Это была середина августа 2000 года. Мы сплавлялись на плоту.
Река называлась Сухона.
Средняя скорость течения 3,5 километров в час за счет круглосуточного хода позволяла нам проделывать внушительные расстояния. Чалились к берегу раз в несколько суток для заготовки дров. Идея сплава была двигаться непрерывно. Так оно и получалось, почти все время мы проводили в движении. Периодически кто-нибудь посылался на берег в командировку, чаще вплавь. Или за грибами, бывало просто погулять. Если свободного от вахты гонца отпускали, то не всегда имелась возможность его забрать. Приходилось плыть наперерез.
Шли почти не останавливаясь. Основной помехой были баржи, требующие освободить фарватер, сильный боковой ветер, а ночью моторные лодки. Быт и жизнь были насыщенными и пестрыми. Сплав на плоту весьма активный и динамичный отдых, и выглядит далеко не так, как может со стороны показаться. Наиболее драматическим развлечением был розыгрыш лотереи «Шанс». Еще до отправления между собой мы разыграли восемь путевок. На каждом лотерейном билете было указана дата и время. В розыгрыше не участвовать никто не имел право. Минут за пять дежурный предупреждал обладателя счастливого билета, чтобы тот готовился, мол, время пришло. Счастливчик прямо в одежде ложился на Бродвей (широкая доска с правого борта). Если он был не очень тяжеловесный, справлялись двое дежурных, если потяжелее, то вчетвером – раскачивали за руки и за ноги и выбрасывали за борт. Лично мне повезло – выбросили в хорошую погоду около пяти часов вечера, тогда как раз проходили городок Тотьма (средняя Сухона). Но кого-то выбрасывали и в холодную погоду и даже ночью.
Райцентр Тотьма разделяет Сухону как будто на две части. Верхнюю, более болотную и спокойную и нижнюю, быструю каменистую с перекатами и высокими отвесными обрывами берегов. Если делить классически на три части, это будет середина – средняя Сухона.
Это было 17 августа. Часов за пять отошли от Тотьмы километров на 20. Было уже темно. Единодушно решили, что Глаз до сих пор хорошо отмежевывался от кухни, но сегодня будет Адмиральский Ужин. Убедительного предлога отойти от этого дела у меня не нашлось, и я преспокойно занимался приготовлением трапезы. Варили мы по обыкновению в семилитровом эмалированном ведре, затем повар торжественно выносил на собравшуюся голодную публику дымящийся взвар. Каждый раз повторял кто-нибудь, сделавшейся модной, одну и ту же фразу.
- Смотри-смотри, как свиньям в ведре несут.
Так было и сегодня. Процесс подошел к снятию пробы. Ужин уже почти сварился. Все в это время начали собираться на палубе. Только похожий на кота Саша лежал в палатке.
Издалека доносился навязчивый и надоевший нам уже здесь на Сухоне знакомый рокот. Навстречу приближалась моторка. Двигатель маломощный. Какой-нибудь там «Ветерок». Зажгли в прозрачном пластмассовом ведре свечу, и один из дежурных размахивал им, стоя на носу. Так мы обычно и делали ночью, услышав моторку. Только эта перла прямо на нас и уже становилось страшно. Оставалось не более двадцати метров, и только тогда лодка сбросила скорость и, отвернув в сторону, остановилась. А в лодке сидел чрезмерно выпивший старый дедушка-рыбак.
- О-го-го. Вы на чем то едете то по реке током?
- Здрасьте. На плоту едем.
- Рыбы то много хоть наловили то?
- Нет рыбы.
- Как это нет то. Давайте я то вас хоть угощу то. А то были то на Сухоне и без рыбы то.
Когда он передавал нам авоську, то чуть не вывалился из своей лодки. Потом дрейфовал параллельно с нами и все не мог завести мотор. Про нас дед уже, видимо, совсем забыл.
Я как раз размешивал тушенку в ведре с макаронами, когда мотор, наконец, завелся. Длинный силуэт лодки-казанки с фигурой невозмутимо восседающего на корме пьяного дедушки надвигался прямо на нас. Из-за небольшого расстояния разделявшего нас он не успел развить скорость. Раздался треск разломанного ограждения багажника. Лопнула одна из мачтовых растяжек. От удара я упал на колено, но удержал вертикально ведро с ужином. Дедушка рыбак заехал на своей казанке к нам на палубу и заглох. В метре от палатки прошел его острый форштевень.
- Дед!! Ты что, ох@ел!!!
- Ой, простите, не туда поехал.
Мы дружно столкнули казанку обратно. Долго еще было слышно, как пьяный дедушка заводит свой мотор. А мы энергично отгребали от греха подальше в сторону. Мало ли он опять «не туда поедет».
Утром починили ограждения багажника. Течение заметно ускорилось. Берега стали выше. Ровно спустя сутки плот все также шел вниз по течению. Готовился ужин. Костер был сегодня ярче обычного. Ночь, как ночь, как все ночи августа. Из темноты, из ниоткуда, появилась туча крупных белых мотыльков. В застывшем воздухе под луной бешено закружилась снежная метель. Плот двигался сквозь белые хлопья, они порой затягивали даже близкий берег. И только луна, холодная и яростная пробивала белую кипень, освещая пушистые хлопья. Мы замерли на минуту, и тогда в тишине слышен был шелест сухой и тихий, но в нем что-то судорожное, потаенно грозовое. Сухой шелест - это бьются в воздухе легкие-легкие крылышки. Над сонной рекой в застывшем воздухе под луной пляшут прозрачно-белые мотыльки. Их несчетная тьма, над просторной рекой им тесно.
В теплую августовскую ночь - снежная метель, немая и бешеная. Тьма несчетная, облака мотыльков. Одни кружились в радостном угаре, другие уже откружились, падали на плот, ударялись в лицо в предсмертной усталости, вся река припорошена ими. Выглядели они неказисто и как одноразовые. Они были всюду, хаотично метались, десятками и сотнями сгорали в пламени костра, еду накрыли крышками, но даже в кипятящемся чае варились эти насекомые. Около получаса клубилась эта армада. Потом все исчезло, только долго еще палуба плота была усеяна, как снегом, и долго еще плыли рядом с нами по воде трупы сотен тысяч мотыльков.
Плот шел дальше вниз по средней Сухоне. Это был один из лучших августов, проведенный тогда в Вологодской области.
