28-ой поход «Каръяла-похъяла» Северная Карелия. Белое Море 2006 год --
---------------------------------------------
Велик был год и страшен по рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй.
Был он обилен летом солнцем, а зимою снегом, и особенно высоко в небе стояли две звезды: звезда пастушеская – вечерняя Венера и красный, дрожащий Марс.
2005 год миновал, насыщенный на события, но ущербный на походы. Их было всего один- 33дня. Баснословный по километражу для байдарки- 1200 км. Он же 27 ой.
Первый лед встретил я на Цнянском водохранилище. Черный, без снега, по нему было стремно еще тогда ходить. С непривычки на небольшом морозе казалось холодно.
Не припомню я таких морозов у нас в Белоруссии, как в этом январе. Термометр показывал -28 градусов. Именно в этот день 21-22 января, я организовал пьянку на озере Материнское. Сильный мороз, темное звездное небо, еще не наскучивший снег и лед и пьяное эйфоричное состояние оставляли не отразимые впечатления. Быстрее хотелось в большой поход.
Канун похода 12 февраля. Растворенные в ацетоне зажигалки к моему разочарованию на просмаленные лыжи не намазывались. Дело это подходит только для нулевых. Разве что… События происходили поздно вечером у меня в подвале на даче. Для усовершенствованных динамомашин Глазова заранее напилили реек. В этот же вечер пили водку, сидя у костра. Человек-Рука откопал из снега бутылку с самодельным виноградным вином, которая валяется на улице уже может с прошлой осени. Брат им как-то поливал шашлыки. Рука его выпил.
Договариваться о чем-либо с ним стало решительно невозможно. Наблюдался эффект Дедовича. А сейчас, правда, сидит жрет, билеты мы на поезд уже купили. Значит все-таки поход будет. Пойти тогда больше было не с кем.
Общественное мнение, как обычно было негативным
- Не ценишь ты, Леша, таких хороших девушек. Одну с парашютом прыгать заставил, другую на Эльбрус тянул, эту в тридцатиградусный мороз на озеро потащил. Поход хоть твой будет не экстремальный.
- Нет, не экстремальный, - убедительно заверял я, хотя был абсолютно уверен в обратном.
Лед на канале был тонкий за счет того, что упал уровень воды, Человек-Рука ходил за мною с большой опаской. Далее мы занимались дебилизмом. Пробили лед палкой, тыкали ею же в вязкое дно с вонючей грязью.
Возле водонапорной башни образовались целые скопления сталактитов. Ими же был покрыт рядом расположенный сарай: на него когда-то сверху падала вода.
- Паша, а тебе нравится заниматься дебилизмом? Давай я тебя сосулькой ударю.
- !!.....
Минут двадцать потом еще мы бросались кусками льда, ломали эти сталактиты. Примерно так мы собирались в поход.
1 день. Понедельник 13 февраля
13 февраля. Поезд выходит в 7.55. ночью не спал я умышленно, чтобы было чем заниматься в поезде. На улице 10 градусов мороза. Я вышел из дома. В руках без перчаток лыжи особо не пронесешь. Сам весил 90 кг., рюкзак 32кг.
Встретились на Дружной под табло – стандартное место встречи перед каждой поездкой. Руку проводила его зазноба – Юлька. В вагоне мы разместились без проблем. Народу едет немного. Как это и водится ехали на боковушке. Одна проводница лет 30-35, зубастая, но вида довольно приятного. Ее напарница примерно такого же возраста, ежели не моложе. Подбородков сколько, не сосчитать. Ожирение четвертой степени еще, видать, и в сочетании с лимфостазом. Обыкновенно, подобные слонопотамы очень вредны и желчны. Эта была исключением - в меру приветливая, с чувством юмора - она не напрягала.
Уже спустя минут пятнадцать езды стало известно, что Человек – Рука поступил по песьи. Вместо литра взял одну бутылку водки. Не так, как договаривались.
За отъезд выпили, закусив жирной курицей. Есть не шибко то и хотелось.
Борисов. Смотрели в окно. Замерзшая Березина выглядела ущербной. За окном пейзаж зимний. А это уже не характерно для февраля наших мест. Потом я залез на верхнюю полку, повернувшись жопой в проход.
Проснулся я аккуратно в Витебске. Вскоре мы въехали в Россию. Поезд продолжал увозить нас на Север. В вагоне было жарко. Пили следующую бутылку водки. Рука символически, а я нормально. Иногда пререкались, иногда говорили об общих знакомых. Вообще выпившему очень хорошо ехать и смотреть в окно.
По соседству ехал негр, ехал в Новгород на учебу, то на русском, то на английском языке изъяснялся с соседкой, не то девкой, не то теткой. Когда следующий раз я проснувшись спустился с полки, их уже не было.
В вагоне жарко. На перрон выходили на станции Дно. Снега больше, чем у нас. Мороз где-то градусов 10.
Вторник. 14 февраля 2 день
Поезд шел по Карелии. Я думал раньше, что до самого Мурманска дорога сплошняком двухколейная. А здесь много однопутных участков – в районе Петрозаводска, Медвежьегорска. Поезда идут тут медленно, гораздо медленнее, чем в сторону Воркуты. Камни, тайга, сопки, а там прямая по болотам. Все время ходили за пивом. Я ехал в ностальгическом настроении, глядя в окно и думая, как я все-таки люблю зиму. Чем больше пьянел, тем больше мне казалось, что это все ……сь.
Постоянно набивался в разговоры несколько поддатый мужик. Но мы с ним были не особо словоохотливы.
Стемнело. Вагон наш первый - сразу за электровозом. Он сильно искрил по замерзшим проводам и от снега отражались в темноте бело- голубые почти не прекращающиеся вспышки.
В час ночи по Российскому времени мы должны были приехать на станцию Чупа. Рука предложил какую-то дебильную идею: сидеть на вокзале, который возможно и не существует.
Среда. 15 февраля 3 день
Ночь, темно, снежно. Ссадила нас та самая толстая проводница. Мы пошутили, что еще скорее всего поедем с ними назад. Можно, конечно, через Питер с пересадкой. А этот прямой ходит два раза в неделю.
Хрустящий снег, мороз не сильный. Во влажном воздухе висела стареющая луна, вокруг которой из-за влаги образовался широкий ареол. Наш поезд ушел дальше. До поселка Чупа шли 5 километров по укатанной дороге. Явственно слышался грохочущий шум железной дороги. Полное безветрие. С поезда вышли кроме нас с пяток пассажиров и растянулись по дороге в Чуму. Светя фарами, проехало несколько машин. Слева проходила засыпанная снегом ветка железной дороги. Поселок находился на неровной горке, виден был лед Чупской Губы. В том месте, где порт, мрачно дымила труба.
Как бы и пора было сходить на лед. Где туда есть следы, в темноте было не понятно. Тогда я пошел напролом возле каких-то гаражей, была тут и железная дорога. Снегу до промежности. Тотчас я набрал полные сапоги. На льду поменьше сантиметров двадцать и он ничуть не уветренный. Рука шел по моим следам с трудом вытаскивая плохо гнущуюся ногу.
Безветренно. Мрачные берега губы, пошли с рюкзаками на плечах, где пониже. Это был остров. Около самого берега, лед на последний как бы наползает, образуя пологий склон с трещинами. Здесь всегда меньше снега. Начался прилив. Из трещин поперла вода, пропитывая снег. Следы, где я недавно прошел, были уже в воде.
Я достал термометр. -9 градусов. Еды у нас нет, кроме остатков ссобойки, что не съели в поезде. Закипятили чаю. Он вонял углями. Или с непривычки, или по другой причине. Не знаю от чего это зависит. Дрова использовались из изгороди, которая была рядом. Они были сухие и костру не требовалось стимуляции. Разжигал костер « сухим горючим», завернутым в газету. Оказались запасные лампочки для фонарика. Где Паша сказал, там я и взял. То-то думаю, почему ничего не горит.
Между тем было уже 5 часов утра. Рядом, в Чупе, светились единичные огни, лаяли собаки, наверное, чуяли чужаков. Следовало поспать. Палатку ставить было невыгодно. Повытаптывали в снегу себе лежбища и легли в гетто (под открытым снегом). Снега, кстати, в лесу хватает, но прошлые разы было еще побольше.
--------------------------------------
Спали четыре часа. Ситуацией я пренебрег. Снял куртку и ограничился одним спальником, поэтому было зябко. -12. Рука уже запаливал кастрик. Я же на льду нарезал петли, пока не перестали стучать зубы. Я зимой по утрам всегда долго согреваюсь. Вечером обычно не мерзну. Светло, погода ясная. Чаю дожидаться не стал. Вытряхнул из рюкзака свои вещи и с рюкзаком направился в Чупу за продуктами.
При свете дня зашел туда « малой кровью» по следу « бурана» (небольшой мотоциклетный вездеход). Много нежилых домов с заколоченными окнами, топятся повсюду печи. Случайно наткнулся на больницу – небольшое четырехэтажное здание. Из пятой Минской больницы сюда, на родину к родителям, в поисках лучшей жизни уехал доктор Подлесников Сергей Игоревич. Я тогда еще подрабатывал медбратом и его пару дежурств застал. Здесь он на весь большой район единственный анестезиолог.
В одном из магазинов, а в России они все похожи на сараи, продавцы занимались приемом товара. Ожидать не стал и довольно скоро нашел другой. Продавщица все выкладывала и выкладывала мне на прилавок, а я старался быстро соображать, сколько чего надо. Больше до Беломорска магазинов не будет. Идти близко, решил сходить два раза. Так лучше. Еще можно по дороге все взвесить и прикинуть. За водкой ходил второй раз. На счет количества проконсультировался у Руки. Согласно моему мнению брать было необходимо двадцать бутылок. То есть ящик. По его мнению 15 было достаточно. Купил 16.
Все продукты лежали на развернутом лыжном чехле, припорошенном снегом. Бутылки были теплыми, растопили снег и примерзли к чехлу. Очень сильная сторона зимних походов - везде есть вода (снег), кроме консервов можно есть колбасу, пельмени и прочее, что может испортиться. 
Заварили чаю, сварили килограммовую пачку пельменей и даже почти полностью выпили бутылку водки. Все было готово. За время моего отсутствия Паша собрал динамомашины почти полностью, только гвозди били вместе. В хорошем расположении духа мы двинулись в дорогу, полные надежды и решимости.
------------------------------------------
Очень скоро стало очевидно, что халявы не будет. С первых километров складывалось все наперекосяк. Снега было меньше, чем на Печоре, но достаточно, чтобы мы вязли и еле ползли.
Короче - трындеть не мешки таскать. Мало того, что моя усовершенствованная динамомашина пахала снег, так еще ее норовило вынести с лыжни. Накануне я повыкидывал пластиковые бутылки. Сейчас жадно хлебал скупые глотки из единственной уцелевшей поллитровой. Рука носил ее в кармане.
Основные ставки ставились на открытое море, где уветренный по идее должен быть снег. Остров Долгий в конце острова начали садиться мои батарейки. Веревка натерла плечи, и я перекинул ее на пояс. Тропили по очереди. Очень непродолжительное время ехали по буранному следу, но он развернулся обратно. Никаких больше следов. Чупа пока что из вида не скрывалась.
Берег очень высокий, в особенности против острова. Скальные обрывы, поросшие лесом. На камнях сосульками позамерзали водопады. И везде мокрый снег и торосы. Мороз не сильный, безветрие, ясно. Короче, получили не то, чего ожидали. Не звенящий под ногами лед, а снежную целину. Устали с непривычки быстро. Когда занялись длинные сумерки, решили, что на сегодня хватит. Стали на одном из многочисленных мысов. Собрались пройти ажно за высокий островок, что у левого берега. Но это было уже не под силу.
Туда куда мы собрались стать лагерем, для нас было высоко. То, что езда по целинному снегу нас измучила, было еще недостаточно.
Не знаю, как Человек – Рука затолкал на горку свою динамомашину. Но моя вязла, ехать на верх никак не хотела. Рюкзаки тогда еще весили килограмм 50 минимум. Я его отвязал от саней и, проваливаясь в снег еле запер с одышкой и тахикардией. Как назло дров не было. Человек – Рука, правда, заверил, что из живой березы мы сделаем кастрик. Очень хотелось пить. Я жрал снег, но где же им наешься. Разгорелся огонь легко, но далее заниматься дрова, что были потолще, не хотели, не взирая даже на то, что Рука все использовал по научным методикам. Постоянно разгребал дрова, перетасовывал их, уверяя, сто пока под низом есть угли, сгореть может все что угодно. Костру то и дело приходил конец. Приходилось неустанно махать подсрачником. Ветра не было. Снег растопился и воды мы попили. Но закипятить не получалось никак. Эпизодически дым дул нам в морду и мне уже порядком болели глаза. Через 4 часа такого костра обоих это очень заколебало. Высказывались в коллективе идеи, а не пойти ли спать, съевши чего-нибудь такого, что не нужно готовить. Казалось, что все уже было потеряно. Сухих палок все же я насобирал. Очень медленно и очень нехотя наш золотой костер разгорелся, да так, что кидай уже хоть и сырую березу, все равно сгорит.
Очень довольные мы напились чаю, наварили пельменей и под пельмени естественно выпили. Сейчас же мне наш дебют показался не таким уж и мрачным, а яркий костер таким приветливым. Еще были слышны поезда. Был час ночи. Как - будто усиливался юго-западный ветер. С одной стороны стенку палатки я засыпал снегом. На двух дебилов сверху смотрели неподвижные морозные звезды.
Четверг 16 февраля 4 день
Ночью поднялся очень сильный ветер. Он бушевал в кронах деревьев. Палатка только слегка шелестела тентом. А к утру все стихло, ясное, даже солнечное небо. Сейчас, в феврале, мертвое солнце уже отрывалось от горизонта. Поднимается оно невысоко и от деревьев отбрасываются длинные тени.
Останавливались вчера, когда было уже темно. В двухстах метрах от нас был мини-сарайчик. Заметить его вчера было невозможно. Такое у нас не впервой. Дверь была завалена снегом и внутрь я зайти не смог. В окно увидел нары и печку буржуйку.
Еще в бинокль возле высокого острова было видно шесть человеческих фигур. Рыбу должно быть ловят.
Костер доставил на сей раз значительно меньше хлопот. Варил Рука не то какую-то кашу, а может быть и макароны, которых был у нас пятикилограммовый пакет. Он его и возил. Не знаю, легче ли было ехать, или на второй день мы приноровились - шлось сегодня проще. Может не быстрее, но несколько методичней. Вскоре проходили мимо высокого острова и рыбаков. Между ними еще бегали собаки.
У моей динамомашины не было никакого клиренса за счет провисания рюкзака. Снег между лыжами она спахивала. Договорились дойти до ближайшего мыса и там вставить дополнительные поперечные палки. Мыс, на котором мы стояли все отдалялся и отдалялся. Характерным маркером была старая коренастая сосна. До сих пор в бинокль была видна ее широкая раскидистая крона. За рыбаками высоко над деревьями мы увидели водонапорную башню. Там Малиновая Варакка. Слева мыс прошли.
Сейчас была видна деревня Нижняя Полунга. Она жилая, но отсюдого признаки жизни не визуализировались. Правый мыс. Среди мрачных вечерних сосен на юге был виден трегопункт. Очень хотелось на него залезть, но он был, наверное, далеко от берега. Все, короче, было по-зимнему, по-походному и главное - мрачно.
С берега я принес палки, подложить под рюкзак. Сходить туда непросто из-за луж воды на снегу - прилив. Здесь обедали, и, кажется, бухали. Собирались доехать до изб, которые, напротив (с севера) деревни Чкаловский. Уже вечерело, видимость была недостаточной. Когда очень хочешь что-нибудь видеть, ты это видишь. И мы в бинокль избу видели. Хотя та, что обозначена на карте от наших глаз должна быть закрыта полуостровом. Потиху темнело. Чкаловский все не показывался, а Нижней Полунги уже не было видно. Тропил почти всегда я. Рука тропил, но шел очень как-то медленно, я не выдерживал и уходил вперед. В магазине в Минске купил самое дорогое крепление из тех, что были. Сколько оно мне в походе крови пролило. Труднее что-либо было придумать. Веревки из-за острых штампованных углов все время рвались. Рвались и резинки. Лучше все всегда делать самому.
На задуманное место прибыли, когда было уже совершенно темно. Из темноты в двух километрах от нас тускло светился Чкаловский. Только ничего похожего на избы здесь не было. Остальное все в точности, как на карте. Бросив динамомашины, ездили вдоль берега. Рука вперед, я назад. Может быть изба, когда-то здесь и была, но сгорела. Место для лагеря было определено. В противовес вчерашнего, сухих дров было предостаточно.
Березу мы почти не использовали - гореть она не хочет. Еловые дрова были приоритетными. Костер светил, когда я ставил на льду палатку. Странно, что 19 градусов мороза, а не мерзнут без перчаток даже руки. Ветра не было. Кажется, за ужином бухали. Помню, что с хрустом пилил замерзшую колбасу, внутри которой были прожилки льда. Ночь. Зима. Сугробы. Сон, Гробовая тишина.
Пятница 17 февраля 5 день
Поднимались каждый день в 9 или в половине десятого. Сегодня солнечно, 21 градус. Красиво. Высокие вздыбленные торосы. Только обуться у меня получилось не сразу. Ноги в замерзшие валенки пришлось вколачивать. Затем я еще долго ходил и согревался. За мысом увидел я мрачные щиты судоходной навигации. А впереди был остров Олений.
Завтракать было холодно. Ноги в замерзших валенках отогрелись не скоро. Перед выходом фотографировались и добили дополнительных поперечных палок на мою динамомашину. Минут через 10 ходьбы (езды) я почувствовал что-то не то. Куда делся снег. Пошли мы очень быстро и размашисто. Лыжни почти что не было.
Замерзло здесь недавно. О такой езде можно было только мечтать. Сил тратишь немного, а едешь убедительно. Все это в сочетании с хорошей погодой вселяло неимоверные надежды. Я был очень доволен. Я не мог знать, что для нас Аннушка уже разлила подсолнечное масло.
- Что там впереди черное? Там вода?
- Вода не так выглядит.
На самом деле просматривалась некая черная полоска. Таких цветов зимой не бывает (это я знаю точно): все должно быть занесено снегом. Я насторожился. По мере приближения я увидел то, чего ожидал и так не хотел. Это было вместо белого снега отражающееся небо. Там вода!! При безветрии выглядит все именно так. Это была вода. Остров Олений делит губу на две протоки. Эта протока (северная) была открытой. Сейчас был отлив, и обнажились мрачные, грязные, поросшие водорослями сплошь морские камни. Плавало пару бревен топляков. Неподвижное зеркало воды было до противоположного берега. А что за мысом было неизвестно.
- Опупеть!! Ну кто бы подумал.
- А почему здесь не закрыто?
- Вот и пришел нашему походу конец.
Рука остался. Я пошел в разведку. Дно, откуда ушла вода, было покрыто тонкой игольчатой наледью. А от зеркальной воды шел едва заметный пар. Остров вздымался крутым склоном, который порос хвойными деревьями. Идти приходилось по сморщенному торосами карнизу. При всех для нас неудобствах незамерзшее море и черные оголенные камни выглядели по-зимнему очень красиво и очень мрачно.
Нам повезло, за мысом я увидел снег. Значит там лед. Какой он, проходимый ли – было далеко и неясно. Но вернулся с хорошими известиями. Нужно было с неудобствами какое-то время проехать по неровному карнизу, который местами сужается до самого минимума. Человек – Рука нашел маленькую морскую звездочку. Одной девке я обещал, что, что-нибудь ей из похода привезу, и таки привез, эту самую звездочку. Пока мы щелкали таблом и занимались рекогносцировкой, начался прилив. Динамомашину я затягивал, оставляя мокрые соленые следы, а из подо льда в полуметре через трещину уже бежала струйка воды.
- Вот так, Паша, чуть не zа...делись.
Надо же беде случиться. Динамомашиной я ударил в выступающую с виду безобидную льдинку. Треснул по одной из лыжей. Хоть у кромки, но все - таки. Еще только начало похода. Хотя такими темпами, до Беломорска мы не доедем. Можно забыть. По карнизу ехали предельно медленно и очень осторожно. А в одном месте пришлось переносить. И мы, как педики, очень осторожно, рискуя подскользнуться на игольчатой наледи, переносили динамомашины в руках, словно носилки. Сколько раз в походах зимой не был, но таким не занимался.
Все-таки переехать протоку не удалось. Мы остались на острове. Незамерзшая часть здесь заканчивалась и уходила узким серпом. Я снова ходил в разведку. Был прилив. Мрачные черные камни ушли под воду, которая была кристально чистой. Лед сделался мокрым, снег кашицеобразным. Такой он казался ненадежный, а он такой и был. Дошел я так до конца острова. Нет, туда нам поперек протоки нельзя. Непонятно, что еще там за лед у противоположного берега. Но отсюда дальше вдоль по губе море выглядело успокаивающе белым. Результат дня был нулевой. Нужно по-видимому было идти назад.
А потом мы держали совет. Возвращаться не очень то и хотелось, тем более, что по этому карнизу. Да и время было уже ближе к вечеру. Но остров Олений обходить нужно было с другой стороны – не попишешь.
Скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается. Для того чтобы лучше шел ход мыслей, приняли решение немножко бухнуть. Меня достаточно быстро осенило. Кажется, был найден выход из почти безвыходной ситуации. Сколько их таких бывало, и всегда мы придумывали что-нибудь творческое.
- Ну ка, посмотрим сколько там градусов?
- Гы-ы. Васямнадцать.
Ситуация была обнадеживающей. Чисто небо и уже 18. План был таков. Остановиться сейчас прямо здесь. Ожидался хороший мороз. Он должен был скрепить за ночь лед. А мы уже завтра во время отлива попробуем проскочить. Поставили как ориентир пустую бутылку. И, если смотреть на следующий мыс, то кромка льда касается линии, проведенной от бутылки до мыса. Посмотрим еще сколько за ночь замерзнет.
Садилось мертвое мрачное солнце. Мы разбивали лагерь. Человек – Рука утверждал, будто топляки, которые мы видели, это никакие не топляки, а какие-то ныряющие животные. Я советовал ему меньше ...еть.
В лесу мы нашли туалет. Вернее не туалет, а что-то типа. Там были сложены неисправные батареи, по всей видимости от какой- нибудь стационарной радиостанции. Доски от туалета мы сочли подходящим топливом для нашего костра.
Палатка стояла высоковато на льду. Снега там почти не было. Прилива на этом месте мы не боялись. Вход смотрел в ту сторону, куда нам требовалось идти. Неподалеку стоял сухой и жидкий тростник, который на море я видел впервой. За ужином, как обычно были планы, рассуждения и всяческий треп. В воздухе, высоко над нами, постоянно пролетали самолеты. Неужели они летают прямо через полюс?
Суббота 18 февраля 6 день
Мороз ночью был не такой сильный, как мы ожидали. Линия от бутылки до мыса особенно не подвинулась, однако серп незамерзшей воды стал гораздо короче.
Бегал какой-то пушисто-смольный зверек, по снегу прыжками, но небыстро. Я пошел по льду за ним, но он исчез за торосами, как в воду все равно нырнул. «Ныряющие топляки» действительно оказались животными. Я сам видел. Как плавал кончик бревна, а потом только мелькнула черная спина. Человек-Рука успел посмотреть в бинокль, говорит, что голова, как у собаки, только побольше.
- 15 градусов, следы на снегу сразу же намокают. Я ковырял лед лыжной палкой. Рыхловат, но не пробивается. Значит можно идти. По воде плыли «корабли» - обломки льда. Наверное, здесь есть течение. Ветер же слабый.
Шли медленно из-за подлипа. До конца острова Олений. А там уже нужно было пересекать губу-1200 метров по сомнительному льду. Я пошел впереди, за мною волочилась веревка. На всякий случай периодически я агрессивно тыкал палками. Похоже все было нормально.
Полчаса занял у нас этот переход. Дальше снег был сухой и мы уверенно пошли вдоль берега. Вдалеке виднелся мыс Картеш и изба, которая обозначена на карте. Метрах в трехстах от нас лежал труп. Пока достали бинокль труп неожиданно исчез. На Печоре я постоянно носил бинокль на шее и он мне не мешал – настолько привык. А тут надоедало, пока Рука его достанет из рюкзака.
С одной от нас стороны был Карельский берег, с другой большой остров Кереть. Мы шли прямо в протоку между ними. Снега стало значительно больше и идти сделалось гораздо тяжелее. Протока сужалась и еще и делилась на две островком. Все стало понятно издали, когда мы увидели на фоне снега черные полоски. Сомнений не было – промоина. Взяли курс резко в левую сторону и обошли остров с левой стороны, было здесь замерзше. Правда, снег, торосы.
5 часов вечера. Еще можно идти, а прямо здесь добротная изба. Но такими темпами не видать нам Беломорска. Продуктов на три недели. А от цивилизации мы хоть и медленно, но неуклонно продолжаем отдаляться. А замерзло ли море? Я имею в виду открытое море. Пофиг изба, будут новые и мы двинулись дальше. Паша попробовал потропить, но у него очень слабо получалось, снова я обогнал и пошел впереди. Постепенно открывался обзор, берега расступились. Хотя вечерело и ухудшалась видимость. Солнце уходило за неровные сопки берега, небо становилось блеклым и на его фоне очень отчетливо и мрачно вырисовывались верхушки елок. А мы продолжали свой путь. Впервые стало видно открытое море. Снег до горизонта – оно замерзло. Виден был и остров Боршовец и остров Пежостров. Справа среди деревьев мы высмотрели барак. Здесь нежилая деревня Кереть. Занимались сумерки, солнце уже село. Вдалеке, похоже была изба (на карте не обозначена). 
Посмотрели в бинокль. Сомнений не оставалось. Пашу отправили тропить, можно было не торопиться. Лед вроде бы нормальный. Хоть первый день в избе переночуем, пора уже.
Изба оказалась не сильно старой, выполненная из толстых досок. Небольшая печь-буржуйка. На трубе имелась снежная шапка и я лазил прочищать. Стол, нары немного дров, спички, соль. Странно, что на столе нет мышиного говна. Дров вокруг небогато. Живые худосочные сосенки. Неподалеку от избы мною был обнаружен ржавый железный щит с деревянным каркасом, который годился для дров. Я поотбивал чурбаны топором и стащил в лагерь.
Затем мы с Рукой напилили и на утро в том числе двуручной пилой (была здесь при избе). Двухручка не цепь. Пилит быстро. Растопить снега решили заблаговременно, с вечера, чтобы меньше времени тратить утром. Закипятить сверху на буржуйке воду – это очень долго.
Мы были уставшими и голодными. Поэтому зажгли свечи и прежде чем начать обживаться немного перекусили. Как компенсация за все наши лишения и невзгоды, полагалось выпить, что мы успешно и сделали. Уютно. Изба постепенно согревалась.
Гудела печка- буржуйка, посапывали котелки. Неподвижно горели свечи. По стене от печки ползали отсвеченные языки. А еще позже оттаяло окно и в него можно было смотреть. Чтобы пельмени не превратились в кашу, их поставили на пол. Там из щелей тянуло холодом.
Был звездный 2003 год. Исключительно удачно прошли мы по льду в Беломорск 180 км из поселка Малошуйка Архангельской области. А теперяшний 28 поход наш продолжался. Эти все дни засыпал я полный надежд. Не знал я тогда, что было это утопией и что в Беломорск с этой стороны не попасть.
Воскресенье 19 февраля 7 день
Погаснуть печке мы не дали. Сначала в три часа ночи я проснулся. Угли еще были. Ну я и подложил. В шесть просыпался Павлик и подкладывал тоже. На крыше вокруг трубы растаял снег, а с краев свисали сосульки. Хорошо в избах. Не страшны морозы. Ходить в зимние походы это круто.
Ехали на восток. Не быстро. Сразу я наблюдал, как приближается остров Боршовец. Дальше нам нужно было в Глубокую Салму между Карельским Берегом и островом Пежостровом. Погода пасмурная. Меня основательно заколебали быстро выходящие из строя крепления и образующийся снежный каблук.
Берег все время высокий, поросший мрачным хвойным редколесьем. Закончился остров Средний. Здесь стояли вешки из палок – подо льдом сети. Слишком стоят масштабно, значит организованная рыболовецкая бригада. А как все- таки заколебали крепления. Пасмурно, видимость два километра.
Остановились, едва поровнялись с островом Пежостровом. Здесь лежали на боку большие сани (вряд ли буран потянет) и стояло нечто типа вагончика прямо на льду. Стенки из полупрозрачного оргстекла. Внизу замерзшие лужи и нечто типа настила, чтобы ходить. Один баллон с пропаном. Через редуктор подсоединена печка-плита. Очень портативная, что хотелось сп….ть. Два других баллона небольшие с красивым дизайном, без редукторов. С чем неизвестно. Человек – рука сразу же открыл краник. Раздалось угрожающее шипение.
- Да не трогай ты!...
Настроение у меня было не очень. Или из-за плохой погоды, а может быть, в связи с очень надоевшими креплениями.
Рыбаки стало быть здесь обедают. Это сооружение скоро исчезло из виду. Вдали, куда нам и идти были видны только лишь лысые, неприветливые и заснеженные скалы. Еще был виден остров Сосновец. Шли монотонно и долго. Погода продолжала портиться, видимость постоянно ухудшалась. Пошел мелкий снег и вдруг повалил хлопьями. Ветер усилился, сделалась метель. В одно мгновение темное небо смешалось со снежным морем. Все исчезло:
- Ну, барин, - закричал ямщик, - беда, буран!
Мы продолжали идти вдоль берега. Впереди остров Сосновец периодически исчезал из вида.
Обедали в избе. Это даже был большой дом. Люди были здесь совсем недавно. Снег расчищен. С крыши свисали сосульки, а вокруг трубы снег растаял, дверь подперта лопатой. По всей видимости это пристанище рыбаков, чьи сети мы видели, стоящие подо льдом возле острова Кереть. Какой день недели и число мы не знали. Взяли карту и посчитали от дня отъезда. Так и есть – воскресенье 19 февраля. Значит у рыбаков выходной день. Дня два назад дом, похоже, топили, был здесь порядок, а на стенке висел знак – не срать. Пили водку, закусывая сухарями и салом. За столом у окна термометр, показывал – 7 градусов, а метель продолжалась, был четвертый час. Планировалось еще хотя бы часа два пройти и остановиться в какой-нибудь рыбацкой избе.
Человек–Рука обшарил все закоулки. Полезных вещей было очень много, некоторые из них хотелось даже одолжить. Но взяли мы только парочку головок чеснока и несколько кусков рыбы (головы и хвосты). Рыба была красной. Или горбуша, или семга, а может благородный лосось.
Уходя все расставили так, будто здесь никого не было. Как и было дверь подперли лопатой. А лыжный след должно замести.
Медленно и постепенно дом отдалялся, долго еще, если оглядываться его можно было видеть среди снега и мрачного снежного неба.
Торосы, камни, рахитические елки. Шли на мыс. Этот мыс был очень оригинальным – высокий, перпендикулярно обрывающийся в море каменный утес.
По мере приближения сделали парочку фотографий. Тут я вспомнил, как ехал вдоль сплошных обрывов, тоже справа по Цимлянскому водохранилищу. Утес солидный, в высоту метров тридцать. Но этот мыс не имеет какого-либо названия. Пока светло еще, главное было обогнуть мыс и за ним где-нибудь высмотреть какую-нибудь избу. Метель прекратилась, из мутного серого неба сеялись одинокие снежинки. Но видимость не больше трех километров. Зато хоть виден остров Пежостров.
Избу увидели еще издали. Были сумерки, к тому же шел снег, и бинокль особо не помогал, что это изба уверенности не было до последнего момента.
Ехать очень наскучило. Сейчас под вечер казалось, что получается это особенно медленно. Очертания избы сомнений не вызывали, а вот размеры для нее таковой были чересчур гигантскими.
Нас ждало разочарование. Это был такой камень. Поэтому остановиться пришлось на очень узком. Скрытом от ветра перешейке полуострова. Уже было темно, вокруг возвышались сопки. Все было одиноко, таинственно, многообещающе и мрачно.
На ужин было принято решение поесть пельменей. Свалили и попилили толстый сухой сосновый ствол. Цепью правда несколько напряжно. Кололи при свете лобного фонаря. Последний себя очень хорошо зарекомендовал, до сих пор не навернулся и не сели батарейки. Я ударял топором. Паша бил сверху по обуху дубиной и колоть получалось.
Сухие сосновые дрова горели отменно и у нас быстро позакипала вода. Здесь под соснами на удивление было мало снега. Должно быть его ветер куда-то поздувал. За ужином бухали. Символически Рука и я побольше, как компенсация за все тяготы и лишения похода. А поход продолжался.
Понедельник 20 февраля 8 день
Настал очередной день. Рука проснулся первый, и пока я очухался и вылез из палатки, уже был готов чай. Этот серый пасмурный день повернул наши планы вспять. Я еще раз убедился, что природа и погода всегда диктует свои условия. Им приходится только лишь подчиняться, никакая стратегия не поможет. Сегодня рассыпался в прах мой гениально-звездный проект.
Я топтался на месте, согревая руки о кружку чая, который был сегодня убойный и тут увидел, что на меня приветливо смотрит, даже с ехидством из сугробов изба. Метров двести до нее. Заметить ее вчера в темноте мы не могли.
Прямо с кружкой я пошел посмотреть. Это оказалась баня. Под коньком навеса неподвижно висели веники. Была и изба. Она замаскировалась за деревьями и с нашего лагеря ее не было видно. Даже не нары, а панцирные кровати, старые ковры, кирпичная печка.
Пасмурно, но не метет. Ветер слабый. Видимость достаточная. Лед ненадежный, часто попадаются проталины с мокрым снегом. Лыжный след тотчас намокает. Место какое-то избное, каждые два километра попадаются. Об этом в походе Ледяной Полог приходилось только мечтать. Открытой воды не было видно, но было очень сомнительного цвета небо, в том числе и там, куда мы направлялись. А во льду откровенно появились небольшие дырки.
Мы приближались к мысу Шарапов. Теперь сомнений не было за торосным валом была вода. Правда штиль, море спокойное, ветер от берега. Доехали до самого начала закругления крутого скалистого мыса. А дальше открытое море, сколько позволяет видимость. Боюсь, что за мысом все тоже. Потому что там нет островов. Здесь все завалено торосами. Некоторые льдины голубели стоя ребром. Кажется, был прилив.
- Паша, кажется, наш поход подошел к концу. Там за мысом льда может и не быть.
Было очень красиво и очень мрачно и это хоть в какой-то степени компенсировало нашу неудачу. Странно как-то получается. Мыс Пономарев Нос в январе 2003 года замерз. Зима была такая же и место это южнее гораздо, мыс по крутизне ничем не хуже. А почему здесь нет льда?.
В феврале 1917 года перед Россией открылась дорога свободы. Россия выбрала Ленина.
Огромна была ломка русской жизни, произведенная Лениным. Ленин сломал помещичий уклад. Ленин уничтожил заводчиков, купцов.
Западный ветер оторвал лед и унес в открытое море. Открытая вода, мыс Шарапов сломали наши планы. Идти дальше было невозможно. Еды у нас было не меньше чем на две недели. Цели теперь уже никакой не было, перед нами открылась свобода выбора.
Бросив динамомашины мы поднимались на сопку. Вид был шикарный. Особенно мрачно выглядело бесшумно-мертвое сине-серое море, кое-где плавал лед, должно быть оторванный от берега. Именно так уносит рыбаков. Плавало множество черных гусей. Много глюков: виднелись нам и корабли и киты. С другой стороны снежно-хвойные неподвижные сопки. Наверху стоял одинокий трегопункт, видавший столько ветров, непогоды, северного солнца и одиночества.
Но что делалось за мысом отсюдого все равно видно не было. Рука остался, а я пошел спускаться траверзом, чтобы подняться на соседнюю сопку.
Внизу особо не пройдешь. Можно или ноги сломать о конгломерат льда, или провалиться в какое-нибудь окно.
Я пробирался дальше. Только черным гусям было все пофиг, они только сипато покрякивали: чувствовали себя здесь вольготно.
Снова полез я наверх. Кое-где ступать получалось не проваливаясь, а местами уходил по пояс. На вершине сопки стоял низкий, но очень мощный маяк. Рядом какой-то сарай. Я ожидал там увидеть или склад аккумуляторов или дизель-генератор. Только не расцените мои слова, как бред. За сеткой весь покрытый серебристой краской, с гофрированными стенками стоял он – небольшой всего пол – сарая высотою – ядерный реактор. Висели соответствующие значки. А может, не реактор, но похоже очень.
Видимость километров 7-8. Виден даже остров Соностров. Между ним и Карельским Берегом лед. Дальше островов нет, открытый скальной берег. До Сонострова льда тоже нет. Придется разворачиваться нам на 180 градусов. С такой раскладкой и динамомашинами лазить по сопкам мы не приспособлены.
Постояв немного и поглядев в бинокль, я направился обратно. Если бы мне задали такой логичный вопрос: « А почему вы тогда не пошли по берегу?», то я бы посчитал его самым глупым из тех, что можно себе представить и не нашел бы, что ответить.
Шел назад по верху. Здесь было меньше снега. Когда оказался в ложбинке между сопками, понял, что совершил ошибку. Здесь были кусты, сплошные заячьи тропы и очень много рыхлого неуветренного снега. На каждый шаг тратилась масса сил. Наконец вышел я к торосам. Сколько здесь море повыбрасывало топляка.
Рука умеет как-то очень противно свистеть. Я сначала думал, что мне показалось. Ветер был в мою сторону. Но тут я его увидел на сопке, возле трегопункта. Видно очень давно меня не было и он полез посмотреть. Короче, размеры его решительно не внушали никакого уважения, выглядел он на белом фоне, как муравей.
Направились мы в избы, а были они совсем недалеко. Две избы с буржуйками, нарами и столами, большой запас дров, баня и какой-то погреб. Там в опилках лежали пластиковые бутылки, что в бутылках я смотреть не стал, все равно Рука доберется.
Одна изба была двухкомнатная. В каждой по печке-буржуйке. Столы нещадно обосрали мыши. Было как-то тоскливо, сумерки, стимула никакого нет, жизнь говно. С горя я полистал какие-то старые журналы «Техника Молодежи», валялись еще какие-то бульварные ментовские детективы. Зажгли свечку и керосиновую лампу. Решили выпить, как противовес всех наших горестей и лишений. Завтра сидеть здесь, а потом неторопливо возвращаться в Чупу.
В процессе выпивки, центральный комитет решил, что возвращаться абсолютно не нужно. Выход из положения был найден сам собой. Будем считать, что сюда мы прокатились ради любопытства, а завтра без всяких дневок, пойдем не в Чупу, а по-другому – на станцию Пояконда. По предварительным подсчетам это дней восемь ходу. За неимением лучшего варианта. Этот приняли безоговорочно. Чтобы первое время не повторять тот же путь договорились идти возле острова Пежострова.
Воняло керосином. Топили баню. Носили снег в шапках. Я переобулся в трофейные валенки, только они мне были тесные. Свои поставил у печки сушиться.
Пришлось разок испугаться, печка плохо разгоралась, я решил простимулировать керосином. Она едва не взорвалась, а из дверцы в меня вылетел огненный факел.
Воспользовавшись моментом, при свете керосиновой лампы подремонтировал лыжные крепления, которые меня уже …..ли так, что не передать словами.
Изба стала быстро прогреваться, что пельмени выкинули на улицу. Быстро на крыше появились сосульки. Искры летели из обоих труб ( кстати я опять прочищал их лыжными палками). Бывает, если печка полна дров и открыть поддувало вовсю, из трубы прямо торчит язык пламени. Звук, как-будто работает низкочастотный дизельный двигатель.
У меня сорвалась подставка от лампы. Разбился единственный плафон. Я матерился, собирая с пола осколки.
В бане удалось не только помыться, но и попариться. Не скажу, что там был уже такой супер пар, но все-таки. Стоял туман, и зловеще горела свеча, оттого, что у керосиновой лампы я разбил плафон, ее не взяли. По очереди бегали и окунались в снег. Один в снег, а другой был фотографом.
Потом я изобрел нововведение. Тот, кого фотографируют, одевает на лоб фонарь.
Тогда он попадает в кадр. Короче, пишу я повесть ретроспективного, уже сделал фотографии. Пашина жопа получилась на пол кадра.
Неясно было назначение слизких водорослей. Возможно, они используются, как мыло.
Вечно в банях этого Руку приходиться ждать. После бани, как-то особенно клонило в сон. Еле дождался. Выпили мало. В комнате было достаточно тепло, сидели в майках. Оттаяло окно, в которое заглядывала ночь.
В спальник я не залазил, просто накрылся им. В темноте остывающая буржуйка периодически как-то пощелкивала, словно совдеповский утюг. Ночевать в зимнем походе в избах это круто.
21 февраля 9 день вторник
Пасмурно. 9 градусов мороза. Бесшумно крутился на несильном ветру ржавый вентилятор. В свои золотые годы он, должно быть, когда-то вырабатывал ничтожные ватты электроэнергии. Его бесшумное вращение вселяло ощущение опустошенности и вечного одиночества.
Снег на льду был мокрый и вовсе не благонадежный был здесь сам лед. Казалось, будто мрачное незамерзшее море его поглощает. Ветер не шевелил деревья, установилась, как это и все время почти было зловещая тишина.
Мы шли назад. По вчерашнему следу шлось туго, он намок и лыжи плохо скользили. Шли рядом. Человек-Рука часто присаживался и ковырял лед ножом. Самым, пожалуй, было тягостным, постоянно мне ремонтировать лыжные крепления. Веревки постоянно перетирались. Вчера и вовсе лопнула щечка. Благо я взял запасные, оставшиеся из тех походов.
Решили не ходить той же дорогой, возле острова Сосновец, а обогнуть его с севера, а дальше идти вдоль острова Пежострова.
И сказал Господь Моисею, говоря: отмсти Мадианитянам за сынов Израилевых, и после отойдешь к народу твоему. И сказал Моисей народу, говоря: вооружите из себя людей на войну, чтобы они пошли против Мадианитян совершить мщение Господне над Мадианитянами. И пошли мы к острову Пежострову. Лед, похоже, был благонадежный. Вчерашняя наша лыжня уходила своей дорогой под углом.
Двигались мы медленно, как никогда. Не знаю чем это объяснить. Периодически я въезжал в рыхлую кашу. Рука поступал хитрожопо. Видев мою неудачу обходил. Это получалось не всегда. В общем, после этого на динамомашину налипал снежный ком и фиг ее сдвинешь.
Облачность рассеивалась. Стал крепчать мороз. Идешь – жарко. А как остановишься – промерзаешь очень быстро.
Отдыхали возле острова Сосновей (когда уже к нему подошли непосредственно). На обед были сухари, сало и водка.
С сегодняшнего дня лыжи у меня снимаются только вечером. Это после того, как я усовершенствовал крепления. Остывали быстро. Мороз кусал за пальцы ног и я топтался с лыжами на месте, следы тотчас намокали. Каша, в которую я периодически проваливался, намерзла на валенках ледяной корочкой.
Ледяная вязкая водка пилась превосходно. Попейте, попробуйте дома, если нужно заболеть ангиной. А здесь – зубы ажно сводит и хоть бы что.
Шарили в бинокль, пока не начались сумерки, по острову Пежострову. Изб не было. Но предположили, что может и быть в заливчике за дальним мыском. Хотя до наступления темноты до тудого доедем едва ли.
После обеда скорости не прибавилось. Мы месили снег дальше. Прототип похода выглядел оптимистичнее. Но я согласен был месить этот снег, все что угодно, но не сидеть дома.
В другом ракурсе мы увидели заливы, что проходили позавчера и гранитный утес на одном из мысов, отвесно обрывающийся в море.
Солнце село, были уже почти сумерки, когда мы достигли намеченного места и стали входить в заливчик. Инвалидная ходьба уже основательно надоела.
Так мы его и нашли накануне его осени, то есть не его, а отанки Патрисио Арагонеса, и вот спустя много лет после мнимой смерти мы снова нашли его мертвое тело.
Так мы его и нашли, то есть небольшой сарайчик, который припрятался так, что был заметен лишь в самый последний момент. Неподалеку обнаружили бревна вполне пригодные для дров. Представляете, как до них сделать по снегу около ста шагов. А вообще на лыжах даже по целине ходить без динамомашины нормально. Непривычно легко, мой генерал.
Дрова оказались чересчур суковатые. Я рубил их, стоя на коленях при свете лобного фонаря. Семь потов с меня сошло. Топор постоянно вяз.
Вагончик был маленький. На стенах висели типа фанерные щиты, а там всякие совдеповские планы и графики по рыболовству за 1987 год. Помещенье нагрелось очень быстро. Мы сидели в майках.
Неподвижное пламя свечей. Ставили мы обычно 4. Варили пельмени. И по-моему ели их с маслом, которое в итоге Человек-Рука просрал, я уже не помню. Опять бухали. Наши водочные запасы быстро истощались, то ли дело раньше: куда руку в рюкзак не сунешь, везде торчит патрон. Периодически ходили на улицу. Мороз – 21 градус. Сверху сияли похолодевшие от мороза звезды. Ожидали северное сияние. Только сегодня что-то ожидания были напрасны.
На Карельском Берегу светилось какое-то блеклое неподвижное свеченье. Или НЛО, или сегодня будний день, рыбаки приехали в домик, где мы обедали в воскресенье. Он как раз в том месте и должен быть.
22 февраля 10 день среда
Ложился спать в майке, одним спальником только накрылся. Проснулся в три часа ночи оттого, что зябко. Буржуйка давно погасла и остыла и я разжег ее по новой. Эффект не заставил себя ждать, когда разгорелись дрова, которые я туго натампонировал. Приходилось открывать дверь, от жары проснулся Человек-Рука и что-то говорил.
Утро солнечное, тихое. 26 градусов мороза. По безветрию не холодно. Сразу когда вышли, одели намордники маски, вскоре стало понятно, что они неуместны.
Сегодня Руку отправили первым. Ехалось гораздо легче, нежели вчера, должно быть оттого, что мощный мороз сковал выступающую из трещин воду, которая все время делает липким снег.
Шли вдоль острова Пежострова, вдоль границы торосного льда. Остров был длинный , низкий и, несомненно мрачный. Продолжалось так сравнительно долго. Постоянно казалось, что каждый следующий мыс последний, но показывался все новый. Наш звездный алкогольно-туристический тур продолжался. Низкое солнце отбрасывало на снег длинные тени, а снег серебрился и даже немного слепил нас.
Закончился остров Пежостров. Следующей задачей было пересечь протоку Прямая Салма и проехать через узкое место между Керетью и островом Кишкиным. И пошли мы строго на север. Справа было открытое море – сколько видит глаз, обманчиво белое, слева был остров Боршовец. Мы его уже видели в другом ракурсе. В бинокль разглядели то самое укрытие, где Человек–Рука открывал баллон. Там стоял «буран» и какой-то мужик что-то колотил топором. А мы ехали по девственно чистому нетронутому снегу, а в моей голове кипел рой мыслей, в том числе самых безумных, даже такие, как идти в Кандалакшу. Препятствием был не столько Кандалакшский заповедник, нестолько необходимость прохода по берегу в обрез мысов, сколько то, что дальше заканчивается карельская карта.
Сало. Хлеб. Ледяная водка (Рука отказался). После этого обеда, или полдника осталась последняя бутылка. Заходило солнце, окрашивая все в оранжево-розовые тона, а на нас надвигался облачный фронт. Граница чистого неба висела над нами, с розоватыми кефирными облаками. Чернели, как это бывает только вечером, мрачные ели, резко контурировались на розовом небе.
Изб навалом. Выбрали новую, что виднелась вдалеке. Сразу протоку между двумя большими островами трудно было определить. И мы были в некотором замешательстве.
Человек–Рука по-прежнему ехал впереди. А я сегодня по лыжне. Солнце зашло, но сумерки здесь долгие и темнеет очень постепенно. До Полярного Круга оставалось 20 километров.
Из всех изб, которые были в прямой видимости, выбрали самую дальнюю. Была она старая, но тем не менее внушала доверие.
Обстановка изнутри стандартная. Дров мало, немного и в лесу. К тому времени похода мерзлая береза уже не котировалась. Буржуйка короткая. Чтобы наварить еды, придется потратить немало времени. Валялись пустые бутылки из-под водки со странным названием Карьяла – Похъяла.
Долго рубили дрова, в том числе и сырые. Частично при свете свечи, частично моего фонаря. За день я устал не сильно. Ужин был без особенностей. Я уже не помню последнюю бутылку водки выпили мы в этот или на следующий день. Но эти Каръяла – Похъяла нам очень сильно запомнились.
Значительно потеплело. -9 градусов, хотя в просвете облаков видно звездное небо. С крыши капала вода, образовались сосульки. Как-будто где-то работал низкочастотный дизельный мотор. Это малая тяга была в печке-буржуйке. Клубился смрадный дым с сырых березовых дров. Из невысокой трубы летели искры.
23 февраля 11 день четверг
Безветренное пасмурное утро. Как обычно гробовая тишина, все пустынно. Всего два градуса мороза. Я даже не одеваю куртку.
Протока между островом Кереть и островом Кишкин. Узкая, заторосованная. Шли изначально сравнительно быстро. Путь наш был на мыс Красный, там Кандалакшский Заповедник. Распогодилось, вылезло солнце, сделалось холоднее. Шуршали по снегу лыжи, мы, мерно покачивались, отмахивали метр за метром палками, снега немного.
Закончился остров Кишкин. Его место справа занял остров Сидоров. Мы входили в широкую губу Кив. Лед здесь был совсем не надежный, но по прочности достаточный, обходили промоину, вокруг которой с большим запасом были нежные голубые разводы воды. Я шел впереди, отрываясь, чего не следовало делать. Лыжи на снегу оставляли мокрый трек. Увидев сомнительное место, отворачивал, и след был извилистый. Берега неприветливые. Над нами постоянно летали самолеты.
Скоро сказка сказывается, да не скоро делается. Пишется все быстро, а за этим скрывается много часов монотонного движения. Еще одна промоина. В том самом месте, где можно ее ожидать возле небольших высоких каменистых островов. Обошли с запасом от греха подальше.
Со временем обошли и острова Илейки. Виднелся до горизонта лед – открытое море. Это кажется, что до горизонта. Стать куда-нибудь повыше – будет видна предательская синь открытой воды. Ехали на лысую гору Шаврука, которая выделялась настолько, что мы ее приняли сразу за остров. Судя по бергштрихам горизонталей высота больше сорока метров. Снега сделалось больше, пошли медленнее, постоянно я влазил в замаскированные под снегом лужи. И, чтобы выехать оттудого с санями, приходилось прилагать лошадиные усилия. Перед динамомашиной снег сбивался в снежный ком. С рассеиванием облачности усиливался мороз и на мокрых валенках образовалась снежная корочка. Заход сегодня был эффектным и с садящимся солнцем получилось несколько хороших фотографий. Метрах в трехстах от нас лежал «труп», нечто непривычно черное на белом снегу. Так же как и раньше, только достали бинокль, труп исчез. Скорее всего это нерпы. Где лед потоньше они выдалбливают дырки и вылазят подышать. Быстрее всего, что Кандалакшский Заповедник создали с целью сбережения численности нерпы.
Короткий обед, хотя время не обеденное, солнце село. Дальше шел впереди Человек-Рука. И, что удивительно, не въехал ни в одну лужу. По мере приближения к берегу снега становилось все больше. Ехали мы все медленнее. 
Избы уже воспринимались нами не как подарок судьбы, а как должное. В поле зрения одна была, но далеко от нашего курса и идти туда при нашей мизерной скорости движения было не выгодно. Видна была еще одна, но в Кандалакшском Заповеднике, пересекать границу которого – правонарушение, и опять же – идти туда не выгодно. Интуиция подсказывала, что возле горы Шавруха непременно должна была быть изба. Наверху виден был трегопункт, который я на завтрашнее утро намеревался посетить. Был еще и такой камень, по форме, как дом. Чтобы рассмотреть детали в бинокль не хватало света. Но издали возникли уже сомнения, что это дом - стоит слишком высоко в очень не удобном месте.
К подножию горы приперлись уже в сумерках. Видимый склон, жидко утыканная соснами крутая каменоломня. С одной стороны ничего не было. А с другой уже почти в темноте отыскали избу. Замаскировалась она в лесу хорошо.
- Изба, Паша, есть изба! – стал кричать я с восторженностью, присущей Диджею Ясю.
- Гы-ы…Ну и что, ну изба…
Как обычно ржавую дверь рахитической буржуйки открыли с трудом, закарела. На печке решили не готовить из-за малых ее размеров. На улице развели отдельный костер. Возле воды из снега торчали бревна, чурбанов напилили напару. Ужин варил сегодня я первый раз в походе и единственный, пока Человек–Рука занимался печкой. Последняя была капризна, как никогда, сыроватые дрова все никак не хотели заниматься. Было два безпроигрышных варианта – это бросить в печку кусок парафина. Второй способ был следующий. Как правило, всегда под рукой были какие-нибудь рваные галоши или тапки. Мы не были вандалами и цивильную обувь не сжигали. Короче, сожженный галошь или тапок помогал заняться дровам. Помойму в этой самой избе приговорили мы последнюю бутылку. 11 день похода завершился.
12 день 24 февраля пятница
Снова серое пасмурное утро. Сильный западный ветер. Лес шелестел верхушками деревьев. Прихватив фотоаппарат я отправился в командировку на гору Шавруха. Человек–Рука варил завтрак. 
Я не ожидал, что будет залезть легко, но оказалось еще сложнее и опаснее. Каменоломня. Кое-где утесная стена обрывается отвесно. Очень много снега. Иногда столько, что невозможно перекинуть ногу. Поднимался я по сложной траектории. Сорок метров больше часа. Очень много где помогали деревья, и я попросту подтягивался. Были трещины в породе метров пять в глубину и метр в ширину. Короче, где трещина занесена снегом, упасть можно запросто и не выбраться без посторонней помощи. 
Трегопункт был деревянный и очень старый. Ступеньки лестницы дышали «на ладан». И я не рискнул по ним лезть. А стал карабкаться по перекрытиям. Высота конструкции метров 8-10. Как всегда на трегопункте, здесь насрали птицы. Сильный ветер. Видно все как на ладони и все в точности сходится с картой. Я сделал где-то пять кадров. Очень отчетливо и близко здесь сверху видна граница открытого моря. Она идет четко от мыса Кузоцкий и также четко от островов Кемь-Луды к острову Сидоров. 
Панорама была внушительная и очень мрачная. Спускаться я решил по другому склону. Тотчас попал впросак. Каменный уступ. Не прыгать же мне в снег с высоты метра четыре. Короче и назад лезть тяжело. Очень близко стояла худосочная елочка. До нее можно было допрыгнуть. Она мне и смягчила падение, как пружинка и даже не сломалась. Когда спустился я, были полные карманы снега. По возвращении моем в лагерь как раз готов был завтрак. 
Сильный ветер ощутимо нам мешал. В сочетании с глубоким рыхлым снегом в этом месте делали наше продвижение весома медленным. Возлагалась мною надежда, что за мысом что-нибудь кардинально измениться. Обходить мыс не стали. Здесь было слишком много торосов и снежных наносов. Я решил, что срезать по неширокой косе берега будет дешевле по силам. Но на наших говняных лыжах это было нелегко. Даже на незначительную горочку с динамомашиной подняться большая проблема, соскальзываешь назад. Я проваливался в рыхлый снег, глубина лыжни была как траншея. Опираясь на палки и стоя почти раком, я совершал фрикционные движения жопой, чтобы продвинуть постоянно застревающую динамомашину (веревка цепляется за ремень на поясе.) Человек–Рука шел сзади и постоянно хотел меня подколоть. Он не наделен изящным и тонким юмором. Получается что-то кособоко деревенское и весьма навязчивое. Я огрызался в ответ. 
Из-под снега торчала пижма. Ее боятся комары. Рука спрашивал пару дней назад, что это за она. Из задетых увядших цветов вытрясались семена. 
Когда мы снова вышли на лед, идти оказалось легко и быстро, снега было немного. Впереди была каменная гряда. На ней стояла изба и баня. Издали по форме строения напоминали танкетку (деревянный танк времен первой мировой войны)
- Паша, смотри – танкетка.
- Хе-хе-хе-хе. Какая танкетка. Гы-ы. Калдырь ты, Леша. Хе-хе-хе-хе-хе.
- Кто бы уже говорил.
Подобные диалоги повторялись с завидной периодичностью.
А ветер все усиливался. На снегу появилась корочка и заструги. Благо было не холодно. Змеились нити поземки. Они высоко не поднимались, а шурша проносились под ногами. События проходили в Красной Губе. Мы двигались на северо-запад. От ветра спрятаться было совершенно негде. Так и обедали на ветру. Торосы, за которыми мы пытались спрятаться, убежищем были импровизированным.
Метель достигла апогея, когда налетел снежный шквал. Было это уже под вечер. Все смешалось в доме Облонских. Все смешалось вокруг в сером цвете: лед, небо, близкие очертания берега определялись в снежной мгле едва ли. А снег валил хлопьями, налипая одежду, лицо, глаза. Ветер встречный, подлип. Мы стали буксовать. Метель также неожиданно прекратилась, как и началась. Ветер погнал в открытое море тяжелую свинцовую тучу. Изб не было. Дров хватало. Пока еще не совсем основательно стемнело, я пошел прокладывать лыжню через перешеек. Объезжать Кузоцкий мыс не выгодно по расстоянию. На самом мысу открытое море. Я видел с горы Шавруха. Тут на низком перешейке был густой лес и он хорошо скрывал от ветра. Метров 300 я проложил ломаную лыжню. Местность такая, что запросто можно сломать лыжи. С динамомашиной не пройдешь. Перешеек закончился. Меня встретил тот же сильный ветер. Деревья расступились, я вышел на лед.
Костер из еловых дров был яркий и полыхающий. Ужин приготовился быстро. Пришлось ставить палатку, про которую мы надолго забыли.
13 день 25 февраля суббота
С утра мы сходили по лыжне вдвоем. Ветер на противоположной стороне перешейка ее почти что засыпал. Небо было ясное и сегодня ветер был не такой сильный. Появился низкочастотный шум. Не такой как шумят деревья. Это волновалось мрачное море. Километров пять было до открытой воды. В бинокль были видны вздымающиеся надо льдом волны. Валы шли с приличной скоростью. Балла три-четыре, наверное, Человек– Рука предлагал сходить к мысу Кузоцкий. От этой идеи пришлось отказаться, поскольку лишние десять километров в условиях нашего движения было слишком дорогим удовольствием. 
Сначала по другую сторону перешейка свезли динамомашины, после заехали с рюкзаками на плечах. По лыжне идти халява, даже по неровной местности.
Слабел ветер и усиливался мороз. Мы продолжали идти на северо-запад. Мимо одиноких островов Лушов, Еловый, Наволок. Лед местами был ненадежный. День выдался монотонный и каких-либо особенных событий не было. Избы отсутствовали, как мы их не высматривали. Зашли за мыс Панфилов. Был виден мыс Савватиевский. Изб опять же не было. 21 градус мороза. Не лучшая погода для ночевки в лагере. А еще у меня с мясом вырвалось крепление. И крутить на морозе шурупы дело не из приятных. Новолуние. Но убедительного северного сияния не было. В качестве дров использовались березовые оглобли, которые, как известно, сырые и плохо горят. Помог еловый пень, который неподалеку обнаружил Человек–Рука.
Главным событием дня было пересечение Полярного Круга. Ночевали вчера на перешейке. Как раз строго на Полярном Круге.
14 день 26 февраля воскресенье
Поднялись еще перед восходом мертвого солнца. Согреться я не мог долго. 26 градусов мороза. Валенки пропитались влагой уже прилично и плохо держали тепло. К тому же приходилось в неподвижном состоянии крутить шурупы, менять лыжное крепление. Кусал мороз за ноги и во время завтрака.
Ветра почти не было. Держали направление на мыс Савватиевский. Находились мы в губе, названия которой Протока Великая Салма. А с противоположной стороны видимость ограничивал остров Великий. Это Кандалакшский Заповедник.
Дальше шли мы к мысу Киндо. Неподалеку возвышалась гора Ругозерская. В полутора километрах от нас приехало несколько буранов. Наверняка в Пояконду и наверняка ездят они не по льду Ругозерской губы.
Поход наш подходил к концу. Но перед финишем, как это полагается, нас ожидал еще один значимый напряг. Обошли мыс Кинда. Лед здесь был совсем свежий, благодаря последним сильным морозам. За мысом сидели и срали. Лед был только кое-где. Местами он сковал воду, что казалось это не лед – такой был он прозрачный. Я надеюсь фотографии получатся убедительно.
Пробирались по чуть-чуть, пока и вовсе не осталось льда. Тут узкий перешеек между Ругозерской Губой и протокой Великая Салма. Присутствовало и небольшое течение. Кинув рюкзаки, пошли в разведку, пока не увидели деревню Приморский. Согласно карте, она обитаема. Дальше, сколько позволяли берега, столько Ругозерская Губа замерзла. А сужение можно было обойти по берегу.
Занялись сумерки. Мы обедали. Решили до темноты выйти на дорогу, ведущую в Пояконду и даже немного пройтись. Человек–Рука высказывал варварские предложения идти до самой Пояконды, чтобы к утру быть. Я называл это «эффектом Беломорска». Был такой случай в 2003 году.
До Приморского дошли ценой значительных усилий по берегу, где навалом снега. Даже пришлось разок бросить динамомашину, чтобы проложить лыжню. В вечернем небе чернели лопасти неподвижного вентилятора. Поначалу было непохоже, что деревня жилая. На берегу были разбросаны лодки и разбитые баркасы. Тишина. После увидели мы свежие вездеходные следы, в нескольких домах горел свет. Вокруг нас набежало собак. Они лаяли, правда не особенно яростно, на чужаков. Это были в основном лайки. Предпочев остаться незамеченными, я пошел по одному из вездеходных следов. Здесь трудно было определить, который основной и ведет в Пояконду.
Собаки отвязались. В глубоком снегу след представлял собой узкую неровную траншею. Неровную в обоих плоскостях. И вывел от нас на какие-то кочки и ухабы. Рука начал ныть, что я вечно в дебри какие-то залажу. Но этот след пересекся с другим, мы спустились с горки и оказались как раз на дороге, идущей в Пояконду. Она была достаточно хорошо укатана вездеходами. Вдоль стояли низкие телеграфные столбы и линия проводов сопровождала дорогу.
Шли без лыжей, которые сейчас были неуместны. Мороз был сильный. При безветрии, когда идешь, он не ощущался. На моем воротнике намерзла наледь. Шли по неровностям. С горок приходилось бежать бегом, чтобы разогнавшиеся сани не ударили по ногам, или сдерживать их веревкой. Существенно отнимало сил, что в горизонтальной плоскости наша траншея была неровной, динамомашины носило в сторону и они, особенно моя, цепляли по краям снег.
Шествие по достаточно широкой и укатанной траншее продолжалось не более полутора часов. Бураны дальше ездили по льду Ругозерской Губы. Вдоль телеграфных проводов дальше траншея шла гораздо уже и менее наезженная. Я предлагал остановиться лагерем. Прошли мы уже предостаточно за сегодняшний день. Рука, как баран уперся, что лагерь разбивать не хочет, а лучше пару часов поспать так, да и дойти до Пояконды. Недалеко от железной дороги мы приметили по карте избы, раскатали губу, что есть там и баня. Разумеется, что уверенности в этом не было
Мне не столько хотелось пожрать, сколько пить. Естественно это было членовредительская затея. Поход заканчивался, завтра дальше этих изб никуда было не надо. Физических сил хватало, но психоэмоционально идти дальше мне не хотелось. По льду идти – журавль в небе. След бы мы в темноте наверняка потеряли. Продолжили путь по берегу, хотя след был дальше не свежий, заметенный и узкий. Динамомашина цепляла за стенки траншеи постоянно. Много сил тратилось в пустую, но ничего нельзя было поделать. Скорость снизилась до 2 км в час. Чтобы не было ненужных споров, договорились до конкретного времени, когда становимся поужинать.
Сильный, настоящий русский мороз. Мы продолжали свой путь, освещая морозный воздух тусклым фонарем. Путь по траншее мимо телеграфных проводов и мрачного таежного леса. Только мы нарушали звуки гробовой ночной тишины.
15 день 27 февраля понедельник
В глубоком снегу лазить и собирать дрова совершенно не удобно. Костер выдался яркий, но ощутимо не согревал. Я не дрожал, но как-то цепенел и зяб. Холод кусал за нос и пальцы рук и ног. К морозу не привыкаешь, а появляется холодовая усталость. Наконец-то напились воды. Еду не варили, ограничились салом со сгущенкой.
Мерцали похолодевшие от мороза звезды. В качестве компенсации всех невзгод возникло северное сияние. Оно правда заслонялось деревьями, но было все равно убедительным. На северной стороне по ночному небу бегали желто-зеленые фосфорицирующие прожекторы, дуги, завитки. Сияние плавало, меняло беззвучно формы. Если бы не знали, что это такое, решили бы, что наверняка НЛО. Но северное сияние видели мы не впервые. Бывало даже и покруче.
Дальше наше ночное шествие возобновилось и продолжалось всю ночь напролет. Запас мыслей быстро израсходовался. Я шел в ступорозном состоянии. Но так можно долго. Часа в четыре утра мы подошли только к Пояконде, и сошли на лед возле мощной линии электропередач, которая пересекала Ругозерскую Губу. Неподалеку совсем громыхали по железной дороге составы. Северное сияние к этому моменту уже иссякло. Падали периодически звезды. Но сейчас единственным желанием было дойти до изб. Они были уже совсем рядом по карте, но по потраченным силам и времени, они были ой как далеко.
Возникла снова необходимость становиться на лыжи. На льду снега много. Я пару раз влез в воду. Сейчас шел, светя фонарем, по следу какого-то копытного животного. Многовато островов. Сразу вышли не туда, куда следовало. Сверились с картой, и пошли по-другому.
Был я злой и расстроенный. Я забыл про пальцы на ногах. Левый большой отогрелся и появилась знакомая уже мне боль и жжение. Если сравнивать то что-то похожее, если прищемить, только болит монотонно и долго. Я его же отмораживал в 2003 году, две недели хромал и только через недель пять отмороженная кожа эпителизировалась. Обошлось тогда все без рубца. Возник горячий спор. Человек – Рука (а был уже шестой час утра) захотел меня еще поучить и доказывал, что надо идти не туда, куда собирался я. В общем за нужный мыс он принял островов, который вырисовывался километрах в полутора из темноты. Уперся рогом уже здесь я и он вскоре убедился уже и сам, что нам не туда. Да и вообще мы были похожи на двух дебилов, которым нечего делать и они совкаются в пять часов утра, а один еще и с отмороженным пальцем. Расстояние для зимнего похода мы с утра проделали солидное и к финишу нашего похода я явился окончательно разбитый. Какие-то силы еще были, но больше уже ничего не хотелось.
Тут в губу впадает небольшая речка. Слышался шум и журчание воды, шелест льда. К величайшей радости была здесь и большая изба и баня.
-24 градуса. Печку топить мне уже не хотелось, Человек–Рука совкался по избе, пытался топить. Тотчас атмосфера наполнилась удушливыми газами. Было здесь много шмоток, инструменты. В общем настоящий охотничий дом. Панцирные кровати, срач, на столе, наверное, еще с осени, немытая посуда и остатки каши в тарелке. Большая глиняная печь с вынимающимися кругами, запас дров (но нам не хватит). Рука продолжал хозяйничать, а я лег спать. Сильно дергало палец.
____________________________________
Проснулся в первом часу. За окном морозная солнечная погода. Рука уже орудовал, топил печку.
В воздухе висел дым, и воняло удушливыми газами. Из окна в этом смраде пробивали лучи. Шести часов сна мне, чтобы отдохнуть, хватило вполне и поднялся я в хорошем настроении.
Буранный след вел в Пояконду, придерживаясь берега. Прошел под линией электропередачи, потом через рощицу, а дальше след с большего был заметен метелью на открытом месте.
Разбросанные дома, большинство нежилые. Грязный снег на железнодорожной насыпи, должно быть, возят уголь. Часто шли товарняки. Я был настойчиво атакован собаками, бросал в них снежками, правда снег не лепился.
Станция оказалась весьма примитивной. Будка, барак кирпичный с заколоченными дверями и окнами. На окне будки висело замусоленное расписание. Я даже не стал его изучать, больно выглядело недоверчиво. В шести километрах на север была станция Лесной. Согласно карте, деревня там нежилая. Но железную дорогу пересекает автострада Москва-Мурманск. Может там останавливается и наш поезд. Я решил сходить туда завтра.
Где магазин, поинтересовался у местных жителей. Был он неподалеку за железной дорогой. Магазин представлял собой будку без окон. Водки на прилавке не было. Но в этом плане я был поднатаскан. Тем более, что бутылку передо мной купили две полные девочки. Взял шесть банок пива, лаваш, колбасы, майонеза.
- А вы водку продаете?
- А это смотря кому.
- Лыжникам-туристам.
- А откудого вы?
- Из Белоруссии.
- Ого! Далеко забрались.
- А какая у вас?
- Полтина, по 95 рублей.
- Давайте тогда пять бутылок.
Был шестой час вечера. Назад с ценной ношей я пошел очень шустро. Сразу же начали пить. Пили за походы, за то, чтобы добраться домой малой кровью, за Диджея Яся и т.д. Поход, можно считать завершился, пускай он и отличался от задуманного. Но был найден выход. То, что мы пошли в Пояконду был вариант единственный. Выходили смотреть сияние, оно было слабосильным. 25 градусов мороза. Избу Рука натопил, печка уже не чадила.
16 день 28 февраля вторник
Погода была прежняя. Ночью мороз опускался до 28 градусов. Этот последний день зимы был еще одним нашим выходным. Поезд на Минск ходит два раза в неделю. Собирались мы уехать 2 марта ночью.
Рука остался заготавливать дрова в баню. А я отправился на станцию Лесной. Шел прямо по насыпи, устланной спрессованным серым снегом. Прошел только лишь половину пути. Железнодорожник расчищал стыки. Он пояснил, что там никто не живет и поезда не останавливаются. А с Пояконды можно уехать в Лоухи на электричке Кандалакша-Лоухи , которая ходит по будним дням в без двадцати семь. Лоухи – это ближайший райцентр. И я отправился назад. Повстречал еще одного железнодорожника. Тот подтвердил то же самое. Уже в Пояконде, чтобы еще раз удостовериться, спросил у женщины. Та говорит, что в 20 минут восьмого. Только внесла смятенье. Я решил выйти из леса в пределах видимости железной дороги в нужное время и удостовериться, во сколько точно идет электричка. Со слов – проезд бесплатный. Даже, если бы и хотелось, то все равно билеты купить здесь негде: отсутствует касса и какой-либо зал ожидания. Не так часто теперь можно встретить, что-нибудь бесплатно.
Почему-то я устал и лег спать. Как назло, проснулся в 18.40, когда было поздно уже куда-либо идти (смотреть электричку). Оставшуюся часть вечера бухали. В результате пяти купленных бутылок водки и шести баночек пива осталась одна водочная, в которой было едва ли половина (допили назавтра).
Параллельно пили чай и готовили ужин. Вернее Человек – Рука готовил, а я принимал пассивное участие. Когда выходил на улицу, ощущал, что меня уже шатает. Рука по этому поводу, что-то острил, хотя сам было почти такой же.
17 день 1 марта среда
Ночью выходил по нужде. Термометр показывал – 30 градусов. Таким образом я встретил свою очередную весну за Полярным Кругом в Северной Карелии. Светили по-прежнему холодные звезды.
Велик был год и страшен год по рождеству Христовом 1918, но 1919 был его страшней.
Последняя ночь расцвела. Во второй половине ее вся тяжелая синева, завес бога, облекающий мир, покрылась звездами. Похоже было, что в неизмеримой высоте за этим синим пологом у царских врат служили всенощную. В алтаре зажигали огоньки и они простукали на завесе целыми крестами, кустами и квадратами. С грешной и снежной земли поднимались в черную, мрачную высь остроконечные деревья. 
В первой половине дня занимались дебилизмом. Я ходил в противогазе, найденном здесь же и в шапке-ушанке.
Разбивали лед возле впадающей речки. Тонкими льдинками я бросался в Человека–Руку. В бане пришлось прочищать заваленную снегом трубу.
Топили большую печь сразу из нескольких дырок, корытами наносили льда. Печь грозно гудела и в больших количествах пожирала дрова.
Настало время помыться. Выглядело это очень порнографически. Баня была вся в дыму, и чтобы хоть чем-то можно было дышать открыли дверь, через которую врывался холод. Видно ничего не было не столько от едкого вонючего дыма, сколько от пара. По низу от двери сильно тянуло холодом. Намылившись кое как и все это смыв водой (она хоть была теплая) я голый трусцой побежал по тропинке в дом. На удивление Человек–Рука пришел сравнительно нескоро и утверждал, что как только я ушел, тотчас сделалось тепло и улетучился дым.
Поужинали, а было еще светло. Кажется, даже вымыли посуду. Убойный чафирь, который заварил Человек–Рука невозможно было пить. Он был почти черный, горький и обладал вяжущими свойствами.
Прикинув время, отправились в Пояконду. Не упомянул я одну вещь, которой Рука почему то придавал большое значение. Это то, что мы сожгли две лыжи, которые уже свое отходили. Оставшиеся шесть увязали вместе с палками в один чехол. Пришли с таким расчетом, чтобы успеть на 18.40 , но ожидать пришлось до 19.20. Снова атаковала нас свора собак. На пустынной морозной станции стоял, тускло светя фарами электровоз ВЛ – 80Е. Одет я был легко, с наступлением темноты мороз продолжал усиливаться. Уже начал ныть отмороженный палец. Приходилось ходить туда-сюда, чтобы совсем не замерзнуть. Только это слабо помогало. Зажглись фонари. Когда я отошел в очередной раз от рюкзака, по песьи с тихим шелестом подкралась электричка, что даже пришлось подбежать.
Народу ехало немного. Пять вагонов, электричка не такая, как у нас, нового образца, но тоже Рижская. Ехали 1 час 20 минут. Рука просто дремал. Я, съежившись сидел и смотрел в темное окно..
Райцентр Лоухи. Вокзал совсем маленький, но уютный и не холодно. Помимо нас в зале ожидания человек шесть, из них трое – туристы-лыжники. К ним я относился с симпатией. Был бы здесь Дед, уже бы влез с ненужными напрягающими разговорами. Я сразу же купил билеты до самого Минска. Был 21 час, и просидеть здесь нам предстояло шесть часов. Когда ходил в магазин, а пройтись пришлось минут двадцать, время позднее, еще раз убедился насколько типичны между собой все эти райцентры. Еды и выпивки набрал ажно на 1000 рублей. Не одевая варежки с двумя пакетами быстро пошел на станцию. Мороз так скрутил меня за пальцы, что пришлось останавливаться и одевать варежки. Возвращаясь домой, по дороге назад, я заметил, что становлюсь повышенно раздражительным. Этот раз, правда не так, но раздражало, что Рука громко чавкает, когда ест и отвратительно пьет из пакета майонез. Не обошлась естественно дорога домой без ментов. Правда, с ними напрямую столкнуться не пришлось. Они пару раз заходили в зал ожидания и забирали местных булдосов, которые всегда присутствуют на любом вокзале. Проверяли документы и у таких же, как и мы туристов, благо до нас дело не дошло. Не то придумают что-нибудь подобное, типа, где ваша регистрация и пр. Опасался я лишь того, что зайдет какой-нибудь часа в два ночи, заберет в участок с белорусскими паспортами и будет трепать мозги с правилами транзита и регистрацией, пока мы либо не опоздаем на поезд, либо не дадим на лапу какую тысячу рублей. Но ничего этого в данном походе не произошло и отъезд домой омрачен не был.
18 день 2 марта четверг
Мороз, конечно, что ни говорите, сегодня офигенный. Меньше пяти минут простояли на перроне, а я уже начал дрожать. Из-за Человека–Руки зашли не во второй вагон, а в первый. Открылась дверь и над нами возвышалась все таже мощная проводница со множеством подбородков.
- Здрасьте.
- О-о. Здрасьте. Ну что, покатались?
- Да, покатались.
- Молодцы. Ну приходите к нам в вагон за пивом.
- Конечно придем.
Первым делом бухали. Разумеется, что ехали на боковушке. Я купил три бутылки водки, в том числе и Каръяла-Похъяла. Руку через какое-то время приходилось затыкать, чтобы он громко не разговаривал.
Когда утром стало светло, по соседству ехал какой-то мужик лет 35 и толстая пенсионерка, к которой в Петрозаводске пришел табун родни (поезд стоит там 20 минут) Периодически я становился невольным слушателем разговоров, именно таких, какие и ведуться в поездах – разговоры о Белоруссии и России. Похоже пенсионерка была из Мурманска, а мужик из Минска.
-Такие в Минске хлопцы красивые все. А в Мурманске Вырождаются. Приходишь в театр, а я на балконе сидела, одни лысые сидят… В Мурманске мельчают хлопцы. В 18 лет он уже лысый.
Принципиально Человека–Руку посылали за пивом в соседний вагон. Там были уже знакомые проводницы. А в нашем белокурая, нет крашенная, девица лет 25 с толстоватыми ногами и чурка – какой-то.
- Там какая сейчас? Зубастая или толстая?
- А-а. Зубастая.
Когда проезжали Медвежьегорск, видели прямо рядом Онежское озеро. Оно довольно долго сопровождает железную дорогу. Лед до горизонта.
- Слушай, а может стоило пойти в поход по Онежскому озеру. Здесь, кажется, со льдом все в порядке. Ничего, будет катамаран, от Медвежьегорска до Вознесенья доедем, километров 200, а там по реке Сведь через Ивеньский Разлив в Ладожское озеро. Да так до Ленинграда доехать можно. Пока молодые, ходить нужно больше.
19 день 3 марта четверг
Я уже в Белоруссии, не ожидал увидеть снега. А здесь пускай и не так, как в Карелии, но много. Проводницам в соседнем вагоне сказали, что если в мае снова поедем в Карелию с велосипедами, то билеты будем брать непременно в 1-ый вагон.
Остаток дороги провели, глядя в окно, под дебильные эстрадные песни, которые крутили по радио. На нашем уже вокзале одна из проводниц едва уместилась в электрокару.
- Счастливо, ребята, ждем в мае.
Рука поехал домой на 81-ом автобусе. Я пошел пешком. Рюкзак легкий. Даже валенки я оставил и не забирал с собой назад. От меня осталось 86 кг, от рюкзака 24.
________________________________________
* * * * * *
