Место вынужденной остановки на ночлег с наступлением темноты оказалось готическое и тревожное. Луна почти полная только лишь со слегка выщербленным краем-сегментом излучала сильный свет, освещела нетронутый леспромхозом забуреломленный лес с гигантскими комлями хвойных деревьев, с кривыми уродливыми ветвями и ведьмиными метлами. Воздух был неподвижен, полный штиль. Температура что-то около нуля. Снег лежал еще сплошным ковром и только лишь были отдельные на открытых и освещаемых солнцем местах проталины. Подпертый ледовым затором Вижай поднялся почти на метр и угрожал даже впоследствии затопить этот лес. Наш костер был уже у самого уреза воды. Бежавшая подо льдом вода издавала тихий шелест. Льдины зло поблестывали лунными бликами. Монотонно и не громко издавала голос какая-то проснувшаяся ночная птичка. Раз в полчаса затор оживал. Раздаваллся глухой зловещий треск. Вся эта масса шурша приходила в движение. Льдины дыбились, тонули. Трескались, наезжали обна на другую. Река приносила все новые, которые прижимались к затору и напрессовывались. Наиболее жутким было, когда, словно живые, они ползли вне воды по траве берега, обреченные на гибель, как все равно движымые отчаянием. Мы сидели на берегу у костра, как в партере, и каждый впервые наблюдали, это зрелище, преисполненное мрачного величия.
- Отойди, с ног чтоб не сбило.
- Должно пойти дело. К утру дай Бог лед растащит.
- Наверное пробьет затор.
Семь месяцев прошло с прошлого похода. Я старался под конец крепиться, но меня уже срочно требовалось куда-нибудь отправить на «лечение». Особенно последнюю неделю я уже начал кидаться на людей. В последний рабочий день коллеги мне устроили достойнейшую отходную с пикантным набором неприятностей и подстав. На вокзал ехал в разъяренном состоянии. Тут требуются специальные методы терапии – поездка на воды. Реки Среднего Урала были расценены, как подходящие для прохождения реабилитационного курса.
Неужели это на пару недель закончилось!
Ходили в поход почти тем же составом, что и в прошлом году на Мсту. Только Волосачз и Паленый были заменены на Славу-Электрика.
Катамаран-четверка «Рунтя»
1. Глаз – руководитель группы, казначей, корреспондент
2. Желтый Дима – зам. руководителя, транспортно-логистический инспектор
3. Красочко Витолина – участник
4. Руся – матрос, алкогольный инспетор
Катамаран двойка «Дец,л»
1. Максим-Летчик-Пенсионерм – фотограф
2. Слава-Электрик – фотограф, электрик
Байдарка-форзейль Свирь 2Н «Инопланетянин»
1. Сонька (Соньё) – вокал, звукооператор, ремонтник, врач
Часть 1 «Ледяной Вижай»
24 апреля
Проводы, сэндвичи в поезде, игра в лото, потекший радиатор, лавочки, алкогольный и логистический инспектор.
На вокзал я ехал в разъяренном состоянии. Встречались за час до отправления поезда в традиционном месте на улице Дружная возле ветаптеки рядом с бетонными блоками. Проводы проходили как обычно с большой помпой. Пришло порядка двадцати человек с традиционными магарычами. Как и в походе на реку Мста для сбора подарков использовали синий гермомешок емкостью в восемьдесят литров. Тогда мешок заполнили примерно на половину. Теперь презенты имели внушительный волюм – гермомешок был совершенно полон. Поход этот обещался проходить по-Глазовски (состав тоже был подобран соответствующий), а значит с обильными возлияниями. Для учета и распределения продукции был выделен отдельный алкогольный инспектор в лице Руси. Было предположено, что новоая должность ему подойдет как нельзя лучше. Для солидности и атрибутики даже был приобретен старинный кожаный двухсекционный портфель.
Вещей визуально оказалось гораздо больше предполагаемого. К поезду байдарку Соньки кто-то даже вез поперек велосипеда. Заходящее солне заглядывало под пандус вокзала.
Поезд тронулся. Провожающие остались. Только Токарь бежал за вагоном и размахивал руками, пока не врезался в столб.
Провожаемые, то есть мы, были в возбужденном состоянии. Опытная проводница свиной комплекции заподозрила неладное: бегло оценила явно превышаемый допустимый объем багаж, да и то, что наверняка прилагается к отбивным и фруктикам на столе у туристических пассажиров.
Дружба с проводницей наладилась очень быстро. Мы охотно купили предложенные сендвичи (им, проводникам, по плану требуется продать пассажиром определнное количество чего-нибудь). Вагоновожатая сделалась позднее первым другом туристов: Глаз деликатно подсунул чаевые.
Отъезд требовалось как следует замочить. В гермомешок мы старались не смотреть. Просто засовывали руку, что вытащишь.
- Это игра в лото! – Руссианов был в прекрасном расположении духа. Перекладывал в кожаный портфель. Наливал из портфеля. А после снова было лото.
- А эти что едут до Караганды? – тревожились по соседству пассжиры.
Поезд кстати шел до Караганды.
- Нет, эти только до Орши, - успокоила их проводница.
Орлы идут в поход
Максим-Летчик-Пенсионер встретил нас с бусом и широченной улыбкой. Все вещи рисковали в машину не вместиться, теперь благо был и прицеп типа Зубренок. Дополнительно Максим изготовил новые лавочки, упразднил стол. Появился «шифаньер» из фанеры, также не то табурет, не то трон с крепкими ножками из еловых круглячков.
Глаз предварительно согласовал с Пенсионером, что будут в дополнение к нему еще двое водителей – Слава-Электрик и Петруха (ездят за рулем почти каждый день, могут ехать долго). Но теперь для Максима стало очевидно, что на сегодня водитель он увы единственный.
Грузились бодро, весело матерились.
- Руся ты что делаешь!?
- А куда я здесь пойду?
- Ну, вот,а мы подумали, что радиатор это потек.
Логистикой похода занимался Петруха. Глаз раньше на себя брал совершенно всё, но в последнее время научился распределять фронт работ. На завтра была запланирована экскурсия в музей под открытым небом Черноусово.
25 апреля
Святой источник, экскурсия в Черноусово, мусорный ветер, небо Аустерлица, дорога в обход Москвы
В поездках Глаз обожает изобретать заезды куда-либо подспутно. Как-то придкмал полевыми дорогами выехать на Куликово Поле, потом на Михайловский рудник (Курская магнитная аномалия), теперь мы собирались в музей под открытым небом советского автопрома «Черноусово». Про существование музея Глаз узнал случайным образом. Идея понравилась своей нетривиальностью. Тем более, что музей этот в Тульской области оказался почти по пути.
Было погожее весеннее утро в российской глубинки. Поля впечатляли своим размахом, простором и одичалостью. За рулем ехал теперь уже Петруха. Музей нашли не с первого раза. Сначала проселок закончился тупиком среди посеревшей прошлогодней ржаной стерни. Обнаружилось наличие святого источника. Туда бросили несколько монет.
Более трех сотен экспонатов стояли в чистом поле при довольно запустевшем хуторе. Свой экспонат мы припарковали среди других почти таких же экспонатов в непосредственном соседстве возле ментовского автозака на базе ГАЗ 51.
Больше машин было легковых – москвичи, в том числе и гоночные и экспортные праворульные, жигули, запорожцы, позднее мы добрались до ЗИЛов, Чаек, ЗИСов, ЗИМов. Почти везде были двигателя, но не аккумуляторы. Техническое состояние машин было тождественно слову рухлядь. Музей и хозяин музея у коллекционеров вызывает в интернете самые агрессивные нападки, дескать такие уникальные и ценные для коллекционеров раритеты продолжают ржаветь и превращаться в металлическую ветошь под открытым небом.
Экскурсия сразу имела хаотичный характер. Началась фотосессия. Витолина забралась в витолюровый салон одной из Побед. Мы с Желтым охотно открывали капоты, делали беспардонные замечания. День был солнечный и ветренный. Мусорный ветер приносил с юго-восточной стороны дым дальнего пожарища.
Хозяин музея появился не сразу. Это и был Краинец М. Ю. – бывший гонщик на Москвиче АЗЛК, продавший квартиру в Москве и переехавший сюда. Председатель местноой власти сказал: «Бери земли сколько сможешь ухаживать». Вот он и взял под автопром. Машины он собирает с 88 года. Ежегодно весною в Тульской области актуальна проблема кострового пала прошлогодней травы. Как-то траву не выкосили, огонь уничтожил (или добил) часть экспонатов. Со слов М.Ю. выходило, что всё это он собирается восстанавливать. Мы с грусной очевидностью осознавали несоответствие возможностей и желания предворить в жизнь хотя бы и небольшую этого толику.
Экскурсируемые пребывали в состоянии сильного похмелья, однако были очень пытливы и внимательны. Так добрались мы до Чаек, ЗИЛов и прочих правительствнных машин. Красинец принес какую-то очень редкую и ценную сердцевину от руля Чайки которую хранит отдельно и вставил на место. Нас привлекла компоновка под капотом и особенно восьмицилиндровые V-образные двигателя.
- Ух, ты!
- А где же Сонька? - спохватился кто-то.
- Последний раз его видели около Побед.
- Наверное он прилег на травку и уснул.
«Что это? я падаю! у меня ноги подкашиваются», — подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась экскурсия. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба, — высокого неба, не ясного, но все-таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я шел, — подумал Сонька, — совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, что узнал его наконец. Да! все пустое, все обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!..»
Сонька был обнаружен блаженно отдыхавшим возле Побед.
Экскурсия закрепилась распитием стременной с Красинцом М.Ю. на крыле развалюхи старой Mazda –ГАЗ 51. Глаз был очень вежлив и не допускал никакой фамильярности и экспрессии.
День прошел в дороге. Детали её описывать решительно нет смысла, дабы не утомлять читателя и не перегружать отчет рутиной.
26 апреля
М7, кучерявый Сонька, тархун, необыкновенное приключение на обочине, милицейский жезл, каста водителей
Бус начал оживать под утро чернобыльской трагедии. Мы продолжали движение по М7. Мотор работал устойчиво и с маслянистым сопением. Мы проезжали Оку, Волгу. Мы проезжали Нижний Новгород, вроде даже по городу. Потом останавливались поесть, ну, это, в придорожном кафе. В луже подле кафе был ледик. Холодное бездонное небо, какое-то бесконечное поле, мерзлая земля... И чем дальше, тем больше попадающиеся лоскуты снега – вселяли неуверенность.
В кафе поели весьма сытно. В том числе традиционной солянки, какой-то слоеной картошки с фаршем. Еще запомнился тархун. Причем не ядовитая эссенция, в оновном теперь попадающаяся, а настоящи «советский» со вкусом детства.
Сонька интересовался есть ли в кафе полотенце.
- Сонька, а зачем тебе полотенце? – недоумевали мы.
- Голову вот хотел помыть.
- Сонька у нас самый кучерявый. - заметил Руся.
На раме катамарана желательна палуба. В России вдоль дорог деревянного хлама столько, что тянуть с собой доски нецелесообразно.
Участники автопробега были предварительно проинструктированы на счет досок. Мы припарковались на обочине. Сонька, мерно шаркая пилой отпиливал нужной длинны брусочки. Летчик складывал их по диагонали в Зубренок, остальные отрывали ото льда пыльные хлыстины, между которыми уже бежали ручейки, и стаскивали к прицепу.
В темноте нас остановил жезл. Его обладатель решил заглянуть в салон и удостовериться, сколько там проезжает пассажиров. Как обычно пассажиры находились в состоянии алкогольного опьянения.
- Вы извините нас, что не совсем в форме, - сожалелел Глаз.
- А, туристы, ну тогда всё понятно.
Палыч изобрел поделить нашу группу на две касы, алкоголиков и водителей. Последняя якобы должна считаться неприкасаемой. С этим положением вроде сразу согласились. Но Сонька забыл и выдавил Палыча с верхней полки.
В такт езде слегка покачивался вымпел «Магадан.бай»
27 апреля
Панорама Чусового, металлургические производства, зимние этюды, Европа-Азия, в Медведково, Захаренко, мы едем на Вижай, заячие петли Соньки, Славина Лужа
В день рождения Смирнова про Смирнова забыли. Тогда мы уже начинали путаться в датах, а в дни недели не вникали и вовсе. Отшиб заправки, где припарковался наш бус был на горке и позволял наблюдать сногсшибательную панораму. Все обитатели дрыхли, как сурки. Вита через лобовое стекло встречала рассвет. Неладное почуялось еще в утренних сумерках – на дворе зима.
Выдержка из информационного письма. Разосланного участникам.
«Специфика похода
Маршрут довольно непредсказуем. Предварительно настроиться на сюрпризы, поскольку в этом году на Урале зима была затяжная, морозная и снежная. Ожидается много воды. Рассчитывать на погоду на всякий случай самую отвратительную! Из личного снаряжения и аксессуаров рекомендован гермомешок примерно на сто литров. Высокие резиновые сапоги. Спасжилет обязателен (ибо сапоги и много одежды).
Нахождение в дороге и на маршруте в нетрезвом виде допустимо до той степени и тех пор, пока это еще не влияет на сам поход и движение. За разведение Руссияновщины участник будет определен в Уголок Шалуна на полгода.
Все рекомендации, рацпредложения, советы Организационная Коллегия принимает только после похода".
Взошедшее солнце освело окрестности Чусового : что может быть мрачнее индустриального пейзажа особенно с металлургическим профилем. Трубы, дымы, сооружения, подъемники. Когда это стаффаж какого-либо пейзажа, не вызывает сильных ощущений. Но тут было только это – нет ничего более обезображивающего чем металлургические производства. Чусовой коптил дымами, лязгал вагонами, зловеще подмигиывал огнями прожекторов. Все шумы сливались в монотонный гул, не то звук. Настолько утробный, словно он исходил из какой-то бездны:
- М-м-м-м-м-м-м.
Не то что на листочек, не было намека даже на набухшую почку.
- Глаз, ты куда нас привез!
- А что такое?
- Ты что охренел? Здесь же больше метра сугробы!
Глаз пришел в неописуемый восторг:
- Помилуйте! Так вот их то мы иищем!
С нашими зимами по-европейси снег скоро станет экзотикой.
- Глаз, когда ты написал про резиновые сапоги, я думала, что это не обязатльно, - удивилась Витолина.
- Сапоги это обязательно.
Напоминаю, что сплавляться мы собирались по реке Вильва. Место стапеля – какой-то поселок Нововильвенский. Логистический Инспектор на всякий случай проконсультировался у гаишника, ехать туда лучше по короткой дороге или по длинной через какое-то Медведково. Ответ был безальтернативный: короткой дороги нет.
- Но она же на карте есть, - удивился Специалист по Логистике.
- Не знаю как на карте, но её нет.
Поехали тогда по длинной. До Горнозаводска дело шло хорошо. До Теплой Горы даже шло хорошо. Но дальше машину стало основательно колбасить. Вокруг лес совершенно дремучий. Дорога гравийная с протаявшими колеями. Знак Европа\Азия был исполнен на этой дороге исключительно примитивно. Вышли для фотосесии. Руся метался от одного сугроба к другому. Вечно пьяный. Разбитной и беспечный был он теперь сильно сосредоточен:
- ???
- Вы хотите, чтобы я обосрался!
- Так иди в кусты.
- Как я до них дойду?
Слава, как наиболее рассудительный и находчивый среди нас решил вопрос:
- Так, а садись прямо на дороге за прицепом.
Медведково выглядело небольшим поселком несколько забытым Богом да и администрацией тоже. Дома здесь распологались довольно хаотично. Обилие дров и топящихся печей шло сильно в разрез с байдарками, катамаранами, веслами и резиновыми сапогами.
Местные жители очень удивились, дескать, какая Вильва и Нововильвенский, там еще зима. Да и живет там всего пару человек. Они жители сами оттуда переехали. Нечего там делать.
- Можно ли проехать?
- Может и можно. Кто его знает.
Мы уныло плелись на ветру к мосту. Нужная дорога от моста долгим заснеженым тягуном уходила в гору.
- Ну, что они говорят. Вот же река открыта (Койва), - Глаз был довольно удрученный.
- Да они сами не знают что говорят, - согласился Слава-Электрик.
Мы пошли к крайнему дому. Там было два батона. Один чинился, другой – мышиного цвета, визуально выглядел на ходу. Из дома вышла женщина. Была она сильно изношенная и скорее всего моложе того, на сколько визуально тянула. Челюсть была очень испорчена пародонтитом.
- Пока машина не на ходу.
Мы были уже в курсе, что в Нововильвенском живет какой-то человек, не то Захар, не то Захаров, или Захаренко, или вообще Захарченко, что у этого Захаренки есть машина, которая может нас забрать. Короче, тетка пошла ему звонить. Результат был неожиданным.
- Он (Захаренко) говорит, что стоит река.
- А когда она это Вильва открывается?
- К девятому мая откроется точно. А если раньше, то не знаю.
- Ух, ты!
- Что-то, Глаз, ты фигню какую-то придумал.
- Ладно, Вижай еще есть. Вот на него мы и поедем.
Название звучало солидно и обнадеживающе. Снова пришлось трястись по колдобинам дороги.
В поселок Сараны прибыли сильно под вечер. Подъезды к поселку выглядели сурово. Лифты-подъемники свидетельствовали о шахтерском профиле поселка.
Отвалы спрессованного снега по обочинам дороги впечатляли. Но самое главное, что мы увидели открытую воду реки. Вода была чистая, водоносность Вижая худосочна. Оказывается еще толком ничего не тает.
Сойдя с дороги мы сразу утопли в сугробах. Возникла сильная одышка. Сонька пошел к берегу какими-то заячьими петлями. Ходьба была совсем непродуктиной и требовала много сил. В итоге пополз.
Остановилась машина. Вышла бабушка. Допросила нас полуофициально. Быстрее всего занимает здесь какую-то должность. Предупредила, что река это серьезно, чтобы мы не озоровали.
Максим-Летчик-Пенсионер сильно настаивал на ночевке в бусе. Мы не стали возражать, но бус уже нам надоел, стали разбивать лагерь. Как раз при дороге была нужная проталина.
Начали таскать вещи. Тотчас Слава упал почти по поясм в лужу. Поляна имела существенный недостаток – много битого стекла.
Летчик-Пенсионер укатил с бусом в Чусовой. Вернулся уже в темноте на такси.
28 апреля
Сборка катамаранов и байдарок, старик Палыч, руссияновщина и бабушкины очки, кристаллы уваровита, химик, баня, гость-мотоциклист
Луна и звезды обещали отсутствие осадков. Землю сковал слабый мороз. Я расстелился на улице. Ночью стал замерзать нос. Пришлось в спальник залезть с головой. С рассветом я не сразу сообразил, где всё-таки нахожусь. Оказалось, что в походе.
Солнце быстро поднялось из-за елей и начало ощутимо согревать и неистово светить из бездонно-безоблачного неба.
Катамараны собирать отчего-то менее всего хотелось. Сонька на сей раз кое-как разложил свою байдарку, и его сначала не было видно. Из апертуры шкуры торчали филейные части, а остальной, верхний Сонька сочленовывал детали внутри байдарки.
К катамаранам приступили с Желтым. Остальным катамаранщикам это было менее всего нужно. Пенсионер и Руся даже сговорились саботировать работу. Её можно было и не саботироать. Дело и без того шло, как мокрое горит.
- Что же вы наделали! Зачем лавочки сожгли? – к нам приперся старенький, плотный и загорелый дедушка с глубоко врезанными складками, крупными чертами лица. Он был похож на Армена Джигарханяна, но только без усов.
- Не сжигали мы лавочек. Видите, что хворост жжем.
Дедушка смягчился. Ему очень хотелось поговорить. Более того в Саранах про белорусов были уже в курсе. Для Пермского края белорусы это экзотика. Как и везде, будь то Магадан, Грузия, Украина или Кольский полуостров, белорусы в фаворе, но особенно котируется Батька. Теперь про него тоже не забыли. Диалог постепенно перекатился на Украину и вернулся наконец в Сараны.
Здесь действующий рудник. И ценный он тем, что как нигде богатая хромитовая руда. Рудник рентабельный. Кто хозяин не ясно, поскольку предыдущий владелец его проиграл в карты.
- А баня в Саранах есть? – оживился Пенсионер.
- Баня была, но захирела, там теперь коммерсанты.
Старика тоже, кстати, звали Палыч. Палыч вспомнил, что баня есть у него самого и пошел топить.
Дело шло ни шатко ни валко. Мы уныло нарезали резинки и связывали раму. Резика выскочила из рук Глаза. Рука попала в глаз Палычу. Сонька на сей раз собрал свою байдарку неожиданно быстро. Потом забраковал, как мы связали катамаран двойку, и успел даже пока не напился её переделать. Потом в шляпе-ковбойке, серой майке и крапчатых штанах он удивительно гармонично, как залегший на позиции снайпер, сливался лежа с полянкой и никак не демонстрировал свое присутствие.
От Руси сразу не было никакого толку. Он просто разводил руссияновщину, но первое время она была демократичной. Далее по мере возрастания промилле в крови вектор вклада Руси в общее дело становился всё более отрицательным. Руся заревел. Его требовалось срочно куда-то сбыть. Руся доставляет Секте много хлопот, но хорош, когда требуется решить сложную художественную задачу.
Приезд на Урал, обнаружение здесь такого обилия снега вскрыло сильный огрех подготовки - забыли солнцезащитные очки (Глаз, Желтый и еще кто-то). Солнце светило беспощадно.
- Попалим, Палыч, сетчатку. Но Руся может добыть.
Добыть солнцезащитные очки в Саранах – шансы на успех были невелики. Даже Руся не сразу согласился.
- Послушай, добудешь очки, простим тебе Руссияновщину. А заодно и сапоги себе посмотришь.
Руся отбыл со спецзаданием. Для надежности в сопровождении Витолины. Через полтора часа вернулись с резиновыми сапогами, майонезом, минералкой, селедкой, туалетной бумагой и – четырьмя парами солнцезащитных очков!
Поиск очков поначалу был безрезультатным.
- Какие очки, у вас что, плохое зрение, - удивлялись местные жители, - Вам нужна специализированная аптека, но до нее километров сто.
Не найдя что нужно в магазинах пришлось идти на рынок. Там продавали тряпье, сковородки, мочалочки, платочки и ершики для унитазов. Руся сразу же заметил, что продавцы в палатках на рынке – в очках! Покупал прямо снимая с людей. (!!!) Цену Руся установил – все по сто рублей. Одни очки решили взять про запас. Неожиданно подъехала машина. Из машины вышла бабушка. И тоже в очках.
- Вот эти для Глаза как раз подойдут! - вошла в раж от успеха Витолина.
Руся охотно согласился и приобрел специально для Глаза бабушкины очки. Цена красная – тоже сто рублей.
В лагере Пенсионер расхаживал в свитере и был в самом наилучшем расположении духа. Больше всего нам понравился рассказ, как они с сыном решили на новый год бросить петарду в унитаз. Эффект превзошел все ожидания: около недели жили без унитаза. Подобные шалости за Пенсионером доднесь мы себе даже не могли представить. Далее он смастерил картофельную пушку…
Катамараны все продолжали собираться. Пришел местный хмырь с камнями. На камнях были кристаллы светло-зеленого цвета.
- Это уваровит.
Дома уже в википедии я выяснил, что это разновидность граната. А зеленый цвет обусловлен примесью хрома. Что в хромовых рудах он как раз таки только и встречается. И что для коллекционеров представляет исключительный интерес.
Когда-то Глаз в детстве собирал минералы, теперь же к делу этому охладел, и теперь осталось только раздражение, что в лагерь ходят ханыри.
По-моему стартовой ценой были пятьсот рублей. Сбили до ста пятидесяти. Неожиданно вскочил Петруха:
- Да что ты мне рассказываешь, я же химик.
Когда человек ушел, мы заинтересовались, с каких пор Петруха вдруг стал химиком.
Палыч в итоге наподдал так сильно, что спал сидя под деревом. Наконец все они пошли в баню к Палычу (не нашему, а тот, что дедушка). Глаз остался сторожить лагерь. Катамараны были собраны. К тому времени, кажется, Пенсионер принес еще бесхозных еловых брусков. Нужную пилу я не нашел и резал дрова мелкозубой ножовкой.
Банщики пришли довольные и гораздо трезвее, чем уходили. Статус-кво за ужином был стремительно восстановлен. Только мы собрались идти спать, послышался рокот мотоцикла. Мотоцикл был марки «Минск».
- Задолбали эти гости! – негодовал Глаз.
Гость был наших или чуть моложе лет. Нетрезвый и еще с пивом. Был он доброжелателен. Рассказывал в основном про жизнь здесь, но больше про жизнь хромитового рудника. Минут через сорок мы заявили, что нужно идти спать. Парень пошел к мотоциклу.
- Не иди по луже. Там глубоко.
Человек не послушался и ввалился по самые не хочу.
- Ну, теперь точно домой поедет и уже сегодня по крайней мере не придет, - обрадовались мы.
Светила луна и мерцали звезды, занимался небольшой мороз.
29 апреля
Вялые сборы, два Палыча, недостаточность воды, стремный мост, ледовые заторы, приключение Соньки подле берега, человечина, партер.
Как и вчера, строго сияло солнце. Снег искрился и отражал мириады квантов. Но теперь мы были в очках. Стоять в снегу в резиновых сапогах холодно, но сверху можно было ходить в одной майке. С Палычем время пока держал наст упустили (это еще до солнца). К реке теперь тянули катамаран на веревке, утопая глубже колена и с одышкой. То там, то там бежали веселые ручейки. Лагерьные сборы были вялые.
Пришел вчерашний старик Палыч со стариковской дородностью и неспешностью. Он охотно делился страницами соей биографии. Проработал много лет на шахте. Теперь заслуженный пенсионер. В свои 77 лет где-то выступает и даже бегает марафоны. Выяснили, что один сын его умер – разорвалась аневризма аорты. Палыч с удовольствием сопроводил нас на берег, присутствовал при не очень организованном отходе. Руся ухудшился, сразу были Кентерберийские рассказы, которые перешли в опостылевшею руссияновщину.
Недостаток воды в Вижае был очевиден. Прозрачный поток шелестел в ледяных и снежных крутых берегах, поросших могучим лесом. Из воды или торчали валуны или были они обливными камнями.
Мы часто цепляли, получали под зад или просто проволакивались шкуродером. Вите сразу нравилось.
- Нет это абы что. Нам сантиметров двадцать-тридцать еще воды добавить надо. Тогда это уже будет что-то похожее на водный поход. Приходилось нередко вскакивать со своих мест, сталкивать, а иногда и проводить в проводку.
Сонька вертелся, как спичка мажду камнями, но тоже камни цеплял постоянно:
- Река стремная, мне стремно. Я не чувствую эту реку. Мне еще сантиметров двадцать воды не хватает, - тревожился байдарочник.
Проплвыали одинокие льдины с вострыми краями. Не всегда удавалось с ними разминуться. Поход начался очень пикантно, во снегах и льдах. Но ехать толком получалось медленно: постоянно где-то садились на мель.
- Мало воды. Но тото оно попрет, как всё здесь станет таять – мы с уважением созерцали глубокий снег по обоим берегам.
Догогу перегородил мост из бревен. Мост выглядел довольно запущенным. На бревна поверх были насыпаны камни-валуны, сверху все это еще и устлано снегом – лучше не ходить, чтоб не провалиться. Чалились не организованно в удобный улов у правого берега, но баллон катамарана очень норовило засосать под низко сидящий мост. Здесь мы устроили не то обнос не то волок по снегу, а скорее и то и другое.
После моста шли еще меньше чем до моста, пока не уперлись в ледовый затор. Это еще был не совсем затор, а скорее просто лед, стоявший с зимы, который пока не сломало. Сонька кое-как проехал вдоль правого берега частично поверх льда, притапливая оный ногами, частично по свободной воде. Обут Сонька был не то в парусиновые чешки, не то в полукеды. Никаких сапог он с собой не брал и кроме кроссовок эта обувь была у него единственной. Целостность полукедов была нарушена – чтобы вода вытекала.
Катамараны тянули бечевой. Наш одним балоном полз по снегу, другой шел по воде. Сели врехом и проехали после того мы совсем не долго, уперлись в еще более протяженный затор. Случился конфуз. Сонька не мог выбраться из байдарки.
- Я сейсас кильнусь! – возопил Сонька.
Выйти он не мог – что ноги опирались на плавающую льдину у берега, а со стороны воды в никуда. Глаз отломал льдину от берега, но её требовалось притопить и отправить восвояси. Торопился, на Соньку шла торпеда: продолговатая льдина.
- Столкни меня! Столкни!
Столкунутый Сонька заработал веслом и отвалил от берега. Торпеда прошла мимо. Глаз отломал и вытолкал к тому времени заберег и Сонька благополучно зачалился.
Недалекая разведка выявила, что протяженность очередного затора метров примерно под двести. Однако, далее река открыта не по всему своему поперечнику, а лишь правая половина русла.
- Глаз, что делать будем?
- Лагерем стоять.
- Как это так стоять?
- А вот так стоять и все. Ну, потратишь ты часа два и силы перетягивать этот затор. А там дальше тоже дорога совсем плохая.
Случай уникальный. Обычно наоборот, но теперь время работало на нас.
Лес был древний, мрачный, с ведьмиными метлами. Поговаривали про березовый сок. Идет он или не идет. Теоретически должен был идти. Руся выделил колышки от палатки. Глаз дебютировал с заготовкой сока в этом походе. И замахнулся тапором.
- Она же, Глаз, эта береза сухая!
- Да ничего не сухая, это только кажется, что сухая, а на самом деле не сухая.
- Ай-яй-яй-яй! Ты же её на палатку обрушишь!
- Да ничего я не обрушу, это только кажется, что обрушу. А на самом деле не обрушу.
Из зарубки побежали капли. Дело пошло. Сок будет.
- А я в этом году дома сто пятьдесят литров сока выпил, - похвастался Руся, - Эффект мочегонный и организм хорошо чистит.
Лагерь был на сто пятьдесят метров ниже места чалки: здесь были поляны-проталны. Суда на всякий случай вытянули на берег совсем. Начали бивачные хлопоты.
- Глаз, а вкусная ли человечина?
- Вкусная.
- А с чего ты взял что она вкусная. Неужели пробовал?
- Ну, свинина же вкусная?
- Вкусная.
- Так, а геном человека только чуть-чуть отличается от генома свиньи.
- Что-что?
- Ну, код генетический клетки. Короче, у нас со свиньями всё очень похоже. Вот и мясо будет такое же.
Затор оказался весьма динамичен.
- Волосачаз не хватает. Вот ему была бы здесь лафа, - сокрушался Руся.
- Пересрались бы вы здесь уже давно с Волосачемз.
На реке Березайка Волосачз отламывал палкой ледовый заберег.
Лед был живой. Периодически случались продвижки. Нас это начинало занимать все более. Руся и Пенсионер играли в русскую рулетку, кто дальше от берега отойдет и дотронется до льда. Риск игры заключался, что в любой момент может лед тронуться: случиться ход.
Место вынужденной остановки на ночлег с наступлением темноты оказалось готическое и тревожное. Луна почти полная только лишь со слегка выщербленным краем-сегментом излучала сильный свет, освещела нетронутый леспромхозом забуреломленный лес с гигантскими комлями хвойных деревьев, с кривыми уродливыми ветвями и ведьмиными метлами. Воздух был неподвижен, полный штиль. Температура что-то около нуля. Снег лежал еще сплошным ковром и только лишь были отдельные на открытых и освещаемых солнцем местах проталины. Подпертый ледовым затором Вижай поднялся почти на метр и угрожал даже впоследствии затопить этот лес. Наш костер был уже у самого уреза воды. Бежавшая подо льдом вода издавала тихий шелест. Льдины зло поблестывали лунными бликами. Монотонно и не громко издавала голос какая-то проснувшаяся ночная птичка. Раз в полчаса затор оживал. Раздаваллся глухой зловещий треск. Вся эта масса шурша приходила в движение. Льдины дыбились, тонули. Трескались, наезжали обна на другую. Река приносила все новые, которые прижимались к затору и напрессовывались. Наиболее жутким было, когда, словно живые, они ползли вне воды по траве берега, обреченные на гибель, как все равно движымые отчаянием. Мы сидели на берегу у костра, как в партере, и каждый впервые наблюдали, это зрелище, преисполненное мрачного величия.
- Отойди, с ног чтоб не сбило.
- Должно пойти дело. К утру дай Бог лед растащит.
- Наверное пробьет затор.
30 апреля
Затор, птицы и березовый сок, водомерная палка, написание дневника, разведение руссияновщины, дядя Саша, вода прибывает, водные процедуры, пихтовый костер, песни под гитару.
За ночь затор продвинулся за пределы лагеря. От него осталась последняя перемычка. Пока решили не выходить. Это ничего не дает, что русло открыто. Водички в реке было тогда еще мало. Снова придется ехать и брюхом камни цеплять.
Солнце тем временем набирало мощь. Мелкие птицы щебетали сегодня особенно усиленно. Бегали, подскакивая, по оставшимся льдинам. Этот малиновый звон то дело нарушал гортанный баритонистый вороний грай.
- Мы медленно запрягаем, зато быстро скачем, - бахвалился Глаз, - Неси, Руся, портфель.
- Начальник, а березовым соком разводить можно? – Руся с удовольствием провел инспекцию подкованных колышками от палатки берез.
- Ну, разумеется, что можно, - осклабился Глаз.
Глаз установил водомерную палку. Пенсионеру ехать никуда не хотелось и он сделал эту палку повыше. Саботаж вскрылся тотчас. Палку стремительно водрузили обратно и еще одну продублировали, где Пенсионер не знал.
Сонька перегнувшись пополам «улучшал» мореходность и живучесть своей байдарки. Наконец, когда всё что можно переделал, началось поисковое поведение. Группа вела себя отвратительно. Перемещения по территории были резко ограничены обилием снега, замыкались на небольшой освещаемой солнцем полянке и походили на броуновское движение. Несколько перманентных чаепитий к обеду перешли в алкоголизацию личного состава. Мимоходом принялись довольно дружно набрасывать вот этот самый дневник похода. Хватило минут на сорок. Потом кворум разделился. Глаз еще какое-то время пытался набрасывать материал с Сонькой. Слава проводил семинар по украинскому вопросу.
- К нам! К нам! – замахал руками Пенсионер.
- Сюда!!!! – возопил Руся.
В поле зрения показался турист-одиночка на байдарке не знакомого нам типа. Это был дядька возраста что-то в районе пятидесяти. Звали его дядя Саша. Дяде Саше уже доложили, что по реке вниз уже ушли какие-то белорусы. Был он из Нижнего Новгорода.
Руся вопил. Глаз раздражался. Накануне производились инструкции - народ в лагерь не созывать. Все ибо проблемы, доселе возникающие, на опыте автора были связаны исключительно с людьми. Хотя Глаз и пытается в последнее время быть терпимее. Ругань с Русей не мог не заметить дядя Саша (к тому же он уже подвыпил какой-то настойки). Он подсел к Глазу:
- Послушайте, если дело во мне...
- При чем здесь вы, дядя Саша, я из-за Руссияновщины раздражаюсь.
Руссияновщина достигла между тем апогея. Руся выл на всю реку. Это быстро утомляло окружающих. Делали замечания, но он белугой ревел еще сильнее.
Сонька на берегу реки Вижай. Средний Урал. Апрель 2015г.
Между тем вода прибывала. Часам к пяти вечера стало очевидно, что воды добавилось уже добрых десять сантиметров, но была еще прозрачна, и пока уровня её нам чуть-чуть не хватало. Уставший и не спавший в поезде дядя Саша лег спать прямо в байдарку, навесив сверху тент.
Далее Руся и Пенсионер, вышагивая по вострым каменьям принимали водные процедуры. Они сопровождались зычными восклицаниями.
С наступлением темноты Глаз с удовольствием констатировал, что воды прибыло двадцать уже сантиметров. Шелестящий шиверой ручей Вижай, разбухая с каждым часом, всё более походил на сплавную речку. Каменья скрылись под водой. Поток сделался мутным, упругим. Свет налобного фонарика выхватывал из темноты отдельно бегущие в русле льдины.
Рев лося во время гона (или запора) прекратился также с наступлением темноты. Руся обиделся и лег спать. Полная луна светила очень мощно. Лунный свет отражал повсюду лежащий снег. Корявые деревья отбрасывали долгие тени. Березовый сок капать стал меньше, но еще капал. Глаз в походе на Чусовую «Кронштадский Ад»
В походе № 33 Кронштадский Ад
на одной из стоянок со Смирновым по неопытности напилили каких-то сухих явно хвойных дров и разожгли костер. Очень неожиданно костер – преданный и верный друг туриста - превратился в источник взрывов. Постоянный треск и стрельба перешли в непрерывный искрометный сноп, который угрожающе метался в разные стороны. Стало резко дискомфортно. После прожженной одежды, туристы посторонились, но костер долго метал в нас с дальней дистанции отдельными угольями.
Гремучие дрова были тогда квалифицированы как пихта. Глаз рассказал Палычу про загадочное дерево. Сколько Палыч не повторял эксперимент с пихтой – решительно не было никакого эффекта.
Вечер сегодня сопровождался песнями под гитару. Пенсионер поддал и демонстрировал нам игру и песнопения. До этого про способности эти мы за ним не знали вовсе.
1 мая
Мир, Труд, Май, дружище бобер, по вешней воде, каркалыга Руссиянова, затор на реке, реприманд Соньки, глобальный затор, затопленный лес, СМСки, Машка-алкашка, запускайте Берлагу, усатый Пепси, будем перетаскивать, пробиваться в лес, съебываемся быстрее, с первым валом, случай с расческой, терпящие бедствие, ход в ледоход, траверз ледохода.
Вопреки вчерашней пьянки, команда поднялась довольно бодро. Деловито матерились, дружно бивачили.
- Налей опохмелиться, Руся.
- Да вы меня заколебали, - обиделся Алкогольный Инспектор.
- Ишь! Первый раз эту должность дали и уже заколебали.
Утром Руся был лучше, уже не ревел. Стал душевный и зарекся пить.
Вижай разбух еще сильнее. По воде шустро мчались отдельные льдины.
- Ну, вот видите, можно и ехать, дело теперь пойдет, - Глаз был очень доволен.
Трафик березового сока с поднятием солнца резко увеличился. Мы с удовольствием прикладывались к канистре со спиртом, разбавляли березовым соком. Снова прикладывались, снова разбавляли. Мы тогда были в отпуске, зрелые сформированные люди, но еще не старые, когда здоровье позволяет и всё дозволено.
- Руся, ты Андрей Фокич Соков.
- Чего это я Андрей Фокич Соков.
- Ну, это буфетчик был. Это, ну в Мастере и Маргарита.
- Смотрите, бобер сдох, - заметил Глаз.
- А чего это он сдох?
- Захлебнулся скорее всего, не туда вынырнул и попал под лед.
Мы долго загружали и привязывали вещи. Катамараны сегодня на первомай поперли. Мимо уже прошло много экипажеё и все как один скандировали надпись на флаге:
- Мага-дан, - приговаривали.
Катамараны были в основном четверки и шестерки. На громоздских тупоносых шестерках сидело по семь, а бывало и восемь человек. На байдарках не шли совсем.
Пиар небольшого шестидесятитысячного Магадана для белоруссии почти сакральный. Но даже для Урала он, Магадан так далек, что многие, проходящие мимо интересовались, на самом ли деле мы оттуда. Когда ехали в ту знаменательную поездку, сайт и группа назывались логично. Теперь по прошествии лет этот бренд сложнее всего кому-либо объяснить. Зато контора развивающаяся и действующая.
- Да не закидывай ты Руся меня. Что не видишь, перегребаешь.
Глаз ехал сзади слева, алкаш-Руся справа, Вита перед Глазом, Желтый перед Русей. Но ехать с Русей было нормально.Вижай весело бежал в заснеженных берегах. Вдруг на S-образном повороте он сузился ледовым заломом. Лед подпирал воду, словно плотина шлюза. Поход стал очень динамичным. Вопреки началу вразвалку, теперь ситуация менялась не минутами, а счет даже шел на секунды. К залому шла торпедой огромная коряга, а за ней большая льдина-оторвавшийся заберег. И первое и второе поперечными размерами сильно превосходили створ «плотины шлюза».
- Это каркалыга Руссиянова, – поспешил заметить Глаз.
Как спичка Сонька ловко проскочил в проход между льдами. Сразу за ним «ворота закрылись»: каркалыга Руссиянова стала поперек затора, льдина сзади уперлась в каркалыгу и далее все прочие идущие по реке льдины напресовывались на этот затор.
Следом шли катамараны: три, четыре, пять, шесть. Экипажи были бодрые и свежие. Они бросались перетаскивать, проламывали лед, падали, намокали. А по ту сторону затора ездил Сонька.
Зачалились у правого берега. Чавкая сапогами по снего-водяной жиже добрались до маленького освободившегося от снега пятачка. Солнце сияло неистово.
- Вот видите, секунд десять нам не хватило, чтобы проскочить.
- Глаз, а делать то что будем?
- Будем бухать. Дело дальше и само наладится.
Алкогольный инспектор был отправлен за портфелем. В портфеле всегда имелся пузырь, хлеб сало, а сегодня даже и две луковицы.
- Маями... - осклабился на солнце Глаз.
- Ма-га-дан!!! - возопил по ту стороны затора Сонька. Он ездил по ту сторону в рубашке и охотничьей шляпе с полями.
- Магадан! – отзывались мы.
- Я вот сижу и думаю, скажите, что в походе хорошо?
- Да, да душевно, главное.
Лед прорвало довольно скоро. Раздался треск и вся эта масса, приводимая в движение сокрушительным течением, понслась вниз, редея и разбиваясь на отдельные мелкие льдины. Соблюдая дистанцию, следом за другими катамаранами двинулись и мы. Тут же увидели Соньку:
- Одевай шлем!! Глаз, одевай шлем!! - как не нормальный разорался Сонька.
- ???
Первый раз Сонька не попал, а хлопул по баллону. Но вот он приблизился снова и ударил Глаза веслом по голове.
- Ты что, с ума сошел?! – Глаз просто опешил.
Сонька любит раздражаться, но как орет никто из нас пока не видел. Получалось это не так громко, но сполной самоотдачей. Ор исходил как бы глубоко изнутри.
- Кто так ходит по горной реке! Идиоты!!!
- За десять секунд после тебя льдина нам дорогу в проходе перекрыла. Да не ори ты!
- Знаю я, как она вам перекрыла!! По берегу не могли пройтись и что со мной посмотреть!!?
- Какому блять берегу! Каша из снега и воды. Давай, Руся, портфель.
Глаз щелкнул замками и вынул изящный обтекаемый предмет с притертой пробкой.
- Шпок. Буль-буль-буль-буль-буль-буль-буль...
- Что ты мне льешь?! !– заорал Сонька.
- Как что??
- Что ты мне льешь! Больше лей!!
- Я тебе много лью.
- Еще больше лей!!!
- Буль-буль-буль-буль-буль-буль-буль-буль...
Спустя минут пятнадцать скверное расположение духа Соньки резко улучшилось. Мерно мокая воду веслами, он убежал вперед. Над водой возвышалась шляпа с полями.
Шли по воде мы не долго. Встретился вскоре еще один ледовый затор. Его мы преодолели малой кровью. Пришлось, правда, проталкивать: сходить с катамарана и тянуть его поверх льда.
Прошло еще немного времени. Вижай не тек в высоких лесистых берегах, а нас просто пёр. Гребля добавляла скорости, но здесь всё определяло течение, что было достаточно просто ставить ровно судно и смещать его, как требовала ситуация.
Неожиданно после плавного поворота русла мы неожиданно увидели много напрессованных катамаранов.
- Чальтесь, ребята. Впереди затор.
Зачалили в непосредственной близости перед ним. Грязно-белого цвета льдины беспорядочно громоздились на большом протяжении. Река поворачивала дальше влево и устрашающе вниз! Именно вниз. Мы были подняты, будто плотиной. Швартовались за лес. Опытный Петруха привязал веревку к ближайшему дереву. Сзади нас, как оказалось, шло очень много катамаранов. Они показывались из-за поворота сплошной чередой и прибывали ежеминутно, напрессовывались по берегам! Синие, зеленые, красные, белые, пестрые, суровые, гламурные, большие, маленькие, очень большие, с моторами, без моторов, с флагами, без флагов. Такие же разномастные были и гребцы. На одном из судов даже грустно и терпеливо сидела поджарая овчарка. Глаз вылез на глыбу снега, подложил спасжилет и задремал на вешнем солнышке, как будто вообще ничего не существует. В отпуске было хорошо, в походе было хорошо. Когда есть увлечения это хорошо.
Катамараны все пребывали. Сквозь дрем слышалось, что шум становится всё более многоголос:
- Машка!
- Что?
- Машка, ты алкашка, вот ты кто!
Неожиданно в поясничной области пробежала трещина. Хрупнула снежная глыба, на которой я разлегся.
- Ой, извините меня, не хотел, - на глыбу стал хрен с соседнего катамарана.
Прошло два часа. За это время здесь скопилось более ста катамаранов. Сколько их еще за поворотом не известно. Но байдарок не было.
От ожидания и безделья туристы перепились в сопли. Среди этой живой массы по степени одиозности мы были приблизительно в серединке. Напомню что берега не было. Лес стоял в воде. Мальчишки писяли с катамаранов в воду. Девочек прикрывали ковриками. Из-за алкоголизации некоторые падали в воду. Одна девочка неподалеку от нас тоже свалилась за борт. Солнце светило от нее, лицо рассмотреть было трудно, но за счет молодости была она фигуристой. Девочка переодевалась. Раздались бурные аплодисменты.
- Я поеду покатаюсь, - вдруг проявил инициативу Сонька.
Против течения вдоль передвигался он едва-едва да и то, придерживаясь берега. Сонька с байдаркой сразу стал востребован, как нарочный. Нарочному говорили СМСку. Он ехал к адресату и передавал. Адресатом как правило был другой катамаран из группы, который волею судьбы зачалил куда-нибудь вне досягаемости голоса. Спустя сорок минут гребли и перемещения по реке Сонька приехал на отдых с честными и очень невинными глазами, как у нашего кота, когда был замечен в покушении на обитаемый скворешник. За СМСки с Сонькой расплачивались традиционной в воднотуристической сфере оплатой.
- Пойду еще схожу в люди, - решил отдохнувший Сонька.
- Запускайте Берлагу, - обрадовался Руся.
Берлага был готов и на сей раз «помочь» катамаранщикам. Оказался востребован тотчас же.
- А Сонька побирушка, - не унимался Руся.
Теперь зачем то его попросили перетянуть поперек реки веревку. Вернулся Берлага раньше предыдущего, но значительно пьянее.
- Сонька, а давай ты больше не будешь ездить передавать смски.
Катамаранов непрессовалось превеликое множество. Все было просто уткнуто ими. Где-то играла гитара, где-то пели, где-то пили, где-то спали, где-то матерились. По соседству с нами были тоже очень пьяные. Выделялся мультяшного вида низкорослый усатый мужик. Он невпопад попытался затянуть какой-то романс:
- Тихо, не пизди, Пепси! - одернули усатого.
Лежать уже было не интересно. Глаз присел. Река превратилась в самый настоящий театр. Премьера была очень интересной. Тут мы увидели свободно дрейфующие весла. Еще потом из-за поворота показался мальчик, путешествующий на льдине. Как он на ней оказался неизвестно. Он проехал примерно пятьдесят катамаранов, но морковку ему бросили только с пятьдесят перврго. Подтянули. Мальчик был спасен.
Неизвестный мальчик на льдине
За время нашего пребывания несколько раз затор с грохотом продвигался, - раздавались бурные овации. Но подвижки были не существенны.
Солнце стало садиться. Требовалось что-то решать. Сонька был уверен, что затор перетягивается. Мы оттолкнулись от берега. Билет был в один конец. Против течения на катамаране не идется. Скоро мы зарулили в ледовую протоку и поехали вдоль затора. Случилось лобовое столкновение с другим катамараном. На нем сидело шестеро.
- Нет, там без вариантов. Туда не едьте, - посоветовали коллеги.
- Поехали в лес, - придумал Глаз.
И действительно, скоро в деревьях мы разглядели не затопленную поляну. Мы к ней кое-как подобрались.
- Дайте мне пилу, - попросил Петруха.
Пила оказалась на самом дне гигантской желтой сумки. Пришлось спилить молодую пихту. До земли оставалось пять метров как раздался звук ломающегося шифера.
- Прорвало!! – заорали с реки.
- Съебываемся!! – заорал Глаз.
- Куда, Глаз, съебываться?!
- Обратно! На Реку! Не то на руках понесем!!
Взяв «ноги в руки» трусцой маневрируя средь деревьев мы выскочили из леса.
- Съебываемся! – орал Глаз, катамаран был еще на плаву, а сразу в полуметре за кормой уже не оставалось воды – лишь примятая трава.
Ретивые, которые все-таки взялись перетягивать были в бедственном положении. Среди травы и льдин стояли груженые катамараны с растерянными и озлобленными экипажами.
Это было неописуемое зрелище. С первым валом кавалькада катамаранов мчалась как угорелая среди ледохода. Заходило солнце. От прущих по реке льдин отражалось солнце. Вода была желтая, агрессивная и пузыристая.
- Расческа!! Отгребай! - на пол реки матерился Глаз.
Наклоненная в воду елка промчалась мимо с необыкновенной скоростью. Параллельно с нами шел еще катамаран. С него посбрасывало вещи и обитателей, но вроде как те выбрались. При нас же другой расческой распороло еще один катамаран. Пьяный в стельку экипаж не могли зачалить. Один борт спустило, нос ушел под воду, но корма оставалась на плаву (видно двухкамерная гондола).
Терпящий бедствие катамаран - правее Руси
- Кто так ходит! Им надо помочь! – орал Сонька.
- Ты то хоть не лезь!! Перекулят к чертовой бабушке.
Зачалить им помогли.
Терпящий бедствие катамаран правее Руси
Мы газовали и газовали. Река стала морщиться валами. Маневры сделались невозможны из-за льдин, которые мы догнали. В них упирались весла.
- И это же послушайте. Тридцать шесть лет прожил, но так я еще не ездил. Паркуйся куда-нибудь. Пусть эта вся хрень проедет. Невозможно заниматься.
Когда концентрация льдин снизилась до приемлемой, продолжили движение.
Весенний вечер на реке
Скорость была очень велосипедной. Один за другим стали становиться на ночлег группы. Мы обогнали всех. Вскоре Глаз усмотрел подходящее место для лагеря. Берлага оказался на другом берегу.
- Ты реку сможешь траверсировать!?
Изо всех сил, гребя против течения, Сонька начал смещаться к нам. В самый неподходящий момент на центре реки, откуда ни возьмись началось массированное засилье льдинами. Сонька наехал форштевнем на долгую льдину. Работал веслами, матерился, но смещался все-таки больше вдоль, нежели поперек реки. Кое-как удалось освободиться, но за это время проскочил почти на сто метров.
Поход и особенно этот день выдались очень насыщенными. Бадхен-Глаз сильно напоил группу. Но на горе свиснул рак. Руся дал обет не поддавать.
- Руся, Что-то в лесу сдохло?
- Буду пока организм чистить.
Глаз хохотал как Вася Дробышевский.
- А подтвердите, что поход у нас массированный.
- Да, да массированный.
2 мая
Утро 2 мая, дежурство Глаза, доброта Руси, мимо проходящие катамараны, необыкновенные приключения Соньки на Вижае, валы, Сонька и ленивый Пенсионер, лужайка с ветреницами, агрессивность реки добавилась, антропогенная Пашия, 80 километров, мосты и ухо Глаза, Пашийский прижим, волшебный камень, двухрусловая река и алмазная драга, пропажа Соньки, неожиданная находка, бобры и Руся, Глаз, Пенсионер и автопробеги.
В палатке за происходящий поход Глаз жил один только раз. Теперь также организовал себе лежбище на улице, что поутру его с трудом удалось найти. Наибольшую инициативу в поиске проявили Сонька и Руся.
Глаз сегодня был дежурным. В меню значилась картошка отварная с селедочкой Матиас. Очень кстати мы вчера подобрали путешествующий самосплавом в пластмассовом контейнере трофей с сельдереем, петрушкой, укропом и зеленым луком. Все это теперь и приправлялось селедочным маслом.
Лагерь находился в тени деревьев. Чистить картошку Глаз расположился у воды на солнышке. Оно серебрило, подернутую ветром, рябь мчавшейся желтоватой воды Вижая. Уровень последней в реке еще больше повысился. Мимо пошли первые катамараны. Упруго надутые шестерки с туго натянутыми ромбами шнуровки проносились стремительно и поступательно, грузно и жирно. Гребцы подруливали беспечно и казалось лениво. Где-то играла музыка, на иных катамаранах были даже столики. Экипажи были бодры, а некоторые уже с утра, было очевидно, уже опохмелившись.
- Смотри, какой Руся сегодня хороший, - заметил Глаз, - тихий и душевный.
- Руся изначально человек очень добрый, - согласилась Витолина.
- Да, да, - охотно поддержал Глаз, - Хорошее зерно, но дюже мхом поросло. Все его беды от него же самого.
В качестве зарядки Сонька удумал приблизиться к лагерю примерно на пятьдесят метров. Он интенсивно работал против течения веслами. Из лодки торчал обнаженный торс.
Завтракали. За ним выяснилось, что друг Сонька не ест рыбу.
- Потому, что молодцы, - приговаривал Сонька, собирая вещи.
Вижай подхватил нас, словно ручей щепку. Мы понеслись, обгоняя другие суда. Катамараны уже не шли сплошной кавалькадой, но один или несколько постоянно находились в нашем поле зрения. Для маневров и удержания курса относительно воды постоянно приходилось давать газку. Вижай уже не умещался в берегах, где были деревья, растекался. Начались стремнины с большими валами. Мы потом видели и многим большие, но эти уже выглядели с непривычки большими.
У Пенсионера с возрастом артроз. Не все любят сидеть на коленях и так. Он тем более. На катамаране лежал. От этого греблось менее эффективно. Двойка отставала. Приходилось постоянно оглядываться, вертеть шеей.
- Глянь, какой Пенсионер ленивый. Он не хочет грести, а только лежит, - оглядывался Руся, - Вон, смотри-смотри.
Глаз вошел в раж. Болтался, закрепившись только одним коленом в бедренный упор, раскачивался:
- Я же вам говорю, дай газку! Газку будете давать или нет!?
Ширина реки была шестьдесят метров. Мы мчались и мчались в вековом лесу с корявыми черно-зелеными пихтами и елями, среди этого березовые скопления казались серебряными – еще не было и намека на почки и листочки.
- Где делось это Соньё? - оглядывался Руся.
- Вон едет.
Соньё едет в лучах вешнего солнца, май 2015г
Желтая байдарка казалась карливовой. Лаписто размахивалось весло. От его лопастей отражались солнечные зайчики.
Обедать остановились на лужайках левого берега. Еще было влажно, но кое-где солнце уже высушило траву. Россыпями появились первые цветы сезона, пионеры – белые ветреницы.
С началом обеда собрание потребовало портфель. Пришлось Русе идти за портфелем.
- Сонька, а ты разбираешься в драматургии?
- Немного разбираюсь.
- Расскажи нам краткое содержание пьесы Гамлет.
- А я вот про Гамлета, что-то не очень.
Прошло еще немного времени.
- А ты Сонька знаешь, кто такой Дерсу Узала.
- Персонаж книг Арсеньева.
- А ты хоть знаешь, что он там охотился, на улице жил?
- Конечно, знаю.
- А как он погиб, знаешь или не знаешь?
- Нет, не знаю.
- А его разбойники убили.
Максим-Летчик прилег на бок на солнышке. В солнцезащитных очках и кепке набекрень.
- Смотрите, Максим похож на диджея Дец,ла, - оживился Руся.
- Ты смотри, точно похож, - поддержал Глаз, - только говорить нужно не Диджей Дец,л, а Максим Дец,л.
Звучало остроумно, но на Дец,ла Максим зримо обижался.
За обедом на лужайке ветрениц Глаз неожиданно сильно нарезался. Мы продолжали путь по реке.
Восемьдесят километров от Саран до Пашии. До этой самой Пашии от лужайки с ветреницами ехали еще часа три. Прошли несколько порогов. Были они однотипны. Вода прет с горки под уклон, образуя большие валы. А, где берега каменные, образует от берега что-то типа спирального течения.
Глаз разошелся, ушатал группу, требовал постоянно дать газку. Был сытый, пьяный и нос в табаке. Много силы. Так только казалось или катамаран действительно ехал благодаря команде ювелирно и как того хотелось. Никто не делал лишнего и каждый включался именно в тот момент, когда это нужно, не раньше не позднее.
Мы прошли под железнодорожным мостом. Из лесной реки, мчавшейся в высоких, а временами и скалистых берегах Вижай припер нас совсем в другой мир – мрачный и техногенный. Теперь мы быстро продвигались среди железнодорожных вагонов, ангаров, капитальных сооружений башенного типа, была даже шахта.
Козловой кран поднимал массивную сплющенную отливку, сколько-то над платформой вагона и картинно сбрасывал – наверняка что-то спрессовывая.
Следующий низкосидящий железнодорожный мост приближался с неимоверной скоростью.
- Ложись! Ложись! Головы берегите!
Пришлось сломать мачту. Флаг «Magadan.by» волочился теперь одним своим краем по воде. Возле уха глаза со свистом промчалась свисающая с моста проволока.
Сам Пашийский прижим, довольно большой и опасный, начинается сразу после моста. В этом месте река сужается до двадцати метров, отчего и без того быстрое течение усиливается, река резко поворачивает налево. Вода мощным напором ударяет на повороте в правый скалистый берег, возле которого в воде лежит большой камень. В результате, образуется высокая, около двух метров "бочка". Вода прижимает суда к правому берегу и норовит опрокинуть их. Нередко это ей удается. Дальше от бочки до автодорожного моста идёт сильная шивера с волнами до полутора метра высотой. В конце этой шиверы на середине реки стоит каменное основания моста.
Прошли мы настолько ювелирно, когда еще не потерян контроль над ситуацией, но прохождение порога уже вызывает сильные ощущения. Над прижимом стояло много туристов. У некоторых были морковки.
- Классно прошли!! – раздались овации и аплодисменты.
Началось головокружение от успехов. Пороги и большие валы закончились. Вода морщилась плавно и уже не сильно, лишь правее белел белый бурун. Что там камень-обливняк не видно, тем более что ехали на запад и было плохо смотреть на заходящее, но еще не низкое солнце. Мы шли на камень, как мотылек летит на свечку. Что избежать столкновения слишком поздно стало известно слишком поздно. Раздался короткий женский визг. Когда велосипед сталкивается с препятствием, ездок неизбежно вылетает.
Раздался косой удар под раму, катамаран крутануло вокруг оси и основательно посадило правым брюхом. Экипаж левого борта (с головокружением от успехов) пристегнут был плохо: лишь по одной ноге в стременах. Сработала катапульта: Глаз с Витой на перегонки вылетели за борт. С катамарана двойки говорят, что как корова языком слизала. За чет подворота катамарана вокруг оси нас не унесло, а в его родимый, плавая в воде, мы и уперлись. Глаз вылез сам. На помощь Витолине поспешил Руся: подал руку. Потом Руся же раскачал судно, оттолкнулся ногой и мы снялись с камня. Непонятно каким образом в моих руках или от какого-то удара сломался на весле Т-образник.
Холодный душ подействовал отрезвляюще. Глаз доднесь визжал фальцетом и хохотал как Вася Дробышевский. Теперь сидел мокрый и пришибленный, как мышь под веником.
- Вита, извини, я не заметил, что там камень.
- Ничего, Глаз, я даже довольна, что так произошло. Разок искупнуться можно.
Пашия давно осталась позади. Мы ехали среди найкрасивейших скал. Они казались фасеточными. Половина всех катамаранов зачалили в Пашии. Другие уже становились лагерем. Вечерело. Требовалось на ночевку и нам, тем более, что были мокрые.
- Ну, куда этот Инопланетянин делся?
Сонька исчез. Ниже Пашии лет сорок назад прошла алмазодобывающая драга. Драга мыла грунт и его беспорядочно вываливала. Вижай вследствие этого превратился в многорусловую систему с большим количеством проток, сообщений и перемычек. Инопланетянин куда-то здриснул не в ту протоку. Мы шли самой левой. Везде были затопленные деревья, кусты. Они образовывали фильтрующиеся прижимы.
- Друг рискует ночевать отдельно от нас.
Второй катамаран был в пределах видимости.
Но Сонька вскоре нашелся, выскочив из очередной протоки. О перспективе надолго растеряться он быстро догадался. С лагерем не стали медлить. Нашлось как раз подходящее место на левом берегу. Выход был через обглоданное бобрами бревно. Руся поскользнулся.
Ужин варил Глаз. Какой-то суп. В палатке по-прежнему не жил, расстелился на улице. Посиделки у костра дольше всего продолжались у Глаза и Максима. Максим засадил бутылку Толочинского вина и очень активно оппонировал глазовские соображения на счет предстоящего автопробега на Аральское Море. Против водного туризма, гор и прочего к нашим автотуристическим идеям Летчик относился фатально, как к очевидной утопии.
Взошла немигающая венера. Позднее смерклось и потемнело больше, но было хорошо видно в ночи. Полная луна светила сквозь деревья зловеще.
З мая
Заболевание Глаза, неожиданный спор руси и Соньки, избушка-Зимовье, бабушка из травматологии, бобровый кол, драга разбившая русло реки, поганки, водовороты и турбулентности, мешающий ехать Сонье, фраера, остановка на обед, эксгибиционисты, хребет Спой, конец работы драги, весна, берущая свои права, антистапель, вклад Руси в общее дело, необыкновенный настил, страшный мост, ракеты Соньки, газопровод высокого давления, Эдвард-Руки-Ножницы.
З мая нашего алкогольно-туристического похода запомнились начавшейся перепалкой. Сонька был сегодня дежурным.
- Бу-бу-бу, - с сильным раздражением досадовал Сонька.
- Бу-бу-бу-бу-бу, - очень резко и отрывисто оппонировал Руся. По отдельным словам трудно было определить яблоко раздора.
Настроения сегодня были самые упаднические. Тон задавал Глаз. Медведем навалился похмельный синдром. Было решено, как Руся, минимум трое суток воздержаться от возлияний и «чистить организм», а там посмотрим. Было не так уже и рано, но совершенно не хотелось подниматься. Даже обиделся Максим-Летчик-Пенсионер, что народ ходит, как пленные или вообще лежит лежмя. Еще большую тоску навевала Сонькина дудочка. Всё утро струилась её унылая мелодия: Влюбленная женщина Поля Мориа, Подмосковные вечера, Письмо к Элизе, Эммануэль.
- Ты чего, Руся, с Сонькой ругался?
- Я чуть не …..
- Что такое?
- Ты представь, спросонок видишь, что открывается молния и в палатку надвигается огромная чистая белая жопа. И Сонька говорит, посмотри, где здесь топор?!
Все смеются.
- Сонька, а зачем ты показывал жопу. Взрослые дядьки по сорок.
- Я ищу топор и спрашиваю, где, а он и говорит, посмотри у себя в жопе.
Все смеются.
Собирались отвратительно. Скрасило сборы обнаружение недалеко избушки-зимовья. Против входа был чурбан-идол. Ради него собственно и ходили к избушке.
Руся собачился с Петрухой. Руся, что Петруха не молчит, а всё комментирует, выставляя его в невыгодном свете. Петруха, что Руся много говорит, но не подкрепляет дело практическим исполнением.
Рассказ про жопу муссировали. Глаз тогда вспомнил и историю про бабушку в травматологии со сломанным предплечьем. Бабушка была очень тучной. В квартире старой планировки исключительно тесная уборная и бабушка могла туда заходить только задом, поскольку, если по другому, то разворот внутри был уже не возможен. Намереваясь посетить очередной раз помещение, бабушка продвигалась на исходное положение задом и совсем не замечала, что там находится пятилетний внук. Внук пришел в ужас, схватил унитазный ерш и принялся в отчаянии обороняться. От неожиданности обезумевшая бабушка вылетела из уборной с такой скоростью, что зацепилась за порог, упала и так сломала предплечье.
Сонька тогда рассказал про какого-то Григория Федосеева.
Еще некоторым событием произошедшим в то утро был поскольз и падение Руссианова на обглоданном бобрами коле.
Дорога была отвратительной.
- Глаз, ты что сегодня так плохо едешь?
Глаз был в растерянности. Катамаран стал не адекватен. Река имела странный характер. Все протоки в каких-то водоворотах, сбойках, поганках. Мы матерились и на знали, куда его в следующую секунду швырнет. Левый баллон мог идти вперед, а правый не знал куда идти: ибо был уже на встречном течении.
Погода была ведром: голубое бездонное небо, на котором ни облачка. Теперешняя река, правда, не доставляла удовольствия. Нажимать на весло приходилось рьяно, а работа в основном уходила не на движение вперед, а удержание курса и маневры. Катамаран было принято решение назвать «Рунтя». Почему именно такое дурацкое название пришло тогда в голову, ума не могу приложить.
- Давай-давай отгребай. Расческа!!
Откуда-то из-под расчески выскочил Сонька в рубашке и шляпе с полями.
- Сонька, дай дорогу!! – заорали мы.
Сонька беспечно развернулся задом. Правым баллоном катамарана Рунтя ударило Сонью в грудь и чуть не перекулило.
Мы поматерились. Сонька обиделся, вращая лопатками, заработал веслами интенсивнее и «убежал» вперед по реке.
- Вон смотрите, Инопланетянин поехал, - вздохнул с облегчением Руся.
- Он думает, что форзейль, - задумался Глаз.
Не прошло и года. Через каких-то полчаса из кустов выскочил Саньон. Именно где от дна дыбилась вертикальная турбулентность. Она, турбулентность, расползалась гигантской поганкой на десятиметрового диаметра круг, за педелами которого потоки перли в совершенно разные стороны.
- Дай дорогу!! - изнывали мы.
Не адекватный Рунтя , отброшенный потоком поганки, как собака, кинулся на байдарку Соньки.
- Еб вашу мать! – разразился Инопланетянин, - Пятьдесят метров реки, что трудно объехать!! Фраера!!! – возопил Сонька.
- Да дай ты нам дорогу, у-ай вперед! Откуда мы знаем, куда катамаран кинет.
- Сонька еще в сердцах поматерился и, вращая веслами, «убежал» – не без чувства собственного достоинства.
- Ты сморти, Сонье еще и обиделось, - решил Руся.
Зачалили на обед. На острове между рукавами. Происхождение острова – отвал выработки драги.
С другой стороны острова проходили прочие катамараны. Руся и Сонька полностью разделись и уже, аккуратно выхаживая между битого бутылочного стекла, готовились купаться.
- Вы идите на ту сторону и когда будет идти какой-нибудь катамаран начинайте голые бегать. Чтобы они испугались.
- Может им еще хреном потрясти.
- Правильно, можно и потрясти, - с удовольствием поддежали туристы.
Обедали без костра. Было депрессивно. Глаз устал грести веслом без Т-образника и вырезал подходящий черенок, который потом вполне отвечал своим функциям.
Купались тоже очень сумбурно. Берег был слизкий и грязный. Между Русей и Сонькой возник треп и целый процесс, как купаться и кто кому мешает.
Драга, когда-то здесь добывающая алмазы, «размазала» не один десяток километров русла Вижая. Мы выписывали огромную девятикилометровую излучину. По левому берегу гигантским бугром высился лесистый склон, квалифицированный Сонькой, как хребет Малый Спой – весь утыканный частоколом елок, будто гигантский еж. Где-то недалеко здесь Вижай уходит под землю, делаясь карстовой рекой, и проклевывается потом через десять километров. Но это только летом, а сейчас весной, когда столько воды, поди разберись, где вообще это место.
Мы быстро шли меж кустов по узким протокам. Нужно было не зевая смотреть, куда заруливать. Вода нажимала на деревья через фильтрующие прижимы. Причем так напористо, что если влететь, отжимать катамаран придется полиспастом. А его, полиспаст, этот как тут произведешь? Впереди был очередной прижим. На кусты массировано наваливалась коричневая вода. С шелестом. Тут откуда ни возьись выскочил Сонька.
- Глаз, куда ехать! – заорали Руся с Палычем.
- Налево! - заорал Глаз.
- Тренироваться ездить надо, а не ездить! – заорал Сонька. Обиделся и поехал, вращая корпусом, вниз по реке.
Чтобы отвалить от этого прижима пришлось ставить Рунтю поперек течения и тогда лишь потиху отваливать. И тут нас подхватил водоворот и погнал в гигантский улов в обратную сторону. Ты пытаешься от воды оттолкнуться, а весло куда-то окунается в такую субстанцию как суфле: за счет турбулентности вода не дает веслу опоры.
Сорок мы проделали за сегодняшний день километров. Большую половину из них по участку испорченному алмазодобывающей драгой. Наконец Вижай собрался в единое русло шириною 80-100 метров. Течение было лминарное и быстрое. Сонька констатировал, что ехать нам осталось восемь километров. На нас было набросился встречный западный ветер. Он существенно тормозил за счет большой парусности Рунти, но все равно не мог преодолеть течение.
Ехали. Весна тут полностью вступила в свои права. На вербье стали набухать почки. Плоские пойменные острова были устланы бело-нежными коврами ветренниц. Природа нам улыбалась.
- Я так подозреваю, что вот это впереди там уже Вильва, - указал на определяющуюся прямо по курсу долину Сонька. Спустя пятнадцать минут мы уже были там. Река мчала свои коричневые воды быстро, но с тихой торжественностью. Ветер вдруг неожиданно тоже прекратился.
- А эта пена, я так подозреваю, что того самого дюкера, - обратил наше внимание Сонька.
В шести километрах вверх по Вильве от устья Вижая через реку дюкерный переход газопровода. Его соорудили в 2009-ом году. Там стали перекуливаться катамараны. За один только день 11 мая 2009г. погибло восемь туристов. Трубы теперь опустили.
Чалка была через три километра. На антистапель остановились перед автодорожным мостом. Часть идущих с нами по соседству катамаранов тоже остановились разбираться, часть пошла дальше до Чусового. Но нам туда не рекомендовали – большая ширина и подпор водохранилища.
Костер горел плохо, хотя дрова как будто бы и были. Назначили за костром следить Русю, он как будто принялся за дело, однако дело стало быстро деградировать. Его перебросили на разборку катамарана Рунти. Но и тут вектор деятельности оказался направлен не в ту сторону. Пришлось определить его на очистку морковки в суп. Однако, с помощью разведения Руссияновщины дело с супом перешло к Витолине. Глаз ругался. Руся был как будто трезв, но нуждался в няньке и решительно не производил никакой полезной работы.
Из Чусового требовалось забрать наш бус. Туда отправился Пенсионер попутно с дуругими туристами на ПАЗе. С горем пополам мы собрали вещи и принялись стягивать их к дороге. Брусья от палубного настила мы увязали и потащили вчетвером. Они и для четверых по весу были чувствительны. Мы дошли до грязи и остановились: в сапогах из четверых был только один Слава.
- Ну вот. А про сапоги мы как-то и не подумали, - носильщики остановились в растерянности.
- Сонька может пройти, - решил Руся, - Он все равно в чешках.
- В каких чешках! -возмутился Сонька, - Я уже в шлюбных кроссовках чтоб ты знал.
- Тогда позовите Петруху!
Позвали Петруху, но и он как оказалось тоже был без сапог.
Все люди из нас были относительно образованы, но здесь не могли сообразить, как перейти грязь.
В итоге грязь перешли по досочке, путем смены мест (был пятый), разворота на 180 и прочих громоздских импровизаций.
Подле моста сильно пахло тормозами. Это хорошо известный в округе (да и во всём Пермском Крае) и страшный мост. Спуск с него в обе стороны сделали на виражах. Сэкономили и сузив относительно проектной ширины. Машины систематически, пробивая парапет, обрушиваются с него в воду с самыми разными исходами. Особенно это ксается сильно груженых фур. Кажись, пока высокая вода, и теперь что-то там еще не достали
Вернулся уставший Пенсионер. Возле буса возник затор и перепалка при погрузке. Сонька отказывался разбирать байдарочный скелет, ссылаясь, что потом его уже не соберет и это для него всегда стресс. Ракетоподобные остовы пришлось просовывать на верхнюю спальную полку.
По дороге Слава с Сонькой, ходивши в магазин, купили вонючей сушеной рыбы и к ней не соизмеримо мало с количеством чебака пива. Какие-то сильно гламурные и надушенные бабы на заправке спрашивали у них, дескать с рыбалки ли.
Мы снова ехали в Медведково, чтоб попробовать пробраться в Нововильвенский. Был дежурный вариант от Теплой Горы пойти по Койве. Со слов водителя форда-транзита, которого звали Равик, выходило, что Вильва агрессивнее Вижая. Тоже и Усьва, которая в верховьях «дурная». Фильм «Географ глобус пропил» кстати снимали на Усьве. В какой-то год Усьва затопила лес, льдами зажало катамараны. Туристам некуда было дется. МЧС эвакуировало вертолетом.
За наше отсутствие дорога в Медведково изменилась сильно. Снег основательно просел и оставался теперь только по обочинам. Само покрытие от снега уже освободилось и превратилось в грязь-замазку. Перед машиной в свете фар бежали зайцы.
До Медведково не доехали мы несколько километров. Дорогу пересекал газопровод, где прокладыали очередную очередь труб высокого давления. Калибр одного элемента был впечатляющий. Я видел как в Воркуте их по однойтягают Уралы-лесовозы. От блестящего бока еще не зарытой трубы отражался лунный свет. На локальном участке дороги возникла грязь такой глубины, что успешная проходимость Максового буса вызывала большие сомнения. За день подустали, потому что горлопанили и спорили. Глаз придумал отогнать бусик и прицеп в сторону и так ночевать. Сам расстелился на улице.
Полнолуние существенно освещало окрестности газопровода. В лунном свете грязь казалась жирной. Сонька взял ракетоподобюные носы от своей байдарки и пробовал фотографироваться на фоне луны.
- Это Эдвард-Руки-Ножницы, - заметил Глаз.
Нордически чернели зубцы елей.
Часть 2 "Вреющая Вильва"
4 мая
Рейд Глаза и Славы, Голос Руси, авария на железной дороге ,эссе о ворованной солярке, дождь после солнца, снова Палыч, клещи, полеты на луну и коацерватные капли Опарина, ГАЗели и торг с Горбиковым, мертвые мотоциклисты, по баллистической дороге, нужда Соньки, и снова зима, 49 километров, дождь, необыкновенное приключение Виты.
Бус называли общежитием. Вне общежития жили Глаз и Сонька. Общежитие закрыли в районе полуночи. Вне его ночевали вывалившиеся Русины кроссовки.
Глаз в седьмом часу постучал в окошко. Скоро вышел Слава-Электрик. Мы отправились в Медведково. Слава громко ухал по дороге огромадными сапогами, доходящими почти до промежности.
- Да подожди ты, Глаз, так не спеши.
Шли почти сорок минут. Поднялось солнце. Сделалось слишком тепло. В лесу пришлось спрятать тяжелую Славину куртку. Миновав подъем на горку, увидели внизу Медведкоко со свойственным российскому пейзажу картинным унынием.
Сразу решить дело у нас не было никаких зацепок. УАЗик стоял около одного из домов – того, куда заходили в прошлый раз. Но нам не открыли. Пошли к зданию поселкового совета, жирно окрашенного синей краской. Там был засов с навесным замком. В здание со столба шло обилие сикось-накось скрученной проводки. Ворковали голуби.
- А послушай, вон же Урал стоит, - заметил Глаз.
- Нам еще в прошлый раз говорили, что он не на ходу.
Медведково выглядело не очень живым. Только слышались отдаленные шумы на пилораме. Мы решили, что еще просто слишком рано. После примерно третьей улицы понуро пошли к реке Койва, чтобы просто скоротать время. В одном из дворов увидели присутствие бабушки. Со свойственной большинству россиян участливостью бабушка порекомендовала позвонить туда, в Нововильвенский всё тому же известному нам заочно не то Захару, не то Захарову, не то Захаренко, не то Захарченко. Только телефона она не знает. Зато знает сосед дядя Гриша. Живет дядя Гриша через дорогу в соседнем доме и его с утра уже видели.
Дядя Гриша оказался ничем не приметным худощавым дядькой лет пятидесяти. Телефон этого самого Захара он действительно знал.
- Глаз, ты лучше с ним сам поговори, - придумал Слава.
Захар или Захаров или Захаренко или Захарченко съездить за нами был не против, но ему что-то надо там починить. Вильва же открылась ото льда буквально вчера. Сплавляться можно. Вода пока еще не большая. Договорились еще раз созвониться в обед и уже тогда договориться окончательно. Дело требовалось, конечно, продублировать. Вдруг это Захар не починит. Таки достучались со второго раза в тот дом, возле которого стоял УАЗик. Вышла та же самая женщина не определенного возраста с испорченными зубами. Сказала, что сейчас позвонит мужу, который уехал в рейс. Муж не был против нас забросить, но после пяти, когда вернется с работы.
Дело более-менее наклевывалось. Результатом рейда со Славой были в принципе удовлетворены.
- Слава, а УАЗик нас потянет?
- Чего не потянет, потянет, а вот влезть в него нам с вещами уже большие вопросы.
Так мы рассуждали, как откуда-то раздался голос Руси. Он выбрался из общежития и лежал уже на улице. Дежурный развел костер в лесочке в непосредственной близости от газопровода высокого давления.
- Ну, вы даете? Тут газопровод ведь, - делано удивился Глаз.
- Мы костер замаскировали. Не подкопаешься, - возразил Руся.
- Особенно дым хорошо спрятали. Вы что не знаете что произошло под Уфой в 1989 году?
- Глаз, а что произошло под Уфой в 1989 году?
- Значит, возле Транссиба там проходит такой же газопровод. Увидели, что в магистрале упало давление. Ну, давление добавили. А случился недалеко от железной дороги порыв (версия диверсии не отрицается) и вытекло озеро пропана. Взорвались два встречных пассажирских поезда. Погибло под 600 человек, из них 180 детей. Очень много раненых.
- Ты нам тут Глаз мозги не полощь. Пропан легкий и летучий, какое озеро?
- А объемный взрыв произошел.
- А на элеваторах даже мука говорят взрывается. Объемный взрыв.
- Так, а в Минске же радиозавод так взорвался. Тоже объемный взрыв в футлярном цеху из-за пыли.
- Что ты такое говоришь? И когда это было? Я такого что-то не помню.
- В 72-ом году.
Пенсионера между делом отправляли куда-нибуть «сбыть на время в хорошие руки бус», чтобы забрать его по завершении маршрута. Из буса были реквизаированы четыре номера журнала «Техника Молодежи» за 1976-ой год. Их принялись усиленно читать.
- Туристы едут!
Первая ГАЗель, что поновее пассажирская и полноприводная. Вторая грузовая. Остановились. Туристы были еще новехоньки. Хорошо одеты. Еще свежи и бриты. Не побитые похмельем, а выпившие вот только-только теперь – посему гиперактивные и самоуверенные.
- Да проедете на Вильву то. Говорю вам.
- Сядем мы в эту грязь.
- Мы вас подстрахуем. Там до перевала доехать, а дальше делов-то. Там бетонные плиты то. Поехали!
- Боимся.
- Что боимся. Поехали! Но мы вас больше часа в Медведке не ждем. Хотите, поехали. Мы вас подстрахуем, - их руководитель был очень подвижен. И говорил даже без мыслей на какое-либо возражение.
Они уехали. Обе ГАЗели весьма уверенно нырнув преодолели глубокую грязь, где труба.
- Руководитель у них резкий, как понос, - заметил Слава.
Было потом еще несколько ГАЗелей с туристами. Одна с длинным лафетным двухостным прицепом. Еще одна грузопассажирская.
- Ты смотри. Тут можно половить и на живца. Водители будут возвращаться. Вот их можно и завернуть.
Подозрительно небо начало облаживать облачностью. Дело шло к дождю.
- Глаз, тут какие-то канистры явно спрятаны?
- Много там?
- Литров сто.
- А ты понюхай что-это. Не иначе, как с лесовоза солярку спиздили.
- Солярка! – определил визуально и обонянием Слава-Электрик.
- Послушай, а может Пенсионера «подкрепить»? – сообразил Глаз.
- Ты имеешь в виду спиздить? А вдруг она говняная. Хотя говняную воровать не станут.
В нас боролись два начала. Чувство халявного обогащения против возможности расплаты в случае появления хозяина солярки и совести. Решили, что лучше не трогать. Вывели сакраментальное:
- Правильно, не следует пиздить, то что уже один раз спиздили.
Пенсионер уехал. Проехало мимо по дороге несколько грузовиков. Не прошло и получаса, как непонятно откуда послышалось рычание двигателя. Неизвестная машина явно дизельная и по утробной мощности мало на что походила. Мы навострили уши. Звукнарастал. Мы опешили. Он исходил поперек дороги и. Вдруг из-за поворота газопровода появилось защитного цвета чудовище.
- Ой, кажись танк! – растерялись мы.
Это было что-то типа БМП. Бронированный зверь, увенчанный прожекторами, с хищной маской, лязгая траками, приближался.
- Кажись это и есть хозяин солярки. Газовщики...
- С такого аппарата литров сто просто грех не слить. Слушай, Слава, чтоб нам за костер хотя не вставили.
Транспортер подъехал и остановился, мурлыкая двигателями. Открылся люк и вопреки ожиданиям показался добродушный нетрезвый дедушка да еще и в наушниках.
- А?... Что? – переспрашивал дедушка, освободив одно ухо от наушника. Он совершенно не обращал внимания на предательски высунувшийся из леса шлейф от костра. Мы обмолвились общепринятыми фразами .
- Ну молодцы, молодцы...
Люк закрылся. Транспортер рыкнул и, выбрасывая из-под траков комья глины, поехал вдоль газопровода дальше.
Руся варил суп рататуй. Мы читали желтые от времени журналы Техника Молодежи за 1976-ой год, время от времени наблюдая как через яму с грязью на грани фола переезжают легковушки. С каждым следующим переездом глубина ямы увеличивалась и проскочить её становилось всё тяжелее.
- Вита, а вот все ходят и поют: «Моя бабушка курит трубку! Моя бабушка курит трубку!». А я вот все думаю, что это за такая песня?
- Есть такая. Гарик Сукачев поет кажется.
- А-а-а.
Сделалось пасмурно. Заморосил дождь. Разговор зашел затем про теорию пансперамии и коацерватных капель Опарина (тематику обнаружили в журналах). Потом про полеты на луну (тоже из журналов). Сколько коррекций траектории, разгонов и торможений.
Увидели ГАЗ 66. Он неторопливо прошел в попутную сторону мимо. Невысокий бортовой, тентованный.
- Вот это бы нам подошло, как нельзя лучше.
Желтый Палыч продолжил свой эксперимент по поводу «пихтового костра». Результат был все тот же, что и в части «Ледяной Вижай».
- Уй! Ты смотри, а вот и клещ. Суки. Не заставили себя ждать.
- Да, да, клещ. Вот падла! В костер его.
Глаз остановил пустой КамАз. Этот же самый, что утром ехал загруженный бревнами. Теперь возвращался.
- А это ваш УАЗ там в Медведково?
- Мой. А это вас надо везти?
- Нас.
- Мне жена звонила. Потом за вами заеду.
Вернулся Пенсионер на машине ВАЗ 2121 «Нива». К нашему удивлению - с дедушкой Палычем из Саран.
- Я приехал в эту самую Теплую Гору, а там мертвяк. Машину поставить негде и не у кого. Что мне оставалось делать – разумеется к Палычу.
Дедушке Палычу 77 лет, но возраст не мешает ему бегать какие-то марафоны и еще занимать в своей возрастной категории какие-то там места. Палычу сварили чая. Было уже пять часов вечра. Нужно было как-то выбираться. Никто за нами не ехал. Тому Захарову не дозвониться по причине отсутствия в этом месте связи. Глазу показывали, намекая не Ниву дедушки Палыча.
- Какое там. Два, а то три раза скататься придидется. Да и от дороги Палыч не обрадуется.
Требовалось интенсивнее ловить на живца. Машины ближе к вечеру стали ездить чаще. Все как один представители мужского населения в рубашечке и с тонкими усиками.
Через грязь застряла иномарка ФВ Джетта. Там была молодуха с ребенком. Из-за грязи они даже не могди выйти. Машина села на пузо. Субтильный супруг размотал трос. Обратился к нам за помощью, мы за трос приспособили деревянный брус. Пробовали тянуть, но никакой положительной динамики на наблюдалось. Как раз к этому моменту на Ниве уже отправили дедушку Палыча.
Через полчаса появилась другая Нива. Эта без проблем вытянула застрявшую иномарку. Выходила тетка. Узнав что мы из белоруссии, активно приглашала споавиться у них по реке Усьва (это ехать здесь же через Медведково). Мол будет на усьве нам очень и очень хорошо. Все как один с пиететом упоминали Батьку. Урал то, Кавказ, Полуостров Кольский, Магадан ли – везде при упоминании белоруссии сразу – БАТЬКА.
Возвращался ГАЗ 66. Остановился, слегка фыркая бензиновым двигателем ЗМЗ с хорошо отрегулированным холостым ходом. Водитель был очень удобного поведенческого типа для привлечения к авантюрам: свойский подвижный прощелыга.
- Где же вы раньше были? Я уже говна везу.
Действительно кузов был загружен навозом. Но толку разговаривать было тогда, когда еще не вернулся Максим-Летчик-Пенсионер.
- Вот черт и машина подходящая и водитель не просит, так её говном загрузили, - сокрушался Глаз. От досады Глаз обнаружил неподалеку кедры и ознакомил Витолину с этим диковинным для белоруссии деревом.
- Едут!
Возвращались ГАЗели. Что-то их не было слишком долго.
Первая была грузопассажирская.
- Нам эта подойдет.
Переговоры с водителем были коротки. У него (якобы)другой заказ.
Следующая была с большим двухостным прицепом. Дорога видимо туда на Вильву настолько плохая, что этот второй водитель был настолько раздосадован, дескать, однозначно второй раз он туда никак не поедет. Сколько не уговаривайте.
Остановились потом две последних, что уезжали туда (когда туда, то эти были первыми). Водитель пассажирской был худой алкоголик лет под сорок лысый и с оттопыренными ушами, но нас эта машина интересовала меньше. Больше подходила та, что с кузовом. Водитель был в принципе готов пойти на контакт, но видно было, что не сильно ему хочется ездить туда еще раз.
- Машина не моя личная, а от фирмы, оно то можно, но газа нет уже совсем, а бензина маловато, - он был что-то среднее между Владимиром Вдовиченковым и нашим Горбиковым, - раз однозначно не отказывается, то уже можно потиху дожимать. Но когда прикинули где там ближайшая заправка – выходило не камильфо.
- Руся, иди говори с Грбиковым. У тебя получится лучше. Это твоя стихия.
В итоге Горбиков согласился. Вроде как лысый его должен ждать здесь.
Втолину посадили в кабину, сами загрузились в кузов. Не в тему остро торчали скелеты от Соньена байдарки.
- И гитара твоя нас заколебала. Не рентабельно её брать в поход.
Остов фургона был обтянут фанерными рамами с ПВХ. Рамы были зафиксированы лишь сверху. Внизу они свободно хлопали о борта.
ГАЗель сразу же села в грязь. Она не могла выбраться на выезде. На мостах не сидела, но не хватало мощи двигателя.
Горбиков вытянул динамическую стропу. Как потянули мы в шестером за эту стропу – с первой попытки машина и выскочила!
Дорога была впечатлительной по своей изношенности, но еще её ГАЗель в умелых руках преодолеть была способна. Сразу был долгий тягун. Прямо посреди дороги стоял организованно на подножке мотоцикл Минск. Рядом лежали навзнич мотоциклист, другой ничком ближе к обочине (наверное уполз). Что не авария, свидетельствовало, что мотоцикл организованно стоит, а не лежит и пустая бутылка.
По мере подъема мы снова ехали в зиму. Количество снега все продолжало увеличиваться. По всей видимости он основательно просел – ветки, обглоданные зайцами находились на метр выше от сугробов. Апогей подъема был на неком перевале. Дальше дорога была выможена узкими бетонными плитами. Как потом выяснилось, чтобы везти тягачами какие-то тяжелые ракетные комплексы, но которые на сегодняшний день уже демонтировали.
Замест тридцати запланироанных ехать было 49 километров. Остановить машину было не возможно. Как мыскажем об этом Горбикову, находясь в тентованном фургоне. Сонька отмочил номер. Опившись березовым соком, у которого и так мочегонный эффект, да и взяв еще объемом ему теперь приспичило.
- Ты что потерпеть не можешь полчаса!? – не могли понять что за такой каприз мы.
Но по внешнему виду Соньки было очевидно, что не каприз и каких там полчаса, счет уже пошел на секунды. В фургоне страшно трясло. Руся предложил друга придежать, а он Сонька высунит хрен за борт. Но по борту так угрожающе ляпала фанера, что дело могло закончится страшными последствиями. Руся выхватил нож, спешно обрезал в литровой пластиковой бутылке горлышко. Через две минуты полная бутылка была выброшена за борт. Мы долго не могли угомониться.
- И смех и грех, - ехидно хохотал Глаз.
Что километров не 30, а 49 Горбикову немного добавили – пятьсот рублей. Вита покормила его бутербродами. Звали Горбикова Тимофеем и сам он из Тагила. Причем был настолько словоохотлив дорогой, что Витолину даже и заколебал. Уехал. Мы сносили вещи к реке. Которая текла в противоположную сторону.
- Сонька, а что она течет не туда? Слева направо, а не справа налево?
- Не знаю.
- Ну, всё равно это Вильва, другой быть тут не может.
Вода мчалась быстро и агрессивно. По берегам, как и сначала на Вижае лежал снег. Русло закладывало довольно резко виражи. Перепад высоты виден был отчетливо визуально. Поляна для стапеля имелась. Только она была мокровата. Снег сошел совсем только-только. Да и река, мы были вкурсе, что вскрылась только вчера. Развернули лагерь под сильным дождем. Но он с сумерками все-таки прекратился. Было тихо и влажно. Только журчала вода – песнь набирающей мощь и только что освободившейся от ледяного плена Вильвы.
5 мая
Ведро, Быстрый стапель, писаная торба, лафа для Соньки, отмычка и амбарный замок, соблазны Глаза, нежилая Коростелевка, катамаран самосплавом, речь про орган, гроза в начале мая, туман, производство лагеря, обилие лапника.
Ночью Руся включил чудовицный по интенсивности храп. Вита от ужаса и дискомфорта вынужденна была перебраться в сырой предбанник. Я в палатке ночевал в этом походе редко. Уитывая вчерашнюю дождину, был вынужден лезть в палатку.
Погода благоприятствовала всякому демиургу. На небе ни облачка – ведро. Поднялись организованно. Учитывая опыт предыдущего стапеля, требовалось теперь пошевеливаться. Все также из байдарки торчала половина перегнувшегося туда Соньки. Мы с Палычем собирали нашего Рунтю. Удивительным образом даже некоторую полезную работу выполнил и Руся – шнуровал шнуровку. Солнце набирало мощь. Распелись вешние птицы. Активно журчали ручьи. С шелестом мчалась вода по Вильве.
Рунтя оказался в разы собранным быстрее и качественнее, нежели на Вижае. Плоховато только был уложен один из баллонов, но решили, что сойдет.
Пока собирались и стартовали приехала еще одна группа из двух катамаранов. Они уже раз пятнадцать, то есть каждый год спускаются по Вильве и очень обожают эту шуструю речку. Напоследок Глаз пошел осмотреть место покидаемой стоянки. Выполнение правила всегда в каждом походе дает результаты. Был обнаружен Сонькин бельевой рейп-шнурок и два карабина.
Выехали. Мы сразу выполнили S – образный вираж и увидели поселок Нововильвенский, а вернее то, что от него осталось. Жизнь ему в свое время дал скорее всего военный объект, куда и тягали ракетные комплексы тягачи. Объект демонтировали, поселок на сегодняшний день захирел. Живет только лишь несколько человек.
Сонька крутился недалеко от Рунти.
- Помогите мне гидрокостюм снять.
Помогли.
- Слушайте, мы в этом походе с Сонькой как с писаной торбой. Его балуем как можем.
Сонька откуда-то вынял голубую шлюбную рубашку и ехал теперь в ней, ещё отутюженной и видно что сложенной квадратами, и шляпе с полями.
- Смотри-смотри, вон Сонька побирушка опять к нам едет, - умилялся Руссианов.
Сонька вращая веслами приближался. От лопастей отражались солнечные зайчики.
- Налейте! – предельно коротко выразил свои мысли.
- Мы не пьем.
- Ты же Сектор.
- Ладно, Руся налей ты ему, что человеку удовольствие ломать.
Руся полез в портфель:
- Я на него в следующий раз амбарный замок повешу и отмычку буду у себя держать.
Сонька ездил на нашу баржу, как в буфет. Мы ему устроили небывалую лафу.
- Может тебе бутылку дать.
Но Сонька отказался, предварительно взвесив силы.
- Могу переборщить.
Четыре часа мы ехали по шиверам и перекатам до Коростелевки. Вильва мчалась сугубо в живописном лесу. И чем ниже по течению, тем более она, вбирая притоки, становилась водоноснее и стремительней.
- Сонька, вон сейчас будет справа Большая Мясная речка.
- До Большой Мясной речки еще восемь километров.
Через восемь километров мы увидели остров. Справа от него какой-то ужас, но против солнца было трудно разобраться. Что такое.
- Ребза, надо чалиться и осматривать, там что-то стремное.
- Это река впадает, - первая сообразила Витолина.
И тут мы уже и сами сориентировались, что да, впадает река.
- Вот это и есть Большая Мясная речка. Ты бы, Сонька, прошел по Большой Мясной речке?
- Она меня бы просто размазала.
Чем ниже мы спускались, тем валы становились массированнее. Перед Коростеолевкой они уже были сильно под два метра. Рунтя изредка клевал носом и делал внушительные нырки, но чаще валы просто пробивал.
- Как на Мсте, - радовался Глаз.
- Какое Мсте! Там такого и близко не было.
Коростелевка представляла собой пару полуразрушенных домов на правом берегу и вполне сохранившуюся баню. Здесь было уже порядка четырех групп туристов.
- Газуем-газуем, не останавлваемся.
Тут Руся что-то заревел на всю реку совершенно невпопад.
- Когда ты вопить уже отучишься, - Глаз раздражался.
После Коростелевки река угрожающе дыбилась. Начались пороги. Маневры какие-либо не требовались или осмотр. Это, как и прочие пороги на Вильве, упругий поток с огромными и желтыми на солнце валами, когда поток примерно одинаков по всему профилю реки, и не важно принципиально, где на катамаране ехать. Сонька еще мало мальски выбирал линию движения. Мы же маневрированием не отличались. Шли с наплыва по принципу утюг. Только поддавали газу, чтобы быть управляемыми и не так передних заливало водой. Валы шелестели, ударяли в баллоны, взлетали брызги.
Коростелевские пороги проскочили с наплыва. Отстали мальчишки на катамаране двойке. Стали, зачалив к правому берегу, чтобы подкачать баллоны и подождать двойку.
Белая двойка показалась довольно вскоре. То показывались над водой её вострые циллиндрические носы, то носы опускались и тогда мы видели Славу с Пенсионером. И так много раз, как вальс «Мой ласковый и нежный зверь».
Насос стал качать из ряда вон как плохо. Катамаран почти не надувался.
- Его просто смазать надо, - сореиентировался Петруха.
Смазать было особо нечем. Петруха взял тогда кусок сала и стал обильно наносить на поршень и резиновое уплотнительное кольцо. Спустя пятнадцать минут работы функциональность насоса резко улучшилась. Во время ремонта насоса пьяницы заказали Русе разводит спиртное. Руся нехотя согласился. Они потом уламывали Глаза. Сегодня выходил срок полного восстановления после прошедших пьянок.
- Я вам сказал же, что только вечером, после пол-седьмого. Пока что табу.
- Да далось тебе этих пол-седьмого.
- Если не играть в игру пол-седьмого, то будет начинаться всё с утра и - понеслось! Со веми вытекающими последствиями!
Пришел Пенсионер. Он в конце порога обнаружил обелиск погибшим на пороге. Обелиск датировался 1983-им годом.
Потом мы относительно долго ехали по успокоившейся реке. Она перла по прежнему быстро, но была теперь уже не так агрессивна. Мимоходом вспоминали всяческие истории. Руся должен был как-то читать лекцию об влиянии органной музыки на эстетическое воспитание личности. У Руси возникли затруднения с написанием тезисов к лекции. Тогда он обратился к другу и соседу Соньке. Сонька охотно согласился - сказал, что ему ничего не стоит помочь в этом вопросе другу. Решили, что лучше всего будет, если писать тезисы вместе. Подходящим местом сочли в баре. В баре про повод зачем собрались быстро забыли. Кто-то потом кому-то помогал даже идти домой. Пришлось в итоге на лекции Русе что-то плести своими словами.
Небо обложило, тучи сгустились. Наконец по небу, располасывая его, стеганул громовой хлыст.
- Ну, вот вам и гроза в начале мая.
Дождь пошел с опозданием. Не холодный, но довольно обильный. Ехали не чалясь под дождем. В принципе вскоре можно было бы становиться лагерем. Уже пробежали пятьдесят километров.
Сизо-белыми щупальцами реку стал окутывать туман. Он делался все плотнее. Это было сакральное зрелище: мы, едва видя друг-друга, ехали в тумане.
Силуэты гребцов выглядели в нем как-то таинственно. Казалось в этом что-то переходное, перед тем как въехать куда-то в другое время.
Зачалились направо в довольно сырой лес. Впереди шумел первый из Колдоватых порогов. Какие там размеры валов по аналогии с предыдущими, мы были уже в курсе.
Каждые пятнадцать минут все утверждали, что туман рассеивается. Он как будто только-только собирался рассеиваться, как делался еще гуще, смыкаясь сплошной пеленою над началом порога, откуда неприветливо исходил низкочастотый шум. Разожгли костер. От мокрой после дождя одежды исходили испарения.
- Все. Стоим здесь, - через час решил Глаз.
Сонька на Вильве. Урал май 2015г
Тумана меньше не стало. Ехать в слепую в порог не хотелось. Мы выносли суда. Стали интенсивно рубить пихтовый и еловый лапник. Этим так увлеклись, что получились под палатками целые пирины. Костер был тоже ососбенно уютным, хоть и дымным. Придумали даже что-то наподобие скамеек.
Наступило долгожданное время пол-седьмого. Глаз оттянулся. Мы были словно в затерянном мире среди непривычного пейзажа входящей в каньон реки, перед шумящим порогам, в тумане.
Это не река, а пол реки, чалься где хочешь, - приговаривал Сонька, поправляя мокрые вещи на бельевом снурке, - Мы вот на Кавказ ходили, так там ты не везде зачалишься.
- Ну-ну-ну-ну-ну-ну-ну!?
- До берега мы два метра доехать не успевали, - продолжал Сонька, - Ну и выпрыгнули с катамарана перед порогом.
- А в порог чего не пошли?
- А там дальше был очень страшный порог.
- И что?
- Пустой катамаран самосплавом показал нам как нужно правильно проходить этот порог. Он спрыгнул с водослива, развернулся, выскочил из бочки и зачалился потом ниже в нужное улово. Но на другом берегу.
- А кто был?
- Я и Верунчик.
- А Назарчук, Назарчук был?
- Нет, Назарчука не было, Шуманский был.
- И что вы потом делали?
- Обносили, спускались ниже. Траверсировали реку. Шли за катамараном. Обносили уже по другому берегу. Обратно траверсировали. Ночью только управились.
Костер сопел. Источая горклый дымок.
- Потому что молодцы, - скандировал Сонька
6 мая
Категорийность Вильвы, гигантские валы, приключение Соньки на узлах и в пучности, порги Колдоватские и Щегреватые, шея Глаза, выдра и лось, руссияновщина, речка, которая может убить, рокировка, острова и потеря, кто же впереди, затопленный лес, что значит идиллия, травмоопасный Руся, потому, что молодцы.
Уже не помню по прошествии времени, но Глаз что-то там напутал. Получилось, что Желтый стал дежурить второй раз подряд. Быт в этом походе налажен был нормально. Отсутствовал, присущий Мсте ор, сёр по поводу того кто, что и как будет варить.
От дождя и тумана не осталась и следа. Вода весело бежала и блистала на солнышке. Через двести метров, как мы оттолкнулись от берега вода стала напирать на Рунтю гигантскими синусойдами. Его ломало, гнуло, интенсивно растягивало резинки на раме. Это были Колдоватские пороги. Появилась линия движения. Где-то вода переваливала через плиты, образуя гигантские котлы, но как таковых бочек здесь не было – все проносилось. Есть подозрение, что высота этих валов была метра два с половиной. Более-менее связную лоцию я нашел уже после похода. Именно так оценивают весеннюю воду и присваивают Вильве третью категорию.
Мы ужасно боялись за Соньку. Высота вала была не менее половины длинника его байдарки. Он, Сонька, порою скрывался в узле волны, но уже буквально спустя секунду, интенсивно орудуя веслом-пропеллером, взлетал на пучность.
Доднесь я никак не мог подумать, что байдарка, даже подкаяченная и с фартуком, способна вполне преодолевать подобные препятствия. Полагал, что её просто сложит. Сонька вопреки моему обывательскому мнению оказался неимоверно живуч. Его воспринимали как друга, алкоголика и умельца. Но Сонька оказался другом, алкоголиком и профессионалом. Он просто не старается себя демонстрировать, а находил он гораздо профессиональнее и больше, чем мы знаем.
- Ты бы, Сонька, нас поучил немного.
- Так вы же ничего не спрашиваете.
Следующие пороги (или один большой порог) были Щегреватые. Река по прежнему неслась зажатая в узком ущельи. Принципиально пороги эти не отличались от предыдущих, но только валы еще более жесткие и зловещие. Сонька не хорохорился и попросил, чтобы приготовили морковку. Морковка была наготове.
Рунте было пофиг. Двигались по принципу утюг. Иногда веслами не доставали до воды, когда поднимало на гребень. Мокрые штаны были уже и у сидящих сзади Глаза и Руси. Вита пробовала визжать. Глаз интенсивно оглядываясь, как идет Сонька, свернул себе шею. Раздался угрожающий щелчок, но благо никакой механизм ниоткуда не выскочил.
После выхода из узкого ущелья течение несколько успокоилось. По широкой луке мы обошли деревню с одноименным названием Вильва. Русло подрезало здесь берег, образуя обрывы. Дома и бани стояли наверху. От дворов к воде спускались лестницы. Проблема с мусором здесь решалась легко – его просто сваливали в реку.
- Глаз, нужно скоро будет Рунтю подкачать.
- Да доедет твой Рунтя до обеда, ведь договорились же, - Глаз злился.
Рунтя стал спускать гораздо быстрее. За деревней река шла вдоль несметного множества кустарников. Здесь образовывалось много фильтрующих прижимов. Ветки вибрировали на течении.
- Гляньте, вон какая куница жирная. Я право еще таких куниц не видел.
- Да какая, Глаз, нафиг куница. Выдра это.
- Да я уже и сам вижу, что это выдра.
Усатая выдра, заметив нас, сиганула в воду. Проплыла с пяток метров и от греха подальше сделала нырок и была такова.
Река стала повороты делать резче.
- Гляньте, вон какой лось жирный. Я право еще таких лосей не видел.
- Ух ты! Какой лось!
- Да, да лось!
Лесной великан вскинул безрогую голову к спине, взял с места широкой размашистой иноходью, и, не глядя на нас, двинулся в чащу. Свое тридцатипудовое тело он нес на бегу легко и плавно. Бег был стремителен и прям, как поезда по рельсам. Зверь врезался в заросль и, ломая тугие ветви и деревца, исчез восвояси.
Справа влилась Большая Порожняя речка. Абсолютно соответствующая своему названию. За ней начался длинный порог. Сонье и Дец,л куда-то делись, отстали. До обеда ехать не удалось. И отставших требовалось обождать. Более того правый борт сдуло столько, что в пороге ехать стало не удобно. Вал ударился в нос, нос подбросило и подогнуло. Петруху обдало брызгами.
Зачалили слева. Раз уж зачалили, то и делать здесь обед. Быстро догнали отставшие. Развели костер. Расположились на солнышке. Руся поддал, стал разводить Руссияновщину, от него быстро стала болеть голова:
- Вы плохо гребете. Пенсионер просто едет и спит. Если уже лег на бок, то все считай, приехали. А он все время ложится.
Пенсионер и впрямь постоянно ложился на бок, мы шли быстрее двойки, но не сказать, чтоб приходилось их так уж долго ждать.
Руссияновщина сносно переносится, когда сам поддашь. Но мне, Глазу было нельзя. Это всё из-за игры в пол седьмого. Сонька в шляпе с полями тоже окосел на привале и был с честными прозрачными Глазами:
- Нет, эта речка в отличие от белорусской может тебя убить.
Потом Сонька предложил попробовать пройти на своей Свири. Глаз отказался, но сразу предложил взять постажироваться ходить кренами на реку Случь.
- Я тебе сначала книжку дам почитать.
Уже была передозировка Руси. Его удалось сплавить к Пенсионеру. Замена на рассудительного Славу была как нельзя кстати. Предметом спора между Пенсионером и Русей было то, что Пенсионер ложится на бок и не едет. И что надоело его ждать и что Руся его в любом случае перегребет и будет закидывать на сторону.
Это была идиллия. Моменты, которые хочется продлить. Был тихий вечер. Река мчала нас с неимоверной скоростью. Только начавшийся поход по Вильве неизбежно близился к концу. Зачалить было в основном некуда: лес повсюду был затоплен, в него с шумом стекала вода. Крутые склоны по берегам реки поросшие вострым частоколом леса и с отдельными скальными выходами казались особенно величественными. Из-за островов и системы проток мы потеряли мателот Дец,л. После рокеровки его экипаж начал активно сгребаться, соревноваться. Теперь их мы не видели и не знали чем это закончилось. Ехали впятером. К катамарану-бару периодически подъезжал побирушка-Сонька. Глаз на провокации не поддавался и от спиртного воздерживался (до пол седьмого), хотя теперь эту послеобеденную идиллию очень хотелось усугубить.
- Палыч, а в походах выходного дня мы сможем внедрить игру пол-седьмого, или ты думаешь не сможем?
- В ПВД мы ни за что не продержимся.
Шел затем оживленный разговор про взаимоотношения между людьми, между мужчинами и женщинами. Мимо проносились пейзажи. Пейзажи весеннего разлива: затопленный водою лес, скалы, обрывы и даже пещеры. На реке здесь мы были совершенно одиноки.
- Вита, а что это ты поссорилась с Рыжей подругой?
- С Грибовой?
- Да, да с Грибовой.
- Из-за муйнги и поссорились.
Пришлось уговаривать рассказать.
- ..... это, дружили значит с детства. Сидим это у нее на кухне. Приходит значит ее дочка и мне на ухо рассказывает секрет.
Рыжая Грибова: - Что она тебе сказала?
Витолина: Я не могу тебе сказать, это секрет и я обещала.
- ЧТО ОНА ТЕБЕ СКАЗАЛА?!
- Это секрет и я не могу говорить.
- Тогда встала и вышла нахуй отсюда.
На том закончилась дружба между лучшими подругами.
Было интересно, впереди идем мы или белый мателот. Это было принципиально. Дело близилось к вечеру. Решили что мы и эту версию приняли как рабочую. Ехали, рассуждали, оживленно беседовали. Называли самых неблагополучных кадров Секты. Насчитали чертову дюжину: Глаз, Руся, Сонька, Желтый Палыч, Миндибеков, Паша Глазков, Виктор Калина, Полковник Малышев, Пряник, Игорь-Токарь, Слава-Электрик, Сантехник.
Хотелось продлить этот тихий вечер. Было по весеннему тепло и привольно.
- Пришла к нам на работу очень маленькая девочка интерн. И говорит значит мне. Так мол и так у больного черепно-мозговая травма. Ну, говорю, позвони нейрохирургу и вот тебе телефон.
- А как его зовут?
- Дмитрий Викторович.
Потом она долго объясняет зачем он, Дмитрий Викторович, должен прийти.
- Я вас не консультирую и кто вам вообще такое сказал? - недоумевает Сонька.
- Алексей Иванович.
Вдруг девочка-интерн (Таня Жуковская) лишается дара речи и едва не выпускает из рук телефон.
- А что он тебе такое сказал? - я сам не ожидал такого эффекта.
- Говорит, что придет, но только если я его поцелую.
Сонька смекнул, что за развод, что Глаз развлекается и остроумно подыграл.
Сухие берега нынче были в дефиците. Встретился такой по правому берегу на правом же плавном повороте. Зачалили. Был здесь и ручей. Потом Сонька с Глазом не могли вынести Рунтю. Позвали на помощь Петрухо.
- Вы его вообще отвязывать пробовали?
- Ах! Вот в чем дело.
Проволокой к деревьям прикрутили весла, чтоб издали было видно, куда нашим чалиться. Если проскочить, то катамараном такое течение не преодолевается вспять. Появились Рунтя с Пенсионером довольно быстро. Издалека послышался сильный гомон. Туристы прибыли в нетрезвом виде и с искренним удивлением, что они все же не первые. Что первые, были абсолютно уверены, поэтому ждали, а ожидая таки и вмазали.
- Потому что молод-цы, - скандировал Сонька.
Травмоопасный Руся, занимаясь заготовкой березового сока, порезал себе руку.
Друзья и соседи Сонька и Руся
7 мая
Ленин в лесу, махровая руссияновщина, порог Кувырок раньше и теперь, прохождение порога, траверс на валу, конец маршрута, антистапель, спецзадание для Руси, шлюхи, мальчик на мотоцикле
Супа наварили вчера настолько много, что новому дежурному Глазу достаточно было лишь его разогреть и чем-нибудь сверху сдобрить. Завтракали.
К месту нашей парковки пришвартовался катамаран четверка типа «банан» еще и с компактным буржуйским лодочным мотором. Гребцы вышли:
- Вы наших не видели?
Как раз нам вчера, позднее как мы стали лагерем, повстречался одинокий катамаран тоже с таким вот мотором. Они (это были пермяки) разбрелись, как и мы, в системе островов. Головной ушел вперед, а второй, шедший следом, подумали, что авангард это они, а первый идет позади и решили стать лагерем.
- Да, видели, еще поздно вечером прошел мимо нас.
Бивуак свернули быстро и довольно организовано. Все было бы хорошо, если бы не насандалились Руся с Сонькой. Сонька был блаженен, что им даже можно было умиляться. Руся же начал разводить Руссияновщину. Решили, что коней на переправе не меняют: оставили Русю с Пенсионером. Вчера они сгреблись и теперь сделались наилучшими друзьями.
Река перла нас все так же быстро, но уже не была так бурунна. Появились вскоре как вышли справа у воды водокачка и на верху строения окраин поселка Гремячинск. Дальше были заброшенные здания похоже административного характера. Давно покинутые с черными проемами окон. Двор пророс вербьем и канадским кленом – пейзажи деградации Габриэля Гарсиа Маркеса (Осень Патриарха).
- Ленин в лесу! - оживился Палыч.
Символ и кормчий семидесятилетней эпохи, злой гений, изменивший судьбы миллионов, теперь покинутый всеми с потускневшей и потрескавшейся краской серебрянкой уже не с призывом, держась за лацкан растегнутого пиджака, с высоты крутого берега взирал на реку, а пока нет листьев с немым укором выглядывал из молодых древесных зарослей. Которые поднялись сами собою, поглотили памятник, ни йоты не оставив его былого величия. Берег быстро пронесся мимо. Позади остался выглядывающий из зарослей Ленин.
Экипаж Рунти был очень доволен, что сплавили Русю к Пенсионеру. Мы зачалились. Его Руси было так уже много, что у Глаза стала от него болеть голова. Глаз выносит нагрузки, голодовку, бессонницу, холод, но уязвим сильнее всего от жары, а из социальных факторов - к человеческой навязчивости. Иные не замечают навязчивых людей, даже жить могут с ними и успешно сотрудничать. Но экипаж Рунти был уже основательно ушатан другом Русей.
Таблички предупреждали нас о предстоящей опасности. Через километр многоизвестный дюкер. Пока его не опустили, там ежегдно гибли киляющиеся катамараны. Порог получил название Кувырок. В нете есть видео, как оживленно и даже восторжено ведет себя экипаж одной из четверок при приближении к водосливу. Они все погибли. Видео с выловленной из воды камеры. Фильм заканчивается секундой съемок под водой.
Фото из нета до опускания дюкера
Как и предполагали, дежурили МЧС. Глаз распислся в журнале, что об опасности предупрежден.
Трубы, как пислось, от греха подальше опустили. Пошли осматривать дюкер. Вместо одной сплошной большой пенистой бочки с кружевным валом поперек всей реки остались большие валы по центру и косые валы с признаками спирального течения слева. Справа был и вовсе спокойный проход. Рунтю решили запускать первого. Экипажем (без Руси) сговорились идти по центру. Максимально его разгонять. Пройдя дюкерные ворота сколько то, уйти вправо в улово и ожидать остальных.
Носы зарылись в первый вал. Рунтю затем резко подбросило вверх. Встегнулись в стремена-упоры мы хорошо. От рывка они натянулись, зажав бедра. Следующий вал дыбился сразу вслед за первым еще круче со зловеще щетинящимся барашком на вершине. Он ударил Рунтю в палубу, обдав нас брызгами, заливая привязанные вещи. Так мы по валам пробежали широко раскачиваясь и сильно играя рамой на резинках. Затем круто повернув сошли со струи с этими валами и зачалили к берегу. К берегу в лес несли волны по типу прибоя, что было неудобно выходить на берег.
К порогу быстро приближался Диджей Децл в составе Максима-Летчика и Руси. Руся, от которого недавно болела голова, вдруг резко посерьезнел, замолчал. Особенно явственно выделялась теперь на его лице щетина. Они были уже на горке перед скатом под первый вал, а все никак не могли определиться, как им ехать и что. Вращались, рыская носом вокруг оси. Вода их увлекла и подняла на гребень. В отличие от нас их прохождение было суше и плавнее. Мы же демпфировали эту жесткую стоячку с брызгами и заливом водой. Децл, плавно поднимаясь и опускаясь, пробежал мимо, будто вальсируя.
Сонька придумал доселе для меня невероятную вещь. Сообщил чтобы фотографировали и приготовили морковку – будет делать траверз вала. И действительно двинулся против течения, но всё более смещаясь поперек реки. На этих громадных коричневых валах его утлую байдарку поднимало, опускало и заливало будто спичку. Вода скатывалась с фартука. Он все продвигался. Вот Соньё накренило, почти критически. Нам на мгновенье показалось, что сейчас будет оверкиль: уже на дне лодки мы видели заплаты. Он, однако, вынырнул из бурунов и выровнялся, всё также интенсивно орудуя спичкой-веслом. Поперек весь профиль потока он конечно же не пересек: слишком хуже было у противоположного левого берега, где еще пуще щетинились косые валы. Но благополучно вышел из струи обратно на спокойную воду.
Через три километра ламинарного быстротока в нас влился справа Вижай. Все такой же пухлый и водоносный. Деревья по берегам стояли в воде. Совсем недавно мы приехали по нему сюда в Вильву, но это казалось теперь в этот момент неимоверно давно.
Еще через три километра вдалеке мы увидели знакомый нам мост. Он быстро приближался. Течение было весьма сильное. Те места, где недавно еще разбирали суда, оказались затоплены. Ехать пришлось за мост.
Место антистапеля не было импозантно. Загажено, как водится в России хламом, имеющим отношение к катамаранам, множеством битого стекла, пластика и конечно же кострищ - нажгли одно на другом. Сонька после траверса вала добавил и к моменту чалки уже с трудом вышел на берег. Приткнулся к вещам, спит. Сонька в таком состоянии удобное приложение. Хуже вел себя Руся. Он принялся ходить по лагерю и вопить – разводить Руссияновщину. Его требовалось куда-то срочно сбыть. Повод был найден – купить водки, а это не ближе чем пятнадцать километров. За дело Руся взялся, но с неохотой. Оно сразу стало клеится, первая же попутная ГАЗель остановилась и подобрала Русю.
- Во дает, - удивились мы, - Везет ему.
Руся в ближайшие несколько часов был нам не желателен.
Рядом тоже разбирались туристы олдскульного типа. По древним гондолам чего-то большого, веслам и деревянным жердям угадывалась эпоха семидесятых или восьмидесятых. Прочные пенсионеры-боровички, четверо или пятеро. С ними мальчик лет десяти и детина (возможно отец мальчика) – крупный, рослый и слегка пузатый парень что-то по возрасту за тридцать. Выглядел он компьютерно. «Дяди Борисы», судя по всему, за поход ему приелись и теперь хотелось поговорить с кем-нибудь другим.
- Мы по Вижаю ходили, - поделился с нами компьютерщик.
Также утверждал, что в водный поход пошел на пробу, очень понравилось и непременно пойдет еще. Сами они из Ё-бурга (Екатеринбург). Дескать, у них более популярен конечно же пешеходно-горный туризм. Здесь же у пермяков превалируют сплавы.
На горочке появился Руся очень неожиданно. С пакетом! Смущало что как-то очень быстро и тревожно спускается.
- Дай, Глаз, быстро только мне двести пятьдесят рублей. Деньги больше не показывай!
- ??
Впрочем и так стало понятно. К нам спускалась на высоченных каблуках рослая несимпатичная бабища лет сорока, одетая в исключительно кислотные цвета и с гротеском.
- Где ты эту шлюху взял?
- Я что виноват, что машину с ними тормознул.
- Что ж ты в нее сел?
- Там были стекла тонированные.
Проститутка таки приперлась в лагерь. Двести пятьдесят рублей ей оказалось мало. Попросила еще.
- Нету больше! Я с вами на машине чуть не убился! – возмутился Руся.
- Тогда вы вот, сколько вас тут, просто скиньтесь мне по сто рублей.
- Да пошла ты на йух! – очень сильно разозлился Руся, готовый ей даже вмазать.
Представитель древнейшей профессии оказалась профессиональной скандалисткой:
- Пошел ты сам на йух! Пошли вы все на йух! И пошла ваша вся Белоруссия на йух!
Ее уже звала сверху с дороги её коллега. Причем по имени отчеству. Проститутка забрала лежащие на виду батончики Twix (нам к чаю) и пошла к дороге, обуреваемая гневом.
Руся не мог успокоиться долго. Вопил и разводил Рссияновщину. Отвлекли его очень не скоро.
Дяди Борисы управились гораздо раньше. За ними приехал транспорт и убыли они значительно раньше. Каамараны складывались в чехлы сегодня вяло. Вещи, хоть были трезвы, однако, собирали уныло.
Сумерками подъехл Максим-Летчик-Пенсионер с бусом и разумеется прицепом. Погрузились, выехали. Максим добирался как-то этапно. В заключение при подъезде к дедушке Палычу подвозил его мальчик на мотоцикле. Выяснилось, что мотоцикл мальчик научился водить буквально вчера.
8 мая
Максим-Летчик-Пенсионер устал за поход и, будучи пересыщенным впечатлениями, по дороге назад очень сильно раздражался:
- Что там музей Кубинка, успеем, - я вообще никуда не спешу...
Напоследок мы собирались посетить крупнейший в Европе танковый музей «Кубинка». Была возможность это сделать в 2009г., когда возвращались из Магадана, но тогда был понедельник, а как раз таки по понедельникам музей не работает. Ехать же специально только ради музея ажно в Можайск не собрались.
В рамках того же самого дня Максим утверждал уже противоположное:
- Я никогда не поеду с вами в автопробег. Автопробег это не на катамаранах вам кататься. В автопробеге въебывать надо. А не по кафе дальнобойщиков останавливаться. Тут сел за руль, поставил задачу и быстренько доехал.
Три года назад мы возвращались с Кавказа. Тогда у Максима-Летчика-Пенсионера отмечались эти симптомы, но теперь манифестация была более яркой.
Скорость наша составляла 75 километров в час. Было утреннее спокойствие. Светило солнышко. Дорога насыщенная пыльная. Много фур-мастодонтов.
Навстречу шли два очередных большегруза. Навстречу нам, словно мячи, издали было видно как пляшут по нашей полосе камни, не иначе этими фурами и поднятые. Поход на впечатления был насыщен. Пришлись приключения и на дорогу назад. Как перед большинством неожиданных и фатальных событий все видится в замедленной кинохронике. Камни-мячи также само - медленно подскакивали. Упруго и неотвратимо. Удар пришелся в проекцию переднего пассажира. Естественно, пассажиром спереди ехал сегодня Руся. По стеклу побежали злые пауки. Все обильнее распространялись они и целиком лобовуха стала фасеточной. в месте удара высыпалась стеклянная крошка, образовав оконце 10 на 20 см.
- Все, пиздец, приехали.
- Скотч срочно, пока не высыпалось, - не растерялся Слава.
Лепили скотчем. Проехали еще не много. Останавливались, еще лепили. Потом еще ехали. Стекло стало выгибаться. Снова останавливались, делали подпорку из палочки. В итоге ситуация стабилизировалась. Против пассажира окнонце заделали обложкой от какого-то лощеного журнала (ну и скотча, разумеется). Против глаз водителя изобрели танковую амбразуру 20 на 5 см. Дуло еще сносно и как то не то, что на водителя, а в сторону. Обзор был на грани возможности ехать и особенно маневрировать.
До Ижевска доехали 200 километров. В Ижевске скоро стало очевидно что ни о каком лобовом стекле для старого Мерседеса речи быть не может. Эстетическое восприятие промышленного Ижевска оставляло желать лучшего. Максим как хозяин буса решил рискнуть ехать в таком вот виде до Орши. В Орше то стекло поменять можно! Цель Орша стала очень подстегивать никуда не торопящегося Максима. В Ижевске можно купить водку "Глазовская" (в честь города Глазова - Удмуртия). Отправили в магазин Русю с условием, если добудет, то простить часть руссияновщины. Водку Глазовскую Руся не купил. Искать Максим отказался категорически.
Знаменитый Максов бус в Ижевске
ГАИшники нас останавливали. Были сочувствующие и быстро отпускали. Но один держал долго и читал ПДД. В ПДД ничего по поводу стекол он не нашел.
- Так вы уберите его вообще, - настаивал инспектор.
- Так как же мы тогда поедем.
Спасло отсутствие соответствующих прописных правил. Ничего напрочь не говорилось про ограниченную обзорность и тем более разбитые стекла. дискутировать было можно сколько угодно. Отпустил в итоге с миром.
Ехали весь вечер, ехали и ночью со скорстью 75 км/час. Вечером Глаз напился (не Глазовской). Ехали...
9 мая
Тихий рассвет Заволжья, Кубинка, оптимизация финансового учета
Рассвет был необычайно тих и красив, когда мы пробирались по заволжью. Всю ночть и утро за рулем просидел Петрухо. Ехали в режиме нон стоп. Атмосфера была как это и водится обыкновенно в дороге назад была унылой.
«Ободранные», полупьяные и уставшие вышли мы в окрестностях Можайска. Со стороны крупнейшего в европе танкового музея Кубинка доносились военные марши. 9 мая особенный день. Терез поле с посевами каких-то злаковых была протоптана пыльная тропинка. Многие машины вне дороги припаркованы были прямо средь поля. До закрытия оставалось несколько меньше чем два часа. В основном посетители уже возвращались. Многие с георгиевскими ленточками.
Билеты стоили 400 рублей. Музей не плохой, но ожидал я от него всё-таки большего. Даже не в плане количества экспонатов.
Тигр (PZ6)
При табличках с техническими и военными характеристиками целесообразнее всего было бы изобрести подобные таблички с историей боевого применения и особенностями той ли ииной техники. Наиболее ценны здесь на мой взгляд здесь – Мышонок (самый, кажется, большой в мире танк), которых (если я не ошибаюсь) всего изготовили два экземпляра. Фердинанд - самоходка 65тонн веса, которых построили тоже совсем не много. Фердинанд при попадании сокрушал с дистанции 2 км любой другой танк, но из-за отсутствия пулемета по пехоте приходилось стрелять из пушки. «Стрельба из пушки по воробьям» - так отозвался о Фердинанде Гейнц Гудериан.
Тяжелая самоходка "Фердинанд" на заднем плане
В Кубинку притянули даже мортиру «Тяжелый Густав» и вне ангаров был здесь и бронепоезд. Некоторые советские танки времен ВОВ угнали на парад. Места где им предписано находится пустовали.
Максим Летчик Пенсионер на фоне танка Мышонок 9 мая 2015г. "Кубинка". На передней броне следы попаданий от снарядов в виде вмятин
12-циллиндровый дизел от Т-34
По музею прошли бегло, галопируя экспонаты. За десять минут до закрытия бабушки стали нас откровенно выгонять.
Нет ничего отвратительнее, чем подбивать балланс, кто кому сколько должен. Я теперь взял на себя эту неприятную функцию. Все траты доселе писал в ежедневник. Пришлось изрядно напрягаться, чтбы более или менее привести дело к общему знаменателю. Помогали остальные. Этот вопрос все равно нужно как-то на будущее оптимизировать.
10 мая
Максим в Орше, конец похода и электричка
В Орше Максим, как и год с хвостиком назад, когда мы возвращались со Мсты, высадил нас в Орше и спешно ретировался.
Домой ехали на электричке. В основном дремали. За окном все было свежо, молодо и зелено.
В Минске в камеру хранения сдали с Петрухой опостылевший багаж (рюкзак и катамараны). Еще Сонькину байдарку, которую он мне презентовал в следующий поход по реке Случь, чтобы поучился ходить в том числе кренами. Ехали на 44-ом троллейбусе.
61-ый поход останется в нашей памяти, как непредсказуемый, очень плотно насыщенный на впечатления и события, исключительно красивый с эстетической стороны. При несложной технике педалирования по принципу «утюг» мы с удовольсвием покатались на больших валах. Что в отличие от подобных порогов той же Карелии и Кольского не локальные водосливы, а длительной протяженности. Впечатлило, пожалуй, больше остального – вскрывающиеся реки, хруст ломающегося льда и этот не описуемый бег среди льдин с первым валом. Не требуют подобные походы высоких требований к физической выносливости: суда бегут сами как угорелые, гонимые вешней водой. Хотелось бы повторить вновь это буйство прорвавшей ледяной плен воды и протечь с ней в этой строптивой природе, оказаться снова средь всего этого, что слагает песнь вскрывшихся рек.
