33-й поход. "Кронштадтский Ад". Часть I - 4-й день, 3 мая, четверг

4-й день, 3 мая, четверг

«Один день Ивана Денисовича»

Пасмурно. Ветрено. Опохмелились. Варили. Завтракали. Рассуждали. Лапник, который наломали на палатки, кто-то бросил в костер. Повалил густой трескучий дым.

Глаз ехал «обезьяной». Лесное затишье закончилось быстро. Река вышла к деревне Коуровка и Слобода. Ветер был сильнее вчерашнего и продувал насквозь. Тормозил нас тоже сильнее вчерашнего. Подвесные мостики. Несколько. На сей раз высоты достаточно. Чусовая делала излучину. Правобережную церковь проезжали с двух сторон. Церковь построена в 1805 году. Река проделала нудный поворот, ветер начал нам помогать и навалился сзади. Слева показался камень Собачьи Ребра. За счет выстоящих плит он и получил такое название. Здесь же Коуровская турбаза – место начала сплавов большинства туристов. От Первоуральска маршрут не описывают. Скалы Собачьи Ребра, как и большинство других, являются геологическим памятником природы. Свердловский областной совет народных депутатов 751 от 11 сентября 1975 года взял этот камень под охрану. Ответственность за сохранение памятника возложена на Коуровскую турбазу и Шалинский межколхозный лесхоз.

Здесь описывался перекат. Но переката не было, впрочем, как и всех остальных. Высокий уровень воды. В то, что он здесь есть можно было поверить – чувствовался уклон. Массивный поток воды с воронкообразными широкими кругами попер наш катамаран, как ручей спичку. От приличной скорости, которую нам давала река, мы еще не успели пресытиться. Чусовая мчала быстрее, чем весенний Хопер.
Прошли камни Георгиевские, и на пути предстал камень Часовой-Гуляй – 25-метровый боец, о который разбивались в старые времена груженые рудой баржи. Пройдя удачно мимо этого камня дальше какое-то время можно было плыть гуляючи.

Зачалились сразу за камнем. Наверх вела тропа. Скользко. Могучие лиственницы, пещера, обожженные и закопченные костром стены. Пьяный Глаз был вне себя от восторга. Очень показательно стояли рядом одного возраста ель и пихта. Глаз разъяснял отличия. Отличия были убедительны.

Сверху вода казалась желтой. Явственно контурировали сине-фиолетовые баллоны ромбовидного вида зачаленного Диджея Яся. Нависающий гранит Часового-Гуляя был непоколебим. Глаз и Человек-Рука нашли огромный булыжник и снесли его к краю Камня, поставив на ребро с целью его скинуть. Женя приготовился снимать.

Смотревший уже в Минске фильм Люткинс (Сашенькино новоселье), отреагировал с небывалым скептицизмом: мол, придумали какую-то фигню и прутся.

Булыжник с ленивым шелестом сначала покатился (тем лучше, дальше от основания Камня отлетит). Пару секунд было тихо (летит). К небывалому восторгу алкогольно-экологической экспедиции раздалось громкое фонтанно-дышащее уханье и оседание брызг. А затем все затихло. Молча и без комментариев, будто потрясенные случившимся, повернулись на 180 градусов и пошли.

Ох , как Маленькой Леночке было с нами тяжело! Как назло, подобрался спетый алкогольный костяк. Причем «будешь – не будешь» даже не обсуждалось. Понимали друг друга даже не с полуслова, а с полувзгляда. Про продукты вспоминали редко. Зато учет бутылок велся аккуратно. На неделю вперед был разработан целый алгоритм, целая стратегия на случай, если вдруг закончится.

Уходить от Часового-Гуляя не торопились.

Появилась ветчина, сыр типа чечил, и Главпродукт типа «Кедровая». Уходить от Часового-Гуляя не торопились.

Река текла в северном направлении 2 километра. В конце этого участка стоит камень Левинский. Щель в нем издали кажется пещерой. С камня стекают два ручья. Перед ним ручей Долматиха, после – ручей Левиха (в кустах).

Прежде, чем снова повернуть на Север, прошли вдоль крутого левого берега, на котором отдельными домиками раскинулась деревня Каменка.
Загнанные нуждой бурлаки приходили сюда пешком из близлежащих губерней и за гроши пускались в трудный, иногда с трагическими последствиями, путь.

Остров, две протоки, затопленные вербные кусты и шумящая в них вода. Быстрое течение. Такие острова типичны для русла Чусовой.

На левом берегу возвышалось здание церкви, выполненное в стиле классицизма в 1855-60 годах.

Глаз, сильно окосевший, опирался на огромную желтую сумку с продуктами.

- Соотечественники! Хуторяне! Доколе мы пить да гулять будем?! Доколе?..

Но хуторяне не дали ему закончить. «Хорошо!» «Давай-давай!». А потом пришли в еще более поощрительный восторг и вынесли приговор:

- Налить Жене Суслину! Наливай всем!

Слева деревня Нижнее Село. Справа – камень Шайтан. Высота 21м. Живописная скала с вертикальными членениями. Охрана его поручена Коуровскому дому отдыха и Билимбаевскому лесхозу.

Женя растрогался и выпил со зримым уважением ко всем собравшимся.

Глаз был эйфоричен, и браво опирался на желтую сумку. События развивались удачно. Отдых соответствовал ожидаемому.

- Станичники! Казаки! Не поддадим!.. …Тьфу! Не посрамим славу нашего оружия! Не поддадимся бусурманам!

- Правильно! – заволновалось застолье, – Не посрамим! Не поддадимся! Наливай всем!

На этот раз Женя выпил с еще большим энтузиазмом и торжественностью. Закусил и закурил сигарету.

На некотором удалении от воды прошел мимо занесенный камень Сенькин. За Сенькиным наклонно падали в воду плиты камня Висячий.

По-видимому альпинисты на наиболее выдающихся именных камнях закрепили таблички. Ориентироваться и без того было легко. На повороте, как бы притаившись в лесу, стоял незаметный камень Сокол.

Стих ветер. Разошлись тучи, но было холодно, солнце из-за уходящей кромки кромки облаков не показывалось, уходило к горизонту вместе с ними.

Гладкая вода казалась блестящей. Прошли стремглав мимо деревни Трека. «Ершик» - прочитали мы на следующем невысоком камне, который порос хвойными деревьями и стоял за деревней. Дикция между тем у Глаза стала нетвердой.

- Сибиряки! Дальневосточники! Отстоим наши реки и святыни!

- За Чусовую! За Озеро-Канозеро! За Диджея Яся!

Километров 25 отошли мы уже от Часового-Гуляя. Слева проскочили камень Боярин.

- Братья и сестры!.. – совсем растрогался Глаз.

- Ой смотрите! Смените его! Смените! – запереживала Маленькая Леночка.

Я сидел сзади и видел лишь Женины уши с кумачевым оттенком. Когда он повернулся в профиль, стало очевидно, что остались последние минуты и без того нетвердой посадки. Лицо было бескровно, а взгляд пуст.

Женя сам освободился от упоров, сошел с трибуны и тяжко, с достоинством перебрался на место «обезьяны» на огромную желтую сумку с продуктами. .. Затих.

- Он все говорил-говорил, а потом как побежит!

- Ребята, ну нельзя так пить!

- Браться и сестры! – Доколе мы пить да гулять будем?! Доколе! Завтра объявляю День трезвости. А вы как хотите.

- Хе-хе-хе-хе-хе. А так веселее гырябаць. А я буду завтра. Хе-хе-хе-хе-хе..

Любители приукрасить будут рассказывать, будто Женечка говорил-говорил, а затем обмяк и повис в бедренных упорах. Не было такого (прим. редактора: на самом деле было). Неудачное место. Дней за десять до похода во время тренировочной поездки оттуда выпала Маленькая Иринка.

Затопленный высокоюй вешнюю водою брод. Диджей Ясь бесшумно въехал прямо на колеи дорог. Здесь у правого берега тридцатиметровою стеной возвышался камень Высокий. К реке он шел косо: сначала уступая место полоске низинного луга, а дальше отвесно обрываясь в воду. В камне есть пещера. Гранит был розовый. Наверху – сосновый лес. За дровами и водой нужно было ходить в соседнюю балку: там протекал ручей. Человек-Рука разглядел там ни то выдру, ни то бобра.

На камень Высокий я поднимался. Почти сыпучка. Маленькую Леночку брал с собой.

Вечер. Тихо и почти безветренно. Лента реки казалась гладкой, блестящей и таинственной. Погода была многообещающей – на небе звезды и ни облачка. Температура быстро опускалась.

Уже стояла палатка. В нее завели пьяного Евгения Викторовича. Костер источал Г-образный при безветрии шлейф дыма. Рука и Сашенька сновали, как муравьи. Бежевая хаки Сашеньки сливалась с травой. С наступлением темноты сильно похолодало.

Костер сопел. В поисках кипения в темноте мелькал тощий луч фонарика. Поход продолжался.