонно. От частых костров бок камня был закопчен. Раньше Шайтан служил местом религиозных обрядов, а в настоящее время иного культа – пристанищем местных пьяниц. Среди реализованной спиртной продукции Глаз нашел превосходный граненый стакан емкостью 150г. Тотчас вымыл его в реке и тотчас же мы с Рукой выпили по две рюмочки.

Наступил 1982 год. Умер Брежнем. Умер Редди, отравившись крысиным ядом. Оля перешла на третий курс и за 1600 рублей купила себе скрипку немецкого мастера Шнейдера, соврав родителям, что инструмент ей отдала отчисленная и вышедшая замуж за грузина подруга.

Наступило 14 часов. Прекратился дождь. Пришли Сашенька С Женей. Жене вакцину не укололи. Принесли из магазина покупки, в том числе и пиво, которое сразу же мы принялись пить.

Действовать решили дальше по принципу «авось пронесет».

Галина Ипполитовна была осанистой женщиной лет тридцати осьми в очках с очень интеллигентным лицом.

- Хрен вам, а не вакцина. У меня на ребенка есть только. Вам все равно не хватит. Вот поезжайте в Староуткинск и спросите, есть ли там вакцина.

Предлагали за деньги. За деньги не помогло.

- Клеща-то хоть сохранили?

- Нет, не сохранили.

- Ну что же вы не сохранили! Хоссподи! – Сирибро вы мое. Надоть было сохранить! Хоссподи! Царица небесная! – тяжело всплеснула увесистыми руками Галина Ипполитовна.

Промелькнули шумные перестроечные годы, надвинулись беспощадные девяностые. Олиной маме удалили правую грудь, умерла скандальная Олина бабушка, освободив, наконец, двухкомнатную квартиру на ВДНХ, Оля сделала второй аборт, ушла из оркестра преподавателем пения в гимназию.

Промелькнули километры пути. Шумные и незапоминающиеся, такие как и камни: Могильный, Еловый, Бычок, Леневский, Нотихинский, Свинки, Высокая Гора, Худой.

От села Чусовое до деревни Марьяново пили. Мертвая безрыбная река с мутной водой шла в лесу, неся ядовитую воду в Каму.
С пустой бутылкой долго не могли расстаться. Бросали ее как можно дальше, договаривались, кто будет подхватывать.
- Догнать, догнать ее! Сюда мне ее. Сюда!

И так много раз. Были еще другие развлечения. В русле много островов, затопленных кустов. Специально выбирали наиболее узкий проход с наиболее сильным течением и стремились туда попасть. Иногда для этого приходилось сильно смещаться поперек реки.

Всякие описатели пишут о какой-то белой лошади в своих описаниях. Вот и понимай, как хочешь. После очередного поворота реки показалась прямо стоящая в воде скульптура всадника. Ехал он навстречу течению. Монумент рассекал быстробегущую воду. Мимо истукана прошли очень быстро. Изваяние силуэтом выделялось в пасмурном небе. «Анкифию Демидову благодарные потомки». Анкифий Демидов был какой-то владелец и основатель здешних древних заводов в XVIII веке.

Пронесшийся в двух метрах от нас памятник начал отдаляться. Так вскоре въехали мы в деревню Мартьяново. Деревня как деревня. Старомодные черные срубы на российский манер. Какие-то туристы в очень красивых одеждах заканчивали собирать байдарки. Два тайменя двойки.

- Еще встретимся, - сказали они нам.

В пределах этой же деревни на воду спускала катамаран-четвертку красного цвета со скруглено-усеченными носами еще одна группа.

Представляю, что здесь творится в сезон. Пока мы были предоставлены сами себе. Чем ниже по течению, тем меньше населенных пунктов, но, на удивление, чаще попадались моторки.

Началась Мартьяновская дуга. Появилось новое развлечение. На прямых участках было видно, что за нами вышли  и красный катамаран и байдарки.

Грести! Грести! Блин! Гони!

Глаз был вне  себя от восторга.

Через несколько поворотов катамаран отстал, а расстояние между нами и байдарками, ко всеобщему удовольствию, не сокращалось. В шедшей позади группе мы видели зеленых еще новичков. Всем было ясно, что даже, если на Диджея Яся посадить самого Диджея Яся, а на таймень посадить Лениных подруг: Столовку и Таню Куприянчик, то все равно силы будут неравные.
Именных камней от деревни Мартьяново мы прошли 19 за сегодня. Все красавцы, все индивидуальны. Бегство от туристов прекратилось с возобновлением дождя. Набежало свинцовых туч и небо начало нас брать измором. Но мы продолжали двигаться вниз по течению.

Когда выносили катамаран на стоянку, спустило его уже основательно: один из баллонов был уже в неэррегированном состоянии.
Стоянка была слева, возле камня Илимского. Цвет темно-серый. В конце камня сохранились следы старой пристани: неправильный пятиугольник. Стены выложены из тесанных камней различной величины. За пристанью впадает речка Илим. Осталась пара венцов единственного сруба.

Здесь у Илимской пристани раньше строили суда и сплавляли вниз за 82 версты к Ослянской пристани, где и грузили продукцией гороблагодатских заводов. До пожара в 1939 году жило здесь в 400 домах около 3000 жителей. Но в сегодняшний непогожий день жили здесь мы одни. На поросшей ковровой травой Илимской пристани ставили палатки. Мне главное было не забыть, чтобы не рухнуть ночью, если выйду, в воду (от края палатки было метра полтора).

Когда занялись сумерки, вместо дождя пошел снег, это было лучше.

С Женечкой напилили сухостоя. Человек-Рука сварил ужин. Сегодня, к счастью, он был малоразговорчив. Вроде бывает неплохой. Если в мед подмешать дегтя, то и в чай не положишь и колеса не смажешь.

Ужинали стоя. Опять пили. Темно, под падающим с неба снегом на старой каменной пристани, у подножья камня Илимский среди открытых ветру травяных холмов под журчанье последних метров перед устьем реки Илим.

Снежинки таяли, садились на размякшие бока дремавшего у основания пристани Диджея Яся. Таков был медиум нашего похода.

 

7-й день, 6 мая. Воскресенье

«Про катамаран, таймени и пихтовый костер»

С утра погода солнечная. Сильный ветер. Разумеется, встречный. Пришлось даже переносить костер. Это сильно не спасало.
Опохмелялись. Женя жаловался на парестезии в руке. Решили, что это не клещевой энцефалит, а позиционный плексит. У меня было то же самое: то сам пьяный засну в неудобной позе, то Малая Леночка мне отлежит.

Собирали лагерь. Вещи, которые могут летать, придавливали камнями. Гонялись за летающими ковриками. Аленка убирала палатку, Глаз с Женей в это время бухали – коллеги.

- Ты, Лена, сама справишься?

- Справлюсь…

Очередной порыв ветра вырвал палатку из Лениных рук и скинул с пристани в реку. Она тотчас же набрала воды и я ее ели вытянул.

Покинули лагерь мы сегодня поздно. В то самое время, когда на горизонте показались байдарочники и красный катамаран.
- Греби! Греби! Бля! Гони! Обогнать, обогнать! Бля! Ставьте скорострельную мелкокалиберную пушку!

Но скорострельной мелкокалиберной пушки не было. Диджей Ясь, воровато виляя задом, пытался удрать. Ветер, который на Илимском плесе дует всегда навстречу, этому сильно мешал.

Красный катамаран через минут сорок исчез из виду. Исчез из виду навсегда. Но байдарки нас нагоняли.

- Бороться, черт, бороться!! – не унимался пьяный, вошедший в азарт Глаз, сильно налегая на чудовищный черемуховый черенок.

По обоим берегам шло множество камней: больших и не очень.

Перед деревней Сулем байдарки подошли совсем близко.

- Навались, навались!! В кусты пошли! В кусты!!

Диджей Ясь, виляя задом, воровато прошел между кустами. Пьяные гребцы и пьяная обезьяна пытались увлечь таймени за собой, считая, что те поверят, будто замысел какой-то оправданный. Пару раз поверили.

Но там оказались не новички. Выяснилось, что они даже на Катунь ходили. Просто спешить им было некуда.

Лодочки вальяжно обогнули малую кривизну левого поворота. Яся ветер вынес к большой и стал придерживать. Обошли.

- Ребята! Чего это вы по кустам прячетесь?

- Тренируемся! Повороты и смещения отрабатываем.

Спустя некоторое время мы их снова нагнали, после они ушли вперед, и мы их больше не видели. Подрейфовали вместе. Поговорили о том, о сем. Они обрадовали, что на Катунь на этом катамаране можно идти, только палубу убрать и  вчетвером. А сами из Перми. На Чусовой не впервые. Катаются на праздники. На Камском водохранилище большая волна.

Женечку, который ехал обезьяной, присутствие коллег совершенно не смущало, и он продолжал наливать. Глаз с граненым стаканом в руке продолжал расспросы про клещей, не закусывая, выпивал. Жаловался, что часто приходится подкачиваться.

- Да. Вам уже правый баллон нужно подкачать.

Намек на то, что разговор окончен.

Таймени скрылись, оставляя слабый кильватерный след. Скрылись для нас навсегда.

Остановились. Подкачивали баллоны. Снова бухали. Пили  под перекрещенными, стоявшими торчком, веслами. Они расцепились, и, едва был произнесен тост за Катунь, Сашенька получил по темени. Водка попала в дыхательные пути.

- Ну, за Диджея Яся!

- Давай! Наливай! Ура! За озеро Канозеро!

Моральный дух команды был исключительно высок. Вспомнили про гитару и шли самосплавом:

- И вновь продолжается бой!
И сердцу тревожно в груди,
И Ленин такой молодой,
И юный Октябрь впереди.
И-и Ле-е-нин та-а-кой МАЛАДОЙ
И-и юный актябарь впер-еди!!

-И-и вор-р-ан большекрылый
Над битвою кружит.

- Ленин-Ленин будет жить!
- Ленин-Ленин будет жить!
- Ленин-Ленин будет жить!
- Будет ЖИТЬ!!

- Победа коммунизма неизбежна!

- Ох, охуе, ох, ох у ели мы расстались,
Ох охуе, ох, ох уехал милый мой!
-Палец в жо.. Ах, палец в желтое колечко
Ах, заперде, ах запер девку навека!

- Пела лодочка теплой волне,
То погромче, то потише,
Может кто-нибудь услышит,
Извне?

Не надо мне пощады,
Не надо мне награды,
А дайте мне винтовку,
И д-дайте мне ка-а-ня.

Мединиститут – ГОВНО!!!
Мединиститут – ГОВНО!!!
Мединиститут – ГОВНО!!!

Моральный дух команды был исключительно высок. Шли самосплавом. Шли нашару. Запасы «Главпродукта» истощались.

- Ребята, перестаньте пить!

- Ай, Лена, ну мы отдыхаем. Ну…

- Хе-хе-хе-хе, а кагда мы будзем гырябаць? Эхе-хе-хе-хе-хе-хе.

Гитарист раскачивался как на шарнирах и не падал в воду лишь случайно.

Вокальные упражнения продолжались до камня Афонины Брови.

По преданию у одного из сплавщиков были очень густые черные брови (как у Брежнева). Афониными Бровями и были названы эти наклоненные в разные стороны камни, разделенные по середине логом с березовым лесом.

Остаток дня двигались на веслах быстро. И лесом, и кустами, и вдоль стен камней. Из-за ветра случалось так, что грести приходилось только Глазу. Рука сачковал. Стоило ему чуть-чуть поддать и я уже не справлялся.

- Хе-хе-хе-хе-хе-хе-хе. А я почти не гырябаю. Хе-хе-хе-хе

- А ты мне  все сказал?

- Товарищ Сталин, сегодня какая-то сволочь, не иначе как из министерства, позвонил в американское посольство и сказал, что он собирается передать чертежи…. По атомной бомбе….

- !!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

- Кто этот иуда!?

- Ищем, товарищ Сталин. Как только найдем, так сразу же и расстреляем! Пф-пф.

!! – Да, мала, мала его расстрелять!!

- Повесим, товарищ Сталин!

- И повесить мала. На скавародку его, и чтобы корчился, как в аду. Иу-да!! Прэдатель! От, иуда! Прэдатель!..

- Иуда!... Прэдатель!..

На короткое время в тот вечер из-за облаков выглянуло солнце. Не согревало, но хотя бы радовало лучиком. Затопленные вербы и ивы на течении помахивали нам прутиками. На голых, без листьев прутиках висели ароматные запеканки из спрессованной травы. В мутной воде отражалось небо. Кое-где в лесу еще лежал снег, серый, рваными клочьями. Очень много птиц. Мы пугали худосочных по весне уток, над рекой летали хищники, в лессу было немеренно всякой мелочи, типа скворцов, дроздов. Особенно по утрам, как только становилось светло, начинали возмущенно горланить вороны.

Деревня Усть-Утка. Сашенька жужжал генератором для мобильного телефона. Нигде не было связи. Бедная Леночка не могла позвонить, хотя купила в Первоуральске карточку.

- Ребята, а вам нужно именно Beeline?

- Да, именно Beeline!

Глухо. Нет связи, и не было.

- Глаз, а почему ты сказал купить нам именно Beeline?

- А черт его знает…

Просто Глаз знал всего две российские компании мобильной связи: Beeline и МТС. У первой, просто, был более запоминающийся бренд.

В тот день остановились мы на повороте между камнями Дождевой и Голубой. Место заметили поздно: с середины реки вышли к берегу и, навалившись, возвращались, подминая тростинки вербных кустов.

Скамейки, навес, столы. Кострище тоже под навесом. Даты, имена, стихи вырезаны на древесине. Кто-то приделал старинное колесо от телеги. Стоянка сильная. К воде вырыты ступеньки. Горка, склон, смешанный лес. Глаз занялся бутылками и березовым соком. Пилили дрова. Пихта. Стемнело. Ужинали. Глаз тряс последней водочной бутылкой. Аудитория забеспокоилась.

- А где сможем взять?

- Кын.

- А там есть?

- Должно быть.

- А сколько километров отсюда?

- Где-то 60.

- Ой бля, как думаете, продержимся?

- Должны продержаться.

- Да, продержимся. Куда мы денемся?

- Хе-хе-хе-хе-хе-хе-хе-хе. Это надо гырябаць… Хе-хе-хе-хе-хе. За завтра не захерачым. Эхе-хе-хе-хе-хе-хе

Все, что сказано сегодня и сейчас, никогда уже нельзя будет изменить.

Все, кто попробовал хоть раз костер из пихты, уже не смогут его забыть. Стрельба не прекращалась ни на секунду. Дрова посылали в горящий воздух все новые и новые снопы искр. Я про это знал, но забыл. Сейчас только вспомнил.
Ночной костер всех завораживал и был, как никогда, искрист, лучист, весел. Многое нам еще предстояло увидеть впереди.

 

8-й день, 7 мая. Понедельник

«Девственный Кологривский лес»

Много еще предстояло нам увидеть впереди. Диджей Ясь продолжал свой путь по реке. Желтая сумка была почти пуста: пили, ели – вещей стало меньше.

Камень Омутной начал плеяду самых красивых и высоких на реке. Высота 70 метров. По преданию, камень зовется оттого, что река около него очень глубока. Омутной постепенно снижается. За ним особняком выделяется камень Зубец, напоминающий рыцаря в шлеме.

Из именных 165-й от турбазы – Дыроватый – умопомрачительная 80-метровая стена с пещерами, куда лазят скалолазы. Пещеры описаны, там хитрая система гротов.  Пишут, что на стенках гротов имеются причудливые потеки, которые заканчивались раньше сталактитами. В настоящее время сталактиты развезены в качестве реликвий и сувениров туристами.

Камни все неповторимы. 70-метровый Олений. По преданию, с него упал загнанный охотниками олень.

Красный камень Собачий. Камень Синий, Конек (после деревни Еква).

Деревня Еква была совершенно малообитаема. Дома выглядели запустело. Магазин был бы здесь нелогичен. Мы не стали даже на берег выходить. Не выдержав, открыли даже баночку икры (была еще одна). Водки не было. Оставалось еще 48 километров.

- Хе-хе-хе-хе-хе-хе-хе-хе. Завтра утром захерачым. Хе-хе-хе-хе-хе. Можна сильна не гырябаць. Хе-хе-хе-хе-хе-хе.

Помоги нам, аллах,
Добрести до воды.
И не воет в ночи,
Даже старый шакал.
Как дойти до кишлак,
Подскажи аксакал.
Помоги нам, аллах,
Наш небесный отец.
Ты спаси мусульман,
Без тебя нам пиздец.

Подкачивали катамаран возле камня Писанный. Камень назван в честь рождения сына Акинфия Демидова. В камне есть пещера, правее и выше пещеры на плоскости стены высечен крест 2,15м х 1,55 х 0,22м (но мы не заметили).

Против него на другом берегу (там мы и зачалили) поставлен крест с надписью:  «1724 года сентября 8 дня на сем месте родился у статского действительного советника Акинфия Никитича Демидова, что тогда был дворянином, сын Никита, статский советник и кавалер святого Станислава, - поставлен этот крест по желанию его 1779 года мая 31 числа.» 2,6 м (с постаментом), 1,65 без х 0,93м.

Раскачанный воздухом Диджей Ясь уходил за правый поворот. Показался камень Столбы. В каждом новом ракурсе из столбов возникают все новые, разнообразные образы. Высота 20-50 метров.  Дрейфуя и проходя мимо мы рассматривали это восхитительное творение природы.

- Охренеть можно, правда?

- Охренеть можно.

Камней было еще много, река катилась быстро, и уклон наблюдался визуально. Сашенька раскачивался как на шарнирах. Следующий из сильнейших камней – Дужной.

Косая струя от Сплавщика подносит к нему. Дужной похож на пирамиду. Пласты пород, сжатые во время горообразования, представляют собой огромные дуги, достигающие в апогее 60 метров. Белые и красноватые, они, чередуясь, создают неповторимый ритм.

За первым массивом идет игла, за ней скала с более спокойной линией дуги.

Уже почти распогодилось и вечерело. Впереди по ходу движения возникал второй по величине камень Ростун – 98 метров. Камень сам по себе оранжевый. Сосны и ели, как игрушечные облепили громадину камня.  Пишут, что от стекающего ручья на вершину идет тропа.

Но, во-первых, ручьев стекало по весенней поре много, во-вторых, не всегда нормально пишут. Но на камень решили подняться.
Девочка Леночка вела себя, как девочка, попавшая в поход и как девочка на восьмой день похода.

- Там ручей! Нет, там! Все, здесь. Почему вы не зачаливаете?! Ведь там же был ручей!

Камень стоял отвесно сверху и под углом градусов 70 ближе к основанию. Решили подниматься от устья реки Серебряной.

Камень Ростун отнял у Леночки путевку на гору Народная.

Женю оставили. Никакой тропы не было. Более того, лес был сгоревшим, подъем был загроможден поваленными деревьями, цепко за одежду хватался густой малинник. Сразу стало жарко.

Малая расклеилась, стала ныть, я пожалел, что ее взял и не отправил назад только потому, что не найдет катамаран.

- … У меня из носа кровь сейчас пойдет!..

- А твоя подруга Столовка бы поднялась?

- Столовка бы не поднялась.

- Если бы наверху поставили отдел ЗАГС, она бы бегом через малинник туда забежала.

Мы наверху. Лента реки. Какой-то домик на берегу. Лесные рельефные дали. Мы нафотографировали отличные кадры. Где-то далеко стоял привязанный к вербе Диджей Ясь, но его можно было разглядеть.

Назад спускались почти тем же путем. Чем ниже, тем сумрачнее становился лес. На березах сидели внушительные трутовики.

- Сашенька, скажи, что это девственный Кологривский Лес.

- А это девственный Кологривский Лес.

Такой лес есть в Костромской области. Его не трогают, как объект научных исследований.

Пришли к реке. Но это была меньше – не Чусовая, а Серебряная. Катамаран стоял в устье.

Когда в 1581 году атаман Ермак на стругах пытался попасть за Урал, он поднимался именно по Чусовой и Серебряной. Перевалив за хребет, он плыл по Баранче и Тагилу (на плотах, струги пришлось бросить).

Зачем-то разожгли костер. Не затушили, но сыро.

Из-за вербных деревьев поднимался и глядел нам вслед, вслед уходящему катамарану, полупрозрачный нестойкий дым, именно такой, как это бывает вечером.

Домик, который мы видели с камня. Баня (не работала). Лагерем становиться не стали: плохо с дровами и выглядит, как бомжатник.
Стоянку с навесом нашли дальше, против камня Юрта на резком правом повороте. Заход был крут, тропинка траншейного типа. Диджея Яся вынесли с трудом в стиле: а вот если дядя Митяй потянет бричку с того края, а дядя Миняй с этого, а еще дядя Митяй подтолкнет, а если и дядя Миняй приподнимет…

Снега в лесу уже не было совсем мало – обильно усыпанный иголками и гранулированный – его приходилось собирать кружкой. Глаз подковывал березки для сока.

Когда все было переделано, словил себя на мысли, что копаюсь в мусорке. А такая здесь была. Стемнело. Мы немного почаевничали, Сашенька спел пару песен под гитару, на которой фанера предательски стала коробиться, и разошлись.

Так завершилась первая часть похода Кронштадтский Ад.

 

Просмотреть увеличенную карту

 

Алексей Глазков. 25 июля 2007 г.