Новый День Древнего Урала

 

25 поход

Отчет о пешем походе на Полярный Урал. Июнь 2004.

Наш маршрут: ст. Елецкая - Пай-Ер - Хараматалоо – ст. Харп. 177 км.

Участники: Глазков Алексей – руководитель, чрезвычайное лицо, врач.

Полковник Малышев – инспектор по стоянкам, газовым баллонам,

Туалетной бумаге, черпачий на 0,5 ставки,

синоптик.

Олесик Дмитрий – повар, завхоз.

1. 1-ый День 7 июня «Накануне»

Идти в поход сначала придумали Глаз с Полковником Малышевым.

- Давай, Глаз, в смысле, ну на Эльбрус, в смысле, пойдем.

- Давай.

Эльбрусом как-то заниматься не стали, про Полярный Урал придумал Полковник, а когда показал мне карту – особенно меня заинтриговал. На том и решили – идти на Полярный Урал. Информацию о регионе практически не собирали. Месяц июнь выбрали наобум. Подошли к организационным вопросам мы тогда весьма беспечно. Но самое главное. Что мы собирались, не сомневались ничуть, что пойдем. А это уже и есть пол дела.

Коля Протонкин около года назад увлекся попсой и покинул состав. Но он дал в городе Вилейка соответствующую рекламу, после чего появился третий член бригады Олесик Дима. Это был наш ровесник. Невысокий, но плотный и коренастый, даже склонный к полноте. Мордатый и с достаточно сытыми добродушными чертами лица. Олесик романтизировал службу в армии, увлекался мотоциклами, пьянкам и творчеством группы Сектор Газа. В походе он оказался больше случайно, чем по призванию, но к туризму оказался достаточно приспособленным. Проявлял хозяйственность, самостоятельность и житейскую ушлость. Так появился еще один участник. В те времена склонить кого-либо в подобный поход было весьма сложно. Наша хаотичная организация, хоть и постоянно куда то ходила, но переживала кризисные времена. Не так широк был тогда круг общения. Из имеющихся кандидатов почти все утратили к подобному интерес, предложить было некому и собрать большую группу никак нельзя.

В канун похода, когда самые сборы, мне как раз довелось быть свидетелем на свадьбе у Сашеньки Смирнова. Собирался впопыхах, за полдня до отъезда. Билеты тоже покупались в день отъезда.

Обслуживали нас в вокзальной кассе номер 6. Справа от окна наседала внушительная очередь. Мы протянули нужную сумму. Опытная билетерша говорит – мало. Мы добавляли еще и еще. Оказалось, что в нашем бюджете недостает ста тысяч (по тем временам нормальная сумма). Ушли они неизвестно куда. Или к билетерше, или какой ловкач из очереди прибрал к рукам. Мы немного по возмущались, особенно Полковник. Затем мы оттянули его от окна кассы и вышли на улицу.

Было непонятно, куда могли подеваться деньги. Эйфоричное настроение быстро уступило место печальной рассеянности. Решили, что сумма не маленькая, и за нее стоит побороться. Мы бесцельно повертелись возле окна администратора, но не было на месте администратора. Появилась более радикальная идея.

Начальник вокзала в модном зеленовато-сером пиджаке выглядел весьма солидно, вместе с тем и приветливо.

- Вот эти билеты они какие то левые. Их срочно нужно гасить. Видимо, произошел какой то сбой в компьютере. Ребята, в этом поезде вообще нет плацкартных вагонов. Ну, пойдемте вниз.

Шли гуськом по лестнице во главе с приветливым и солидным начальником вокзала.

2 . «Вагон №0»

Плацкартные билеты на поезд, где нет плацкартных вагонов, все-таки оказались действительны. Впервые такое – новинка – решили подцепить дополнительный вагон №0

Начальник заверил нас, что вокзал в Минске элитный и кассиры работают здесь высшего профессионального уровня. Сейчас посчитают кассу, а там весна покажет, кто, где срал. Мы терпеливо подождали, пока пересчитают кассу. Но с кассой оказалось все в порядке. Результат наших попыток вернуть потерянное оказался нулевым.

Провожающих было немного.

1. Крупная секретарша Полковника Малышева.
2. Новик Сергей с шоколадками и бутылкой водки.
3. Человек-Рука с костылями.

Непосредственно сам отъезд проходил гладко. В 21.40 поезд плавно тронулся и постепенно начал набирать темп. Вечер не жаркий. Как обычно, ехали возле туалета. В нулевом вагоне около нулевой комнаты. И как обычно по соседству работяги-волонтеры. Проводницей была белокурая девица, рослая и красивая.

Развернули трапезу. Выпили два литра пива, потом появилась водка. После первой бутылки Полковник покинул состав, переключившись на доверительные беседы с одним из волонтеров. Еще один из работяг пробовал навязать нам свое общество, но безрезультатно.

Мы с Димой раздавили еще патрон и принялись друг другу что то втирать. В районе Орши весь вагон улегся. Полковник тоже уже спал. Мы еще немного поболтали, посидели какое то время и тоже улеглись. Спал в эту ночь я неожиданно крепко.

Пишет Полковник

7.06.2004 – понедельник

Утро. Проснулся рано. На моем диване спал Дима – третий участник похода. Захотелось покурить, поэтому решил вывести собаку и выкурить сигарету натощак. Мама приготовила завтрак, и я разбудил Диму. Надо было подкрепиться с утра.

С самого утра Глазу не стал звонить. После двух дней на свадьбе у Сашеньки, он, наверное, чувствовал себя не особо. Так оно и оказалось. Из разговора с Глазом оказалось, что у него трясутся руки, и придет он только через 1-2 часа. На самом деле ждать оказалось на много дольше. Я часто звонил Глазу, торопил его, чем наверное напрягал наше чрезвычайной лицо.

Глаз пришел не с пустыми руками, а с бутылкой шампанского. Бутылка была распита в течение короткого времени. И мы отправились за билетами.

Покупка билетов на этот поход это вообще отдельная история. Я думаю, что Глаз опишет ее лучше. Притом я так и не понял ничего. Но вопрос, куда делись деньги 80-100 тыс. рублей, скорее всего, останется для нас загадкой, как бермудский треугольник, или снежный человек для человечества.

После этого мы поехали в магазин под названием «Узоры» покупать газовые баллоны. Там ожидал нас полный пердиманокль. Баллоны там были, но только в количестве 5 шт. И тогоу нас на тот момент было 7 баллонов, а надо как минимум 12. Оставался только один магазин, где можно купить газовые баллоны (по 3300 руб/шт) – это магазин «Фортинг» на улице Серафимовича. Глаз и Дима поехали в магазин, а я на работу за рюкзаком Яся, который нужно срочно ему отдать. Заехав на работу, я позвонил в магазин по поводу наличия баллонов. И тут меня, или правильнее, нас ждал облом. У них был переучет, баллонов только 6 штук, но они уже заказаны и оплачены. Я попросил даму, с которой разговаривал по телефону, продать баллоны моим товарищам, которые по прикидкам должны были быть уже по близости от магазина. Но надежды было мало. Итак баллонов на весь поход нет, да и рюкзак надо везти Ясю, вместо того, чтобы искать топливо по спортмагазинам. От балды позвонил Деду и о удача! У него есть 1,5 баллона, и он в придачу дает горелку.

Короче, я успел и рюкзак Ясю отвезти, и заехать к Ирине Дедович за газом. Уезжая из контор, пригласил нашего офис менеджера Светлану провести меня в эту авантюрную экспедицию.

Дома были недолгие сборы. И, попрощавшись с мамой, мы (это я и Дима) поехали. Сколько человек может выдержать? Этот вопрос я несколько раз задавал по дороге к стоянке такси. Такси нас доставило прямо к центральному входу ж.д. вокзала, где я договорился встретится со Светой в 20.40. Света слегка опоздала. И, взвалив рюкзаки, мы пошли на наше обычное место сбора на улице Дружная. Рюкзак был охренительно тяжелым, ноги подгибались, сердце часто билось и.т.п. Сказывается сидячая работа и минимальные физические нагрузки.

Из провожающих были только Сергей Новик, Человек-Рука, и, как я уже выше писал, Светлана. Как бы не было мало провожающих, но их присутствие согревало души отчаянных, которые собирались покорить, вернее сделать маршрут на Полярном Урале.

Загрузились в вагон. Наши места около сортира. Нас это не колбасит. Мы привыкли.

Ну вот и все поезд двинулся, везя нас в Москву. Фигурки провожающих исчезли, и мы начали обживаться на своих местах.

Поездка в Москву не дала никаких ярких впечатлений. Вечер прошел как обычно – пиво, водка и закуска. Я посидел немного с Глазом и Димой и пошел спать. Вырубился быстро.

 

8.06.2004 – вторник

Проснулся как обычно рано. Курил натощак. И вот Москва. Ничего хорошего. Обилие людей, магазинов, рекламы и грязь. Да и еще один неприятный момент. Проезд в метро подорожал с 7 рублей до 9 за поездку.

 

3. 2-ой день 8 июня «В походе нет потерянных вещей…»

В походе нет потерянных вещей. Есть …….. вещи.

Едва поутру нас разбудили, как тотчас въехали а Москву. Выходили из вагона сосредоточенно и внимательно. Полковника, как матерого инспектора по стоянкам, отправили осмотреть – ничего ли не забыли. Вот незадача. Забыли всю еду, предназначенную на сегодняшний день, которую нам заботливо собирали дома. Пакет с едой Полковник принял за мусор. Так он и остался в вагоне. Решили в наказание себе немного поголодать, но продержались всего до 14 часов, как голод все-таки пересилил.

Погода солнечная, но не душно. Таков бывает июнь, разве что в начале. Ярославский вокзал. Идет полным ходом ремонт. Все завешено брезентовыми ширмами. Пахнет ацетиленовой сваркой и известковой пылью. Шипение и периодическая зубодробильная работа отбойного молотка. На этот раз вещи в камеру хранения не сдавали, а посадили с ними Полковника Малышева.

На Красную Площадь нас не пустили – там репетиция какого то парада. Видели лошадей неимоверной высоты. Множество крутых машин, рекламные щиты громадных размеров. По реке ходит множество прогулочных катеров. Мутная желтоватая вода. Прямо на каменной набережной бомжеватого вида рыбак поймал на удочку довольно крупного окуня. Пока бродили по Москве Дима Олесик все повторял:

- Сколько бабок тут крутится! Сколько бабок!!

Традиционно были в Ленинских Горах. Поднимались от реки и спускались своим ходом. Чуть не купили мороженое. Но удержались, как в наказание за то, что в минском поезде забыли еду. На вокзал ехали в метро. Там Олесик обсуждал кричаще одетых молодых девушек.

4. «Каков стол, таков стул»

Вернулись на вокзал. Товарищ Полковник нашел себе здесь уже собеседников в лице двух молодых людей, которые едут из Украины к какому-то дяде в Архангельскую область, и пузатого мужика грузинского вида, который живет в Усинске (те места, где мы были этой зимой).

Остаток времени провели в ожидании поезда под навязчивую работу отбойного молотка. На сцене периодически показывались тети с рациями и будили спящих. У всех смуглых милиция проверяла документы. Среди нашей тройки никто не вызывал в этом плане даже малейших опасений.

Следует отметить четкую организацию нашей ячейки. Олесик имел наклонность все оценивать через призму милитаризации. Меня единодушно выбрали руководителем, как старшего по званию – лейтенант запаса. Полковник Малышев, решили, что хоть и причастен к старшему офицерскому составу, но все-таки эфимерный Полковник. Полковник в отставке. А Дима, тот пришел из армии сержантом.

В поезд №;210 Москва-Лабытнанги посадка проходила организованно. В соседний вогон грузилась значительная группа туристов. Состав очень пестрый по полу и возрастным категориям, даже с двумя лайками. Скорее всего водники – слишком много вещей.

Вагон наш не был обременен соседями. Ехали почти одни. Щуплый Полковник помогал ехавшему по соседству капризного вида верзиле взвалить на полку тяжелую сумку, а позже и открыть окно. Олесик акцентировал внимание на послаблении стула. В этом не было ничего удивительного. Наше питание в дороге трудно назвать было сбалансированным.

Стемнело. Двигались мы на северо-восток. Естественно начали поддавать. Планировали по чуть-чуть, но быстро втянулись, и из уговора ничего не получилось.

 

5. «Усомнившийся Макар»

С Полковником пили часа четыре и еще часа два без Полковника. Ехали значительно

более шумно, нежели в минском поезде. Но мы никому не мешали. Серьезного разговора не получалось. Ни с того ни с сего начинали хохотать по самому незначительному поводу. В этом плане хорош был Олесик своей простотой и умеренной вульгарностью. В общем, с ним было очень весело. После Ярославля положили спать пьяного Полковника. Сами выпили еще треть полторалитровой бутылки. После стало очевидно, что пора ложиться спать.

Собрались расстилать постели. Помнили, что наволочки одевали две, но одна подушка оставалась все-таки без наволочки.

- Дима, нет наволочки, как мы сдавать будем?

- А это что.

- Наперник.

- Его и будем сдавать как наволочку.

Попробуй, разберись тут в полумраке, куда пропала наволочка. Смотрели у Полковника. Один придерживал голову. Второй менял подушку. Но там было все в порядке – одна. Куда пропала наволочка, разобрались только лишь утром. На одну из подушек одели две.

А то мы усомнились в нашей бдительности. Просто мистика какая то. То деньги неизвестно куда исчезают, то пропадают наволочки.

6. 3-ий день 9 июня «Вертеп и свинство»

Проснулись около часа дня. Поезд шел через тайгу Архангельской области. Переехали по мосту Северную Двину и миновали Котлас. После этого сели бухать. Полковник Малышев, приняв дозу, лег спать. Мы продолжали ехать и балагурить, пить не переставали. Когда проснулся «Виктор», сел пить опять, потом снова лег спать, а стоило проснуться, как принялся с нами пить (Глаз с Олесиком уже дымились). Водка шла, как святая вода. Нам никто не мешал, проводница на пассажиров давно забила. Наша компания тоже никого не стесняла. По любому поводу, даже после всякой реплике раздавался хохот. Я не смешливый сам по себе. Это все Дима подначивал. Новый типаж воспринимается всегда остро. Поступало большое изобилие самых дебильных идей и предложений.

Поезд продолжал идти, выдерживая график. За окном весна. Листья только еще распускались. Чем дальше мы ехали на север, тем все более ранняя весна. Сплошная тайга и очень редкие населенные пункты. Диму впечатляло и трогало все больше, в какие дали мы едем. В Ухте с ним вышли на перрон и за забором стали справлять малую нужду. Тут раздался гудок поезда. Молниеносно мы вскочили на подножку. Полковник уже намеревался бежать к стоп-крану.

Пьянствовали до четырех часов утра. Нас конечно все осудят, но зато время в дороге проходило быстро. Мы его как умели коротали.

Глаз Олесика подначивал, Полковник подыгрывал. Дима обижался и начинал Глаза волтузить.

Белые ночи. Переехали реку Печора. Очень высокая вода. Своими размерами река внушала уважение.

Спать в ту ночь мы разошлись с трудом. Все перебивая один другого хотели поговорить.

 

Пишет Полковник (ненормативная лексика упразднена)

До Ярославского вокзала добрались довольно быстро. На самом вокзале шел ремонт и сидеть там было некомфортно. Глаз с Димой купили мне бутылку пива и, оставив меня с рюкзаками, отправились осматривать достопримечательности Москвы. Сначала я сидел в одиночестве. Потом ко мне подсел мужик с видку южной национальности. Но потом оказалось, что он из Усинска. Оставлял вещи под его присмотром и выходил покурить. Спустя 1,5 часа к нам подошли двое ребят с большими баулами. Оставив свои вещи под моим присмотром, они ушли и вскоре вернулись с пивом, водкой и закуской.

Ну наконец то пришли Глаз и Дима. Два этих паренька вскоре наподдали и стали назойливо общительными. Благо нам уже нужно было выдвигаться на перрон. Подали наш состав, состоявший из 19 вагонов. Наш вагон №5. Еле доперли до туда рюкзаки. В соседнем 6-ом вагоне ехала толпа туристов-водников с двумя собаками.

Вечер прошел как обычно. Выпили, закусили и спать. В поезде было очень жарко.

9.06.2004

Утром было очень холодно. Ехали в купе плацкарта в гордом одиночестве. Да и в вагоне было мало народа. День в поезде прошел как обычно, водка и сон.

10.06.2004

Поднялся, как обычно рано. Все никак вчера не мог заснуть. Ночью было, как днем – белые ночи

И вот мы за Полярным Кругом и наша станция Елецкая. Вышли на станции и без перекура двинулись к реке. Время 12.30. У реки должен быть брод. И вот п…ц, брода нет, река о……й ширины. Температура воды 2-4 градуса. Что делать? Горы были за рекой. Вершины еще в снегу. Они так манили, но река была непроходима. Неужели я не побываю на Пай-Ере? Это была катастрофа. Перебираться через ледяную реку вброд – было в высшей степени экстримом с летальным исходом.

Пошли вверх вдоль реки в надежде найти что-то подходящее для перправы или какой-нибудь брод. Шли берегом. В лесу снег по колено, а под ним вода. Идти очень тяжело. С тяжелым рюкзаком глубоко проваливаешься.

Леша предложил сделать плот из железнодорожных шпал. Это оказалась отличная идея. Только вот дохрена шпал, а чем их скрепить, пока не видно. По карте посмотрели и пошли к баракам. Первый барак оказался металлическим ящиком, притом пустым. Второй – небольшая будка железнодорожных рабочих с хозяйственным инвентарем. Нашли место для лагеря. Оно было уже не далеко от второй будки. Здесь железнодорожное полотно находилось недалеко от реки. К реке можно было подойти только через ледяные торосы. Разбили лагерь и приготовили поесть. Глаз с Димой пошли пробивать проход во льду для того, чтобы таскать шпалы. А меня отправили на железнодорожные пути за фанерой и костылями, которыми мы будем скреплять между собой шпалы. Это было около 21.00. Работа еще только начиналась, и мы не были ограничены световым днем. Вернулся я через час с фанерой и ведром костылей. Ребята сколотили между собой уже четыре шпалы. Я залез на плот, чтобы испытать его. Четыре бревна были чахлыми для одного человека, да и крепление фанерой было не совсем надежным. Решили, что на человека нужно по шесть бревен, и скреплять между собой их мы будем металлическими пластинами, которых около рельсов валяется превеликое множество.

Потом шпалы таскали втроем, поскольку уже устали и сил поубавилось. Кувалду для забивания костылей нашли во времянке около путей. Работать закончили около пяти часов утра. У нас теперь было два плота из восьми и девяти бревен, которые мы соединим перед самым отправлением. После легли спать сильно уставшими.

 

7. 4-ый день 10 июня «Пройти - не пройти»

Проснулись перед станцией Сейда. Я на удивление чувствовал себя удовлетворительно, чего не скажешь о Диме. Опухший Олесик был еще более мордатым и сегодня в придачу красным.

За окном пасмурный день и мрачная тундра. Листья кустов еще не распустились. Грязные сугробы снега лежали клочьями. Между ними рыжие проталины. Все это раскинулось ошеломляющим простором, и было непривычно взору.

Тащился поезд здесь едва-едва, вагон громыхал на частых стыках. Снег вдоль полотна железной дороги или стаял, или расчищен. Сильно бросалась в глаза замусоренность склонов насыпи.

Станция Елецкая. Само здание вокзала было представлено невзрачным «сталинским бараком». Много полуразрушенных домов, налепленных здесь без всякой архитектурной системы. Колейно-каменистая дорога уходила от станции на юг. Как раз по ней мы и пошли. В одном из мест она была размыта паводковым ручьем. В предвкушении предстоящего, я не переобуваясь так и пошел в кроссовках. Здесь гуляла бабушка с детьми. Они не совсем понимали, почему это мы так самоотверженно стали мочить обувь. Все равно мы собирались переходить вброд реку Елец, чего уж тут мелочиться.

- Скажите, а дальше там как?

- Да нормально. Ног больше не замочите.

Вот и накаркала старая клюшка. Увидели мы на месте реки Елец совсем не то, чего ожидали. Здесь как раз на карте обозначен брод. А в описании одной фразой сказано: «Переходим речку». Брод здесь в этот сезон был также абсурден, как и фраза «переходим речку». Ширина реки около сотни метров. Мощный поток ледяной воды мчался. Как торпеды беззвучно проходили мимо одиночные льдины. Вдоль реки лежали сплошь снежные клиновидные пласты и громоздились двухметровой высоты ледяные торосы.

Узкоглазая женщина ловила рыбу. «Виктор» отправился на переговоры. Диалог слышен был нам хорошо. Тетя на вопрос, где перейти реку искренне удивилась. В такой сезон только на лодке. Мы и сами видели, что здесь реку нужно не переходить, а как-то форсировать.

Тем не менее, как это было не очевидно, от затеи перейти вброд мы отказались не сразу. Пройдя немного вверх, остановились на каменистой россыпи. Здесь река как раз разделялась на два рукава. Ближний к нам, меньший, с перекатом. Дальний, значительно более широкий, с быстрым ламинарным током воды. Мы хотели попробовать перейти рукав, что поменьше и уже с острова осмотреться.

Течение яростное. В сапогах химзащите от берега удалось отойти на метр. В трусах – на полтора метра от уреза воды. Но ноги от такой воды горели неугасимым огнем. Не зная броду – не суйся в воду. Если зайти еще глубже, по …., течение уже наверняка повалит.

- А давайте бухать!

После дороги в поезде пить уже никому не хотелось, особенно, когда неизвестен исход дела.

Но интуитивно я понимал, что дело как-то решаемо.

Взвалив тяжелые рюкзаки, пошли вверх по течению. Где-то градусов пять тепла, но ветер казался теплым и во всей окружающей нас пустоте и безнадежности угадывалась какая-то приветливость, дуновение весны.

- Куда мы идем, Глаз?

- Искать бочки из-под солярки. Возле железной дороги барак обозначен. Там могут быть.

- В смысле, зачем нам бочки.

- Мы будем строить плот.

Драматичнее всего выдался переход через березовую рощу. Полковник ее назвал лесом с большой натяжкой. Березы были корявы и узловаты, даже не белые, а скорее светло- коричневые. В роще лежал рыхлый снег, под снегом вода. Мы проваливались по колено, застревали, вытаскивали ногу, но провались с каждым новым шагом, неся тяжелые рюкзаки. Роща была совсем небольшая, но казалось, этому не будет конца. Берег здесь отвесно обрывался в реку. Вдоль самого обрыва, хоть и не было снега, но тоже пройти было нельзя - все поросло там непролазным кустарником, хоть и не высоким, однако густым и цепким.

Вышли на железную дорогу. Уходящие вдаль рельсы были кривыми и неотрихтованными, как это бывает на узкоколейках. Вечная мерзлота вспучивает железную дорогу. Вот от этого они и такие кривые, и так медленно идут здесь поезда и чуть ли не останавливаются на поворотах. Рельсы наезженные и блестящие.

Перед подъемом на гранитно-скальный увал перекусили. Шли далее по железной дороге. Река отошла в сторону. Наш правый берег низкий, весь усеянный гигантскими тающими торосами. С обрывов противоположного, левого берега свисали исполинские снежные пласты. Некоторые из них айсбергами торчали на мелководье из воды.

Поездов не было. Топая по шпалам, оценивали, где лежит проволока. Проволоки не было видно, точно также, как и бочек из-под солярки. Зато было вдоль насыпи много старых. воняющих фенолом, шпал, какой то фанеры, железнодорожных костылей и подушек. По пути встречались еще памперсы, обрывки колготок, консервные банки, женские прокладки – все, что выбрасывали всю зиму из окон поездов.

Было очень мрачно, своеобразно и необычно. С первых часов мне здесь уже начинало нравиться. И эта неровная блестящая железная дорога с грязным подтаявшим снегом вдоль полотна, пасмурное весеннее небо, вьющаяся река с торосами и айсбергами, тундра с рыже-бурыми проталинами снега, горный массив Полярного Урала в сорока километрах от нас, казался мальчишеским. С края, будто немного обособившись, чуть повыше других пристроился Пай-Ер – удлиненный и крутобокий со снегом в глубоких складках и трещинах. Мы уже отошли около восьми километров от станции Елецкая, как повстречался железнодорожный барак. Внутри печка-буржуйка. Здесь приметили нужный в хозяйстве инструмент: с одной стороны кирка, с другой кувалда. За инструментом потом посылали Полковника Малышева. Согласно карте неподалеку должно быть такое место, где железная дорога очень близко подходит к реке – почти вплотную. Теперь главное, чтобы в предполагаемом месте было в достаточном количестве шпал. Именно из них мы собирались строить плот.

Когда мы подошли в место соседства железной дороги с рекой, оказалось, что недостатка в стройматериалах здесь нет. Лагерь разбили на сильно заторосованном берегу. Гигантские торосы были навалены конгломератом один на другой и в разных плоскостях. Иные стояли ребром или поднимались дыбом. Периодически раздавался глухой грохот. Это подтаивала и обрушивалась опора какой-нибудь очередной ледяной конструкции. К воде пришлось прорубать проход. Глаз сделал первый взмах киркой и обрушил ее ударом на острый угол понравившейся торосной глыбы. Подтаявшие льдины имели особую игольчатую структуру. Раздался звон разбитого стекла. Ледяные осколки посыпались брызгами удлиненных кристаллов. Все новые взмахи и удары киркой. Ледяные брызги летели в стороны. Постепенно освобождался проход нужной ширины. Мелкие ледяные обломки раскидывали в сторону. Так к воде реки мы пробили коридор. Киркой. Очень интересно побить стекло. Но кто же может себе позволить такое хулиганство. Этим совершенно безущербно можно было позаниматься здесь. И душу отвести и вреда никому от этого никакого. А эффект такой же. 

Место для судоверфи не совсем удобное. Слишком сырой от таящего льда и вязкий берег. Течение сильное и сразу около кромки воды большая глубина.

Погода сделалась более сырой, напрессовалось туч, эпизодически накрапывал небольшой дождь. На термометре +4. Хребты Урала, казавшиеся далекими заснеженными и чужими, окутались плотными низкими облаками.

Развели костер. Варили обеды. Тут было кое какое местное топливо: низкорослые кусты северной ольхи и фанерные дощечки с железной дороги. Железная дорога здесь делала поворот. Первый поезд, проходя его, почти остановился, нам тогда подумалось, что из почтения и любопытства к нам. Но также делали и последующие, в каком бы направлении они не двигались.

8. «Что нам стоит плот построить»

Шпалы таскали от железной дороги волоком. Рывками стягивали с насыпи и в проходе между торосами. Втроем шпалу тянуть не тяжело. Скрепляли между собой с Димой на берегу сначала фанерой, но она как крепеж выглядела ненадежно. Пришлось использовать тяжеловесные подушки под рельс. Сколачивали гвоздями-костылями – тоже тяжеловесными. Что подушки, что костыли отнимали у нас не мало полезной плавучести. За костылями время от времени с ведром отправлялся в командировку Полковник.

 

Когда став насчитывал четыре шпалы, пустили вплавь на веревке Малышева. Плавучести, конечно, не хватало, но четыре шпалы одного человека все-таки удерживали. 

 

Строительство проходило дружно, работа шла полным ходом. В коротких промежутках между волоком, пили по пятьдесят грамм. На человека решили делать по пять-шесть шпал. От ударов кувалдой по железнодорожным костылям ( бить здесь нужно от души) в руках бегали мурашки и трудно было разогнуть пальцы.

В половине пятого утра став из семнадцати шпал в принципе был готов. Оставалось сбить только две половины. Мы за ночь прилично устали. Перед сном выпили, но еду уже не варили. Напомню, что ночи были белые, светло. Фонарик, который взяли Полковник с Олесиком, был совершенно лишней вещью. Они к тому же едва не убедили меня в Москве в необходимости покупки дополнительных батареек.

Пишет Полковник

11.06.2004 Пятница.

Встали поздно. Я ощущал себя, как будто по мне проехал трактор. Погода была не очень, но без дождя. Собрали лагерь и загрузили рюкзаки на плот. Предварительно привязав наши баулы к плоту, мы отчалили в нашу опасную авантюру. Плот держал нас хорошо. Вода его периодически заливала. Ботинки давно были мокрыми, но холода особенно не ощущалось. Поездка тем не менее была очень стремной. Несколько раз мы ударялись о льдины, и тогда плот погружался в воду. Сколько ехали, я даже и не помню. Но проплыли что-то около четырех километров.

Вылезли на снежный склон, вытащили подмокшие рюкзаки. Плот завели в заводь и уперли в льдину. Сделали перекур. Настроение у всех было приподнятое. Еще вчера утром мы не знали, как попасть на другой берег. Но сегодня мы были уже здесь, на другом берегу. Берег был крут, не скажу сколько градусов, но по высоте метров пятнадцать и сплошной снег. Пошли в разведку, поднялись наверх с трудом, но пока это было сделано без рюкзаков. Нашли место для стоянки. Место представляло собой несколько чахлых деревьев и кругом мох. На место были подняты рюкзаки. В некоторых местах мне приходилось ползти на четвереньках, настолько крутым был склон.

Разбиваем лагерь, но палатку не ставим. Приготовили чай и кашу с тушенкой. Слегка отметили удачную переправу через реку. До этого была проведена ревизия рюкзаков и перебор всех вещей. У меня мало что промокло, разве красная байка ну и соответственно ботинки.

После водки и плотного ужина, меня разморило. Мы решили прилечь часика на три-четыре поспать. Постелили коврики, положили на них спальники. Это называется спать в гетто.

Проснулся я только утром. Вот думаю, прилегли. Душил мрачный кашель и сопли текли ручьем. А так общее состояние было в норме.

 

9. 5-ый день 11 июня «Пан или пропал»

 

Первым, обыкновенно просыпается товарищ Полковник и начинает шляться по лагерю. Так было и сегодня. Все шло своим чередом: завтрак, мимо на черепашьей скорости проходит парочка поездов. Один даже Полковнику подудел. По прежнему с грохотом обваливаются подтаявшие этажи торосных глыб. Льдины плачут водой. В мрачную тундру пришла весна.

По поводу надежности и безопасности переправы начали высказываться сомнения. Отмечаю, что в коллективе возникли суеверные течения. Я здесь, конечно и сам опасаюсь. Тут, как говориться пан или пропал. Запас плавучести у 17 шпал незначительны. Они к тому же одна относительно другой податливы и динамичны. Течение в реке серьезное. Мчатся одинокие льдины. Вода ледяная, а глубина, кто его знает, явно больше человеческого роста. Как пересечь стометровое русло. В арсенале имеется два шеста, по2,5 метра длинной – стойки от железнодорожных знаков.

Испытываем плавучесть. Под массой Малышева с Олесиком плот локально уходит под воду, но в целом на плаву. Тут случился маленький конфуз. Я страховал веревкой. Не хватало силы удержать плавсредство на сильном течении. Дима перескакивает на берег. Ситуация становится компенсированной, но зачалить не получается. В каменистый грунт вколачиваем железнодорожные костыли. Плот удерживают две веревки и пока мы собираем вещи может сбежать в любую минуту.

 

И вот увязанные рюкзаки в центре плота. Пассажиры на максимально возможном расстоянии друг от друга. Время 17 часов. +12 градусов. Веревки сняты с железнодорожных костылей. Течение не заставило себя ждать. Только я запрыгнул на став, как плот набрал скорость. Заторосованный льдами правый берег помчался в метрах десяти от нас с неимоверной быстротой.

 

Минут пять-десять ситуация была стабильной. Мы неслись в ламинарном ровном течении.

- Ну, в смысле, сейчас нормально и зачалим.

- Тихо, не pizdzi, Полковник, еще не доехали.

Было стремно. Впереди шивера с мелкими стоячими валами. Понятно, что обойти ее не удастся. Утюжим шиверу, гася стоячие валы. Палубу заливает вода. Находимся мы к этому времени уже в центре реки. Слишком глубоко. Шест едва достает до дна. Едем. Пытаемся подгребать к левому берегу шестами.

За полчаса прошли километра четыре. река выписала пару петель. Не то благодаря нашим усилиям, а быть может и случайно, но нас отнесло к желанному левому берегу. Течение все такое сильное. Впереди из воды торчал айсберг торос. Столкновение неизбежно. Препятствие приближается чересчур быстро.

- Удар!

Все инстинктивно пригнулись и присели на корточки. Плот содрогнулся и утонул. Если бы рюкзаки не были привязаны, их бы попросту смыло. Но будучи притопленными мы под водой развернулись и медленно начали всплывать. Так было несколько раз. Но не это самое страшное. Двигались мы уже вдоль левого берега. Но негде было выйти. Сплошной отвесный снежный надув высотою метров пятнадцать. Подмытые у основания водой гигантские многотонные снежные пласты нависали над нами, внушая смертельный ужас. Были моменты, что плот норовило затянуть под подмытое снежное основания. Мы как могли отталкивались шестами от податливой снежной стены. Но шесты в ней утопали и вязли. Меня едва не выбросило за борт, а шест чуть пару раз не вырвало из рук. Желанный берег оказался страшнее самой реки. Наконец длинный обрыв уступил место такому же заснеженному склону. Склон был крутым, но подняться было реально. Ушли с течения и с греем пополам зачалились, после многократных вращений и зарубании шестом в айсберги. Сели все-таки на каменистое мелководье. С помощью веревок стянули понтон из шпал на еще большую каменистую мель, где он, упершись в очередной айсберг, засел уже основательно. Какое то время он здесь простоит. Это на всякий случай, чтобы не были отрезаны пути назад.

Уже на берегу я стал на один из подмытых торосов. Он подо мною с грохотом обвалился. Я чуть там не обделался от испуга и неожиданности.

По снежному склону поднялись траверсом, где повыше, там круче. Ползли с рюкзаками на четвереньках.

Сидим на живописном и одиноком утесе. Мох, кочки, минимальное количество местного топлива. Панорама завораживающая: тундра со снегом и проталинами, излучина реки и лента железной дороги, по которой медленно ползут поезда. +10, умеренный весенний ветер. Атмосфера была торжественно триумфальной и мрачной. Вещи в рюкзаках, после экстремального форсирования реки Елец, в основном мокрые. Их пришлось разложить для просушки. Костер разжигали способом Полковника Малышева, то есть с помощью газовой горелки. Способ понравился. Дрова занимались даже сырые, даже на ветру.

Нужно было придумать что то с костровыми стойками. Придумали. Здесь как раз имелись фрагменты оленьего скелета. Дима варил ужин, используя рог, как костровой крюк, держа его на весу.

Пока подсыхают на ветру вещи, решили лечь спать. Ужинали. Такую душещипательную переправу следовало по русскому обычаю замочить. Замачивали. Полковник выпил раза четыре и улегся спать. Мы с Димой сидели еще долго, начались уже вязкие разговоры. По последней повторялось раза четыре.

- Хватит продукт то переводить. Спать пошли.

- Пошли. А тебе не кажется, что у Малышева голова лежит ниже, чем ноги.

- Мне кажется.

И точно также, как и тогда, когда в поезде потеряли наволочку, мы бережно подняли голову полковника и подложили пластиковую бутылку.

Спали в гетто между кочками. Восемь градусов тепла. Не заходящее ночью солнце было скрыто тучами.

 

Пишет Полковник

12.06.2004 Суббота

Утро. Приготовили завтрак, собрали вещи и отправились к Пай-Еру. Было около 9.00. Солнышко приятно грело, а ветер разгонял духоту.

Серьезные препятствия представляли для нас ручьи. Их надо переходить только в химзащите. А так, как сапог химзащиты у нас только две пары, то действовали таким способом. Глаз или допустим Дима или я (короче вдвоем) переходили ручей. Третий же оставался. Потом Глаз уже без рюкзака возвращался и последний переходил ручей. Но иногда сапоги не помогали. При штурме то ли ручья, то ли болота в середине надо было скакать по кочкам с рюкзаком, что было очень сложно для меня. И я ввалился в воду по пояс, или вернее сказать ниже пояса. Три раза пытался вылезти и обратно проваливался в воду. Глаз забрал у меня рюкзак. Чтобы я его окончательно не замочил. Я побрел налегке, но вода, которая набралась в сапог, не давала поднять ногу. Пришлось их снимать и идти без них по колено в воде. На берегу устроили перекур. Все дружно ржали. У меня было время выкрутить штаны и носки. Минут через 30 ходьбы брюки почти высохли, а вот ноги оставались мокрыми.

Нашли сухое место. Здесь же было много местного топлива (дрова). Я ставил палатки, Глаз искал дрова, а Дима колдовал у костра над нашим ужином. Как обычно, выпили по сто грамм водки. Отужинали, чем бог послал. Попили вдоволь чаю и полезли в палатки спать. Это был первый настоящий ходовой день.

 

13-14.06.2004

Эти дни мне ничем не запомнились. Мрачная и мокрая тундра. Вечно сырые ноги и глухой кашель, который меня мучил во время отдыха. Погода была переменная, но почти все время солнечная. Идти по мху было тяжело. Очень много сил забирали балки, поросшие кустарником. Обычно на стоянку становились 1-2 часа ночи. В это время очень холодно и притом зябкости добавляет сильный ветер. Сразу же переобуваюсь в сухую обувь и начинаю ощущать себя человеком. Много сил отняло петлянье около одного ручья. Пришлось возвращаться обратно и идти вдоль ручья почти к самому его началу – это заняло почти день.

Пай-Ер всегда перед нами. Одновременно так близок и так далек. Неужели мы к нему попадем, и будем иметь возможность увидеть озеро Кычь-Пель-Ты. К концу 14 июня мы попали на увал Кычи-Мыльк. До Пай-Ера остался один ходовой день. Как надоел этот мох. Может, в горах по камням будет идтись легче.

 

10. 6-ой день 12 июня «Весна в тундре»

Облачно, но достаточно тепло. Идем на юг по мху, по кочкам. Древесная растительность высотою по колено цепляется за сапоги и сильно мешает идти. Тяжелы еще, даже очень тяжелы рюкзаки.

Здесь конечно у нас промашка вышла. У нас двое Сапогов химзащиты на троих. В балках еще лежал снег. Балками тундра изрезана обильно. В каждой из них встречается разбухший по весенней поре ручей. С двумя парами сапог переходить их приходилось челночным способом. Один из таких ручьев оказался особенно глубок. Оставалось только перескакивать по болотным кочкам, которые торчали из воды в виде шаров. Мы с Димой перешли без приключений. Я занес Малышеву сапоги. Полковник был и остается тем человеком, который создает юмористические события. В коллективе один такой обязательно должен быть.

- Рюкзак взять у тебя?

- Нет, в смысле, не надо.

Неожиданно за моей спиной раздался весьма характерный хлюпот. Полковник жопой сидел в проеме между кочками. Чтобы он поднялся, я протянул. Что под руку подвернулось, - сухую трость. Трость сломалась, когда он почти уже встал. Поднялся он попытки с третьей. Уже мокрой была нижняя часть рюкзака.

Со слов Димы он просто сидел и ожидал. Все сперва было тихо. Он сразу все понял и стал хохотать, когда мы вышли из кустов.

- А я смотрю, сапоги несут в руках.

Так пробирались мы час, другой, третий. Двигались преимущественно на небольшой подъем. Ходить по весенней тундре трудно. Снег, податливый мох и кочки, постоянно спотыкаешься из-за мелких, цепляющихся за ноги кустиков.

Каково же было наше разочарование, когда мы спустились с увала к ручью Варгашор. Сам Варгашор можно и не переходить, но путь преграждал его правый приток. Зато вышли то как по азимуту точно, как и планировали. В глубокой снежной траншее несся стремительный весьма водоносный и бурливый поток. Перейти его даже пытаться бессмысленно. Такие даже с веревкой не переходят. Что сетовать. Везде сходит снег. От этого даже самый невзрачный на карте ручей и даже не имеющий названия может стать непреодолимой преградой. Не ходите в июне на Полярный Урал.

Ситуация была плохая, но не так безнадежна. Маршрут наш с успехом даже по тундре можно было сделать, если идти строго по водоразделам, какими бы разбухшими не были эти ручьи. Я это прекрасно понимал.

Почесав затылки, приток этот решили обойти водоразделом, или сместиться километров пять на восток, где этот безымянный приток Варгошора еще не набрал такую мощь. Там можно будет его и форсировать. Разумеется, ходить кружным путем и лишние километры по тундре никому не хотелось. Бравада и пыл у нас поугасли. Но главное, что здесь, в тундре, мне нравилось. Именно нравилось. Диме с Полковником уже наверное не очень.

Пришлось подниматься обратно на бугор. На каждом шагу балки с бурными ручьями, котрые приходилось преодолевать челночным способом. Разок нам повезло. Встретился можный водоносный ручей, но самая глубокая его часть была скрыта под толстым снежным пластом, до него можно было добраться по колено в воде, а дальше поверху, по снегу. Шли осторожно потихонечку, мало ли где еще можно провалиться. И по прежнему все также сильно мешал нам кустарник полярной вербы, постоянно встречающийся на пути. Видели несколько зайцев, еще белого окраса. Они убегали лениво и очень грузно. Я признаться еще таких жирных и раскормленных зайцев не видел. Весенняя тундра была покрыта своими таинствами. Здесь как нигде ощущалось глубокое одиночество. Хоть и не скажешь. Что мы были здесь одни. Кроме зайцев встречалось нам множество птиц. Были и какие то крупные белые. Они как пингвины сидели на кочках и при нашем приближении неохотно взлетали. Голос у них такой возмущающийся и противный.

Когда мы прошли, как мне уже показалось значительное расстояние, пошел в разведку. Факт наличия болота и то, что с восточной стороны склон уходит вниз, послужило поводом предполагать, что это уже водораздел между правым притоком Варгошора и левым ручья Бабья Вож. Полковника оставили. С Димой перетащили рюкзаки через болото, я пошел обратно за Малышевым, а Олесика отправил в разведку.

- Посмотри где можно стать лагерем, дойди до ручья, и посмотри, в какую сторону он течет.

До ручья он не дошел, но с уверенностью сообщил, что налево. Более того, разведчик заблудился и пришел к рюкзакам значительно позднее того, как мы подоспели с Полковником. Назавтра мы за это поплатились.

Лагерь разбили возле одной из болотных луж. Костер и палатки были на сухом месте. Кусты в этой балке по меркам тундры Полярного Урала были значительными. Опять использовали местное топливо. Недостатка в последнем здесь не было.

11. 7-ой день 13 июня 2004 «В плену. Психоделический криз»

Случилось так, что у нас были только двухместные палатки. Взяли две. Полковник Малышев жил в одной. Я с Димой в другой. Ночевать под грохот трепещущих на ветру стенок – неотлемлимая часть стоянок на Полярном Урале. Наши вигвамы выглядели, как обтекаемые зеленые пузыри. Они ходили ходуном под яростными порывами ветра, но удерживались на натянутых растяжках веревок.

Идем косым траверзом вниз к ручью. Несколько раз переносили Малышева через воду. Каково же было наше разочарование, когда выяснилось, что это тот же самый ручей – приток Варгошера. Здесь, правда, он был гораздо менее мощный, однако все также непроходимый. Большую часть можно было перескочить по кочкам, но значительный отрезок русла был с глубиной больше человеческого роста.

Настроение у коллектива было подавленным. Ничего не оставалось, как проделать обратный путь к лагерю. По дороге наткнулись на труп оленя с разверзнутыми ребрами. Это не было редкостью. Очень часто мы видели рога и множество скелетов, больше птичьих.

Я ходил в разведку с картой и компасом и прикидывал дальнейший путь, занимался рекогносцировкой. По моим меркам до водораздела не дошли мы не так много.

Когда вернулся, коллектив находился в состоянии глубокой депрессии. Мне здесь определенно нравилось, но я не ожидал такого драматизма. Путь через тундру сломал моих компаньонов. Один сидел с совсем печальным видом и заострившимися чертами, другой нервно опирался ладонью на щеку с выражением глубокой скорби.

- Мы в плен попали. Назад уже не вернемся. Реку Елец не перейдем. Плоту уже наверняка писец пришел.

- Может, в смысле, уже не идти на Пай-Ер?

- Давайте экономить пайку. Мы на месяц здесь зависнем.

- Если я, в смысле, до июля месяца домой не вернусь, моя матушка разрыв сердца получит.

Как я разозлился тогда на них. Тут что ни говори, короче, обосрались. Все равно выход был один – идти водоразделами. Так можно и до самой станции Полярный Урал топать. Опять пошли на подъем, чтобы увалом выйти к водоразделу. Я злился на тихую панику, возникшую в команде, уходил шагов на сто вперед. Их фигуры со столбиками возвышающихся над головой рюкзаков понуро покачивались, но шли не отставая.

Крюк мы дали значительный. Снова много времени и сил отнимали многочисленные балки и овраги с кочками, бочажинами с водой и густым низкорослым кустарником.

Наконец то дошли. Плоская топкая и болотистая местность. Это и есть водораздел. Вот и ручей, глубокий, падло. Но течение уже в сторону Бабьей Вожи. Перейти этот ручей помогли затопленные ветки кустов. За те, что над водой удобно было держаться, а те, что под водой, служили опорой – на них можно было успешно становиться.

После этого самого ручья Малышев и Олесик обрели какую то новую уверенность в успехе. Это чувствовалось. Оживленнее стали разговоры, не высказывались пессимистичные реплики.

Топкий и водянистый мох. Пасмурное небо. Ни с того ни с сего налетели первые комары. Они почти не кусались, но досаждали назойливостью. Размеры этих комаров были необычайно большие. Оно ведь и у людей так. Встретится иной человек, пользы то него нет, но и вреда никакого. Но своей навязчивостью так вымотает, что остается его только где-нибудь закопать. Но это уже не про наш поход.

Начался подъем. Между долинами ручьев (мы двигались вдоль) тундра образовывала как будто пузырь. Желто-зеленоватый сырой мох. Непродолжительные участки снежной целины. Иной раз не было ни того, ни другого. Третьим была морена. Именно она и выделялась нежной и более яркой зеленью господствующего на камнях и молодеющего по этой весенней поре лишайника.

Лагерь разбили на болотистой высотке. Воду брали из снеговой лужи. Дрова в одной из балок. Полковникова палатка, более удачной конструкции, стояла более ровно, как обычно. Мою совсем перекосило, тоже как обычно. Но колышки были по научному заклинены в щелях между камнями, что никакой порыв ветра не мог вырвать ее с назначенного места.

Пай-Ер ощутимо к нам приблизился и сейчас ночью уже не был окутан облаками.

12. 8-ой день 14июня «Кычи-Мыльк»

Всю ночь громко, как старый чахоточник, кашлял Полковник. Как обычно, поднялся штормовой ветер. Казалось, что палатку сейчас оторвет, и мы вместе с ней куда-нибудь улетим. Но от этой разыгравшейся снаружи свистопляски только еще более сладок был сон.

Шли в тот день мы по водоразделу вдоль ручья Бабья Вожь. Все та же была тундра. Мох, кочки, морена или древесная растительность высотою до колена. Но сегодня было гораздо меньше балок.

Сразу получилось нормально притопить. Нас подстегивал спорый и затяжной дождь. При дожде только и остается, что идти.

Один из привалов сделали мы, когда не было уже дождя, под одиночной еще не распустившейся низкорослой лиственницей. Эта лиственница с этой европейской стороны повстречалась на нашем пути в первый и в последний раз.

Мы прошли еще один, может быть два перехода. Дальше предстоял увал Кычи-Мыльк. Было очевидно, что подняться на него сил уже не хватит, если не подкинуть чего-нибудь «в топку». Мы были физически слабая и рафинированная команда. Еду готовили на очередном болоте. Варил, как всегда, Дима.

Увал Кычи-Мыльк отличался от той местности, по которой до этого довелось нам держать путь. Он был более лысым. На карте через него штрихпунктиром обозначена дорога, но здесь мы не встретили ничего подобного. Мне поставили моторчик. Я прямо таки порхал, хоть рюкзак был где то сорок. Мне знакомо это ощущение. За день разойдешься, а под вечер появляется много силы.

Налетело много комаров, как и вчера под вечер. Останавливаться поэтому не хотелось. Закусают. Полковник очень далеко отставал, останавливались, когда он уже превращался в черную точку. Малышев сморкался и кашлял. Постоянно пил воду из болотных луж.

Нужно было становиться лагерем, да и время уже шло как раз к этому. Подходящее место для лагеря было, точно также как и местное топливо.

Перед тем, как разбить лагерь, решили выпить. Выпили. Все сразу встало на свои места. Лагерь развернулся сам. Душевно, одиноко и мрачно, как и должно быть на Полярном Урале. Я влюбился в этот регион.

Назавтра планировали дойти до подножий Пай-Ера и озера Кыч-Пель-Ты.

13. 9-ый день 15 июня «Не для лохов»

 

Высоту с увала Кычи-Мыльк скинули быстро и оказались около реки Харута. Мелкое русло с множеством рукавов катилось по каменистой россыпи. Здесь была граница между горами и тундрой. Было пасмурно и ветрено. Но видимость прекрасная на много километров. Пейзаж, открывающейся в восточную сторону, был великолепен и мрачен.

Переходить Харуту не было необходимости. Дальше шел сплошной, но довольно пологий подъем. Идти стало значительно легче. Тундра закончилась, а вместе с ней мох, кочки и цепкие кусты.

Наша разведывательно-диверсионная группа продолжала набор высоты. На одном из сухих пятачков я поджег сухую траву. Мои компаньоны расценили это, как дешевое баловство. Вскоре исчезла и трава. Остались только лишь мох, камни и лишайники. Так набрали мы более шестисот метров и уперлись в более крутую высоту – безымянный конус с отметкой на карте 902 метра. Обходить нам его было нужно у подножья – восточным траверзом. Здесь все было изборождено колеями вездеходов. Некоторые колеи служили проторенным руслом для мелких ручьев. Ценной находкой были три массивные бревна и кучка каменного угля. Неподалеку на склоне валялись две заржавленные буржуйки, и что-то около десятка пустых и деформированных стандартных двухсотлитровых бочек. Местное топливо становилось, чем далее, тем дороже. Им сейчас решили не пренебрегать. Остановились обедать.

Недостатка в воде не было. Повсюду по склону стекали многочисленные бурливые ручейки.

Поначалу костер был только из щепок. А, когда в дело пошел уголь, сделался неимоверно жарким. Котелки стояли на вездеходной шестерне.

- Не костер, а огнемет.

Огонь раздувался мощнейшим ветром, дующим здесь в ущелье, как в трубе. Необычное окружение в сочетании с прозрачной и пасмурной погодой и запах горящего угля вызывали ностальгические настроения. Можно повторять этот уникальный маршрут. Можно и зимой.

А шли дальше мы к озеру Кычь-Пель-Ты. Для этого по проекции нужно было проделать еще шесть километров. Двигались траверзом по каменоломне. Склон крутой. На снежниках можно было соскользнуть вниз. Остановишься, ледоруб не нужен, но шли весьма осторожно и медленно. Издалека мы смотрели на Пай-Ер с какой то надеждой. Но вблизи он оказался значительно менее приветлив. Суровое, холодное и влажное ущелье, хаотично нагроможденные камни и снег с непривычки вселяли степенный ужас.

- В смысле, жутковато.

- Ну как вам на Полярном Урале?

- Да, поход, конечно, не для лохов.

Что поход обещает быть культовым, стало понятно еще в тот момент, когда мы сошли с поезда. Переправа через Елец и ходьба по тундре забрали у нас немало физических и психических сил. Но уже все это нравилось не только мне, а теперь уже всем.

Поднявшись на увал-распадок. Здесь как раз можно было разжиться на дичь. Неизвестные нам птицы размерами больше голубя, но меньше глухаря тут устроили брачные игры. Мини-глухарь, распустив перья, токовал и нас не слышал, к тому же и ветер был в нашу сторону. Два залпа камней не накрыли пернатую цель. Обстрел вызвал у птиц возмущение, но они не улетели, а на почтительное расстояние отбежали.

Спуск с увала-распадка, точно также как и подъем, был крутым и проходил по очень неудобной каменоломне. Перед нами было озеро Кыч-Пель-Ты. Оно было еще покрыто льдом, но вдоль береговой кромки проступала неестественной и яркой голубизной освободившаяся ото льда вода. Само по себе озеро достаточно большое, но на фоне еще больших гор оно выглядело как-то совсем локально. Среди каменной морены, снега и многочисленных ручьев с трудом отыскали два подходящих пятачка под палатки. Как обычно, наша с Димой перекошенная. Тент на ветру норовил сорваться и улететь. Я его кое- как укрепил камнями.

Олесик пристроился за большим и плоским камнем, который служил нам одновременно и столом и укрытием от ветра. Горелка сопя выдавала полупрозрачное голубое пламя. Изобутан подавался из баллона по гофрированной кишке. На горелке решили готовить то, что варится быстро, например макароны. А какой-нибудь рис варить там, где будет местное топливо. Наш арсенал составлял 12 стандартных баллонов. Одного баллона хватало, чтобы сварить еду на троих и закипятить чай дважды.

Перед тем как пойти спать, как обычно, поддали. Спиртные запасы быстро истощались. Это был уже привычный алгоритм. Половина похода есть, потом другую половину идешь уже так, как все.

14. 10-ый день 16 июня 2004 «Полярный Эверест»

Всю ночь ветер гонял ходуном нашу палатку. Из другой доносился навязчивый кашель Полковника. Но обструктивного компонента и дыхательной недостаточности не было.

Ночи были белыми и привязку ко времени суток мы утратили. Проснулись в 14 часов. Олесик наварил еды, накормил нас и отправил в командировку на высшую точку Полярного Урала – Пай-Ер (1499 м). Нужно было только набрать 750 метров высоты.

Так и вышли мы налегке. Мне казалось, что часа за три должны управиться. Склон горы был крутым, и вершина не обозревалась. Сначала я и Малышев полезли обратно на увал, откуда пришли вчера. Затем косым траверзом стали долго и нудно забирать кверху на Пай-Ер. Угол подъема здесь удобный. Неторопливо лезли по камням. Морена бывает мелкой, но здесь скальные обломки были огромных размеров. Зимой подниматься этим путем, должно быть, будет проблемно, когда щели между камнями запорошены. Множество авантюринов и амазонитов, но кто же их отсюда потащит домой. 1 час и 40 минут картина была без динамики. Кроме каменного склона мы ничего больше не видели. Смежная высотка 902 метра достаточно быстро стала ниже нас. Что поднимаемся, видно было и по соседним склонам. Едва вышли, ветер пригнал локальное дождевое облако и нас успешно вымочил дождь. Но сейчас погода сделалась солнечной. Тучу угнало куда то в направлении поселка Елецкий. Видимость хорошая. Все благоприятствовало подъему и восхождению на Пай-Ер. Даже притих ветер. Горы вокруг казались рыже-серыми. С острыми вершинами и хребтами, некоторые плоские, как столы. В разные стороны разбегались долины и ущелья. Все это было прикрыто во многих местах снегом, который еще не стаял и лежал в горных складках и распадках, куда реже заглядывает солнце. Таков был Полярный Урал. Мрачный, суровый и безжизненный.

Виден был уже конец склона.

- В смысле, я читал, что будут еще жандармы.

- Да какие еще жандармы. Сейчас по быстрому поднимемся, да и все.

Через каких-нибудь десять минут мы поднялись на ровное плато. За плато и над ним возвышался на фоне погожего неба Пай-Ер в виде системы пирамид. Зрелище было более чем глобальное. Оба мы оценили, как долго еще подниматься в этом царстве камня.

Дорогу нам преградил гигантский каменный гриб, узкий в основании и расширяющийся кверху. Выветривание сделало его поверхность причудливой. Обойти его можно было только правым траверзом. По сыпучке над пропастью. Благо сторона наветренная.

- Товарищ Полковник, я полагал, что все будет проще.

- Писали же, в смысле, что будут, в смысле, три жандарма.

- А почему ты ничего раньше не сказал?

- А я, в смысле, сейчас только вспомнил.

- Ну, теперь не удивительно, почему за наш маршрут четвертую категорию дают.

- В смысле пишут, что на Пай-Ер без страховки не ходят.

- Товарищ Полковник, придется идти на Пай-Ер без страховки.

Теоретическая подготовка к маршруту у нас была слабая, зато на тот момент Глаз уже неплохо разбирался в картах. Был 24-ех летним бездельником, ничем не обремененным и страстно любящим подобные походы. Побывав впервые на Полярном Урале, влюбился в него на всю жизнь.

Первый жандарм обошли удачно и осторожно и час до другого ползли на четвереньках по острию гребня. Слева отвесно обрывается заснеженная пропасть, справа (южный склон) менее отвесные и, ежели осторожно, то, придерживаясь за острые камни, можно потихонечку идти траверзом. Траектория движения очень сложная. Локальные сыпучки. Появился асбест, который называют «горный лен».

Так выглядел северный отрог, по которому поднимаются почему то чаще. Сложнее и страшнее всего оказалось обойти второй жандарм. Он в сравнении с первым был более приземист и шире в основании, однако его сильно выпирало в стороны. Пришлось несколько сбросить высоту и аккуратно обойти его по очень крутому склону траверзом. Авторитеты как- то же поднимаются и зимой. Для нас, новичков экстрима, и в такую пору более чем хватало. Погода только способствовала восхождению, было ясно, а умеренный ветер был с юга и скорее даже помогал.

Последний из трех жандармов находился уже близко к вершине. Даже казалось, что апогей его высоты – это и есть высшая точка. Он выглядел еще более значительно, чем предыдущие два – грозно и отвесно нависал над нами, демонстрируя свое дольчато-пузыристое каменное строение. Казалось, что он именно сейчас и обвалится и погребет под собой все. Обошли и его тем же способом. Еще пару десятков метров высоты и начался уже более пологий подъем по снежнику.

Вот она, небольшая площадка вершины, нависшая над отвесной пропастью. Это и есть высшая точка Полярного Урала – 1499 метров. Подъем от озера Кыч-Пель-Ты занял у нас 3 часа 50 минут.

Ветрено. Все окрестные горы ниже нас. Все, что справа – это уже Азия. Там уже Западная Сибирь. А здесь через вершину и проходит граница. Хорошая видимость. Прослеживается на востоке светлая полоска перед темной чертой горизонта. Это ни что иное, как Обь – третья по своей водоностности и могущественности водная артерия бывшего Советского Союза.

Хорошо обозревались окрестные перевалы, заснеженные вершины и долины. На дне глубокой пропасти с северной стороны было озеро с голубым рантом в виде ободка. Это освободившаяся от льда часть акватории. С вершины прикинули наш дальнейший путь. Путь по водоразделам до станции Полярный Урал. Мы не знали тогда, что можно перейти по мосту реку Собь и так попасть в Харп.

В туре из камней нашли записку. Как и предполагали, в этом году здесь мы первые.

Текст записки.

8.08.03гр. из Рязани в кол-ве 6-и человек поднялась на г. Пай-Ер в 12.50. Метеоусловия пасмурные. Сидим в облаке. Сняли записку гр. из г. Инта от 06.08.03. Настроение бодрое. Идем вниз к реке Харута, откуда и пришли. Рук. Гр. Андрианов Юрий.

Дизайн вершины неплохой. Каменный тур. Импровизированная тренога из бревен. Прибиты к этой треноге различные таблички типа «Десятилетию Надыма посвящается. 1982 г.» или «Памяти друга NN посвящается 1962-1987. Это была его первая вершина». Также обнаружили мы панно с гербом Воркуты. И кто-то притянул сюда барельеф Ленина. Медный вождь от непогоды потускнел, но, хоть и покрылся зеленоватым налетом, все равно смотрелся здесь, насколько нелепо, настолько убедительно.

Спускались южным крутым склоном. Спускаться - не подниматься. Иной камень, вылетая из под ног, порождал за собой целый каскад, даже камнепад. Идти старались более-менее рядом или на одном уровне, чтобы не замочить идущего ниже. Здесь не было жандармов. Но, как посмотришь вверх, каменные громады над тобой так и нависают.

Сбросили мы уже метров сто высоты. Попалась находка, даже трофей. В стене торчал альпинистский крюк. Порода раскололась от времени, и мы без труда выдернули этот крюк. Полковник его забрал на сувенир, и берет по сей день с собой в походы. Набираю я спустя пять лет с записей в тетради, но скажу, что когда в этом 2009 году мы опять ходили на Полярный Урал, то, было дело, этим самым крюком на одной из стоянок крепили палатку.

Обратный путь до лагеря занял у нас 2 часа 40 минут. Спустились по этому очень крутому склону до перевала, а дальше до самого озера по снежнику ехали вниз на ногах. Иногда, правда, проваливались в подтаявших местах. Полковник разок провалился поглубже и долго не мог освободить застрявшую ногу. Освободили не без моей помощи.

По снегу обошли озеро Кыч-Пель-Ты и вот вдалеке уже угадываются палатки нашего лагеря. Не было нас чуть больше семи часов. За это время Олесику стало совсем скучно, и он замучился нас ожидать. Говорил, что знал бы, так бы пошел с нами. С другой стороны бросать лагерь не очень то и хотелось. За наше отсутствие ветер едва не унес у одной из палаток тент.

Пока готовился на газовой горелке ужин, начали бухать. Спирт, смешанный с водкой вставлял капитально. Пили за Пай-Ер. Кто бы что ни говорил, а взяли вершину. Теперь можно было возвращаться домой.

Два часа ночи. Светло. Неторопливо неподалеку от лагеря расхаживала занятая своим делом крупная водяная крыса. С громадными усами и широким длинным хвостом. Нас она ничуть не боялась. Особого любопытства не проявляла. Возможно демонстративно игнорировала.

- Не трогайте крысу, она шарится здесь давно. У нее здесь свои дела. А у нас свои, - рассказывал Олесик.

Когда мы окружили крысу и делали агрессивные жесты, она не только не пугалась, а хитро осматривалась и угрожающе скалила передние зубы.

 

Пишет Полковник.

15.06.04. Подход к Пай-Еру.

Стартанули с увала Кычи-Мыльк. Спустились к реке. Дорога в тундре, как обычно, мох, в котором тонет ботинок, и кусты, цепляющиеся за одежду и не дающие нормально передвигать ноги. Начался затяжной подъем, длившийся два часа. Много следов вездехода.

Начался затяжной подъем, длившийся часа два. Нашли пару деревянных столбов – вот и топливо для нашего костра. Ветер просто [email protected], пронизывает насквозь. И костер – прямо домна какая-то. Глаз принес еще угля. Так что костер удался у нас на славу.

Пообедав и собрав вещи, мы двинулись к Пай-Еру. Надо было набрать еще [email protected] высоты. Шли правой стороной, траверзом. Дался он нам, подъем этот, нелегко. Потом пошла каменная насыпь с большими валунами. Отсюда мы завтра планируем восхождение на Пай-Ер. Спустившись с насыпи, мы стали лагерем. Палатки ставили почти на камнях. Рядом было озеро Кыч-Пель-Ты. Его из лагеря не было видно. Оно было закрыто каменной насыпью со снегом. Ужин и по палаткам. Завтра восхождение. На душе облегчение. Мы у подножья Пай-Ера, да еще и в июне.

 

15. 11- ый день 17 июня. «В Азии»

Дальнейший наш путь – путь домой. Путь через горы до станции Полярный Урал. Других вариантов не было, кроме, как идти водоразделом на северо-восток. Возьмешь западне – к железной дороге не пустит Елец, а восточнее – Собь.

На увал от озера поднимались при плохой погоде. Вообще походным синоптиком назначили Полковника Малышева, но вскоре, как синоптик, он себя дискредитировал, поскольку либо не имел совсем никаких метеорологических сведений, либо сводка предсказанной погоды разительно отличалась от фактической.

Поднявшись на увал, что я, что Полковник, начали заруливать в соседнее ущелье. Километров шесть нам нужно было повторить прежний путь, но только в обратной последовательности. Дима убеждал нас в заблуждении.

- Не слушай его, Полковник, мэтры не могут ошибаться.

Оказывается, иногда ошибаются и мэтры. Пойти мы на самом деле хотели не в ту степь.

Спуск получился быстрый. Вниз по снежнику на ногах ехали, как на лыжах. Останавливались на том же самом месте, где позавчера у нас был костер-огнемет. То же самое происходило и сегодня, разве, что ветер был несколько потише. Снова собирался пойти дождь, но тучу погнало стороной.

После, когда мы уже спускались к реке, выглянуло солнце. Небо густо синело с восточной стороны, и мы увидели над горами радугу. Звонко и торжественно, одновременно и тревожно продолжал кашлять Полковник.

Харуту переходили при сильном течении и стоя по колено в воде. Здесь приказали долго жить мои сапоги химзащита. Они к этому времени основательно побились о камни. Перейдя реку, залезли в узкую снежную трещину. Из трещины первый вылез. Ему подали рюкзаки, верхний после подавал руку нижнему. Со временем мы выбрались на плоское плато. По плато и двигались вдоль гор. Шли то каменной россыпью, но чаще болотными кочками. Переходили многочисленные стекающие с гор ручьи: всюду таял снег.

Сверху ручей Харота-Шор показался нам слабосильным. На деле он был полноводнее самой Харуты. Вода ледяная. Ноги, как протезы плохо слушаются. Мне падать никак нельзя. Полковник откопировал карту на струйном принтере. Изображение боится воды. Когда размоется карта, будем плутать по горам и тундре. Я едва не упал, но равновесие удержал. Зато, проделывая последние метры, упал Полковник. Олесик, как это ему свойственно переобувался часа два. Когда выкручивали его мокрые стельки, он прищемил мне палец. А накануне, на привале подсунул, чтобы я взял раскаленную горелку. Этот самый палец я обжег.

Миновав ручей Харота-Шор, мы поднялись на такое самое плато, как и предыдущее. Пейзаж точно такой же. Между камнями я нашел туристический подсрачник. Его использовали потом, как крышку для котелка.

Погода портилась, сгущались тучи. Мгла злобно клубилась над перевалом Аркаматолоо. С той стороны была Азия. Мы ели сало с арахисом, планировали дальнейший путь и действия. В двух километрах и ниже нас по высоте метров на пятьдесят мы увидели необычный и контрастный черный предмет. Он был по пути. Это Глаз заметил.

Пока нас не намочил дождь, а он, похоже, был уже неизбежен, мы быстро притопили к этому предмету, рассчитывая на строение с крышей.

Снежник, камни, узкий ручей, снова снежник. Не-ет! Никакое это не строение с крышей, а обособленная скала останец, очень похожая на египетский сфинкс. Есть и подходящие площадки под палатки.

Стало не до палаток. Это должно было случиться. Вдарил чудовищный южный ветер, пошел снег. Снежные заряды ударяли порывами. Все превратилось в белое марево. Палатки поставить не успели.

Час ночи. На небе не видно просветов. Все как будто безнадежно. Мгла поглотила окрестности. Черная и поросшая разноцветным лишайником скала-останец пришлась весьма кстати. Мы сидели, скрывшись за ней еще и в ямке. Дело происходило в Азии. Граница по перевалу Аркаматолоо. Положение было достаточно нелепым. Нужно было разбивать лагерь, но не возможно было разбить лагерь. Вокруг разыгралась жуткая вакханалия.

- Товарищ Полковник, скажи, как синоптик, сколь долго будет длиться штормовая погода?

- [email protected] его знает, но, в смысле, утром будет хорошая.

- Ты кашляешь, как старый туберкулезник.

- Слышишь, Глаз. Доставай уже бутылку.

Прошло с тех пор часа полтора. Между камнями валялась пустая бутылка из-под спирта, она же и последняя. Давно уже распогодилось, но мы этого не замечали. Шел разговор на стадии «ты меня уважаешь». Олесик рассуждал, жестикулируя потухшим сигаретным бычком «Ява». Был бы еще спирт, еще немного, и уже никакие бы палатки мы сегодня не ставили. Наша с Димой стояла особенно перекошено. Полковник нервничал, пытался переделать, но у него ничего не получалось. Я постоянно спотыкался, а пьяный Олесик наварил какой-то чрезмерно жидкой баланды.

16. 12-ый день 18 июня «В царстве ветров»

 

Когда проснулись, Дима куда то посунулся.

- Ты куда?

- За водой.

- И мне принеси.

Сушняк был неимоверный. Полковнику болела голова, и кашлял он еще более утробно. Я назначил ему антибиотик офлоксацин, прописал Мукалтина, также от головной боли однократно кеторолак. Бронхит с этого момента пошел на убыль и к концу похода совсем разрешился.

Сегодня, как никогда было тепло и солнечно, ветер умеренный. На термометре +18. Мы оседлали сфинкс, который не так давно сослужил нам службу, спасая от непогоды. Фотографии на память.

По хорошей погоде шли мы сегодня долго. Дима предусмотрительно одел двое штанов и чуть не сварил себе яички. Этот погожий день для такого затерянного региона казался с непривычки каким то дарованием. Непогода, однако, в итоге ждать себя не заставила. Застигла она нас около перевала Хараматолоо. Перевал популярный: тут все было изборождено вездеходами. Через перевал валил такой ветер, что мы поспешили поскорее отсюда унести ноги. Трое безрогих оленей не торопясь приподнялись со своих лежбищ и лениво побежали прочь по снегу.

Подъем вверх по слону. Местами каменистый, местами топкий и травянистый. От рюкзака у Полковника отвязался коврик, и он ходил его искать. Вовремя заметил. Ждали мы с Димой его долго и все думали, когда он наконец его [email protected], и когда Полковник начнет лучше паковаться.

Уже видна была гора Монта Нел. Перед нами спуск. За спуском ручей. Потом, естественно, подъем. У ручья мы увидели времянки. Здесь когда-то стояли геологи. Судя по антуражу, был у них дизель-генератор. Местного топлива превеликое множество. Костер разожгли около гигантской бочки из-под солярки. Дима все никак не мог успокоится, как сюда в горы затянули эти времянки и эту бочку. Вертолетом, или быть может тракторами.

Риса наварили котелок с верхом. Заранее было известно, что придется не есть, а жрать, наворачивать через силу. Полковник халтурил, накладывая в свою малолитражную крышку от солдатского котелка. Мы с Олесиком умяли по две миски с горкой. Я чувствовал, что меня просто распирает. Как раз пришлось после этого идти на подъем. Возникла одышка и покалывание в животе: скорее всего растянулась брыжейка кишечника. Самое время было прилечь, а не тянуть рюкзак на подъем.

Лагерем стали у подножья Монта Нела. Вверх вздымался крутой кулуар перевала. Можно было преодолеть и его. Но более грамотным решением было становиться здесь, на очередной покинутой стоянке геологов. Были здесь и дрова и уголь. К тому же на нас надвигался фронт непогоды. Ветер сильнейший. Все стало влажным. Серым и водянистым.

Палатки при таком сильном ветре можно было поставить не иначе, как коллективными усилиями. С наветренной стороны пришлось предварительно сооружать заслон из дощатых щитов и панцирных кроватей. Дождь уже пошел. Палатки все же установили и закрепили, потратив на это много усилий.

Учитывая то, что сегодня объелись каши, завхоз Олесик ужин решил упразднить до чая. Дождь пошел еще более сильный. Съежившись, мы пили чай и были мокрые, как собаки. По норам разошлись, источая влажные испарения.

17. 13-ый день 19 июня «Колыбель дождя».

 

Когда проснулись, ветер был такой же агрессивный. То время, когда просыпались, мы называли утром. Это было около 14 часов, а ложились спать мы обыкновенно около пяти утра.

Из-за пронизывающего ветра холод был собачий. +8, пока собирали лагерь, дождя еще не было.

По кулуару поднялись на крутой перевал. Далее долго двигались вниз, уже более полого, по снежнику. Небо нас сверху обильно поливало водой. Идти – еще туда-сюда. Стоит остановиться, как ветер тотчас отнимает скудные остатки тепла. Но ветер постепенно начал затихать. Дождь продолжал идти, ограничивая видимость. Казалось, эта дождевая колыбель господствует только в этом ущелье. Серые склоны по краям возвышались безмолвными громадинами. Хоть и шел дождь, но откуда ни возьмись, налетели комары. Эти были меньше тех гигантов из тундры, однако, гораздо кусачее и агрессивнее.

Обходим траверзом по снежнику очередную высоту. Взбираемся по каменистому распадку, и открывается дальнейший обзор. Наконец нет ни ветра, ни колыбели дождя. Невысокие горы заулыбались проблесками света. На привале даже скинули куртки.

Широкая река пробила себе дорогу в снегу и была похожа на траншею. Нам повезло. Были снежные мосты. Они выглядели, как просевшие и подмытые водой перемычки, под которыми шумел по каменистому руслу поток. Рискуя провалиться, мы переходили по этим мостам. Страховались веревкой.

 Путь дальше у нас один, через высоту 921. Идем на подъем. Склон топкий и ноги вязнут в жижу. Местами кустарник. Полярная верба в ответ на первое весеннее солнце начала выпускать котики. Местами из пожухлой и мертвой прошлогодней травы и из-под лоскутов снега начала пробиваться молодая зелень. Единичные мелкие цветочки.

Совсем с близкого расстояния вспугнули шестерых оленей. Будь заряженное ружье, успели бы завалить. Олени убежали без особой паники и скрылись за гребнем. За этот самый гребень я ходил в разведку. Там как раз была удобная площадка, чтобы поставить палатку. Не было ветра. Тоже плохо, могут налететь комары. Это еще большее зло, чем ветер.

Под покровительством камней останцев Олесик варил ужин. За чаем, как обычно, съели банку сгущенки. В том числе и Полковник, которому она противопоказана. Видимо у него какая-то ферментативная недостаточность, что он так от нее дрищет. Но ест и не отказывается.

18. 14-ый день 20 июня «921»

 

С вечера мы лицезрели, освещенную солнцем, темную тайгу Западной Сибири. Ничего не предвещало плохую погоду. Сейчас дождь настойчиво и мелко сеет влагу. Решили сходить на второстепенную вершину 921. Названия она не имеет. По каменоломне поднялись с Олесиком всего за полчаса. Вершина была коронована одиноким трегопунктом из бревен. Оставили в камнях записку. Едва ли вызовет у кого-либо интерес эта безымянная высота и навряд ли прочитает кто-нибудь эту записку.

Дождя уже не было, но снова надвигалась непогода. Гора Степан Рузь вчера была снабжена облачной шапкой, сегодня была без шапки и казалась менее значительной.

Пока я срал, Дима пошел спускаться и вышел к палаткам верно. Я призадумался и, сбившись с пути, ушел в сторону. Возвращался косым траверзом вверх.

Шел дождь и Дима с Товарищем Полковником сидели в палатке в пелене табачного дыма. Минут на двадцать я и сам устроился в сырой и неуютный вигвам.

Наконец дождь перестал. Мы принялись собираться в дальнейший путь. Рюкзаки к этому моменту уже значительно полегчали и взваливали их на плечи мы каждый самостоятельно. Не то, что в самом начале похода: один ложится на спину и одевает лямки, а двое его за руки поднимают.

Вниз в долину я спустился снежником и ожидал возле ручья с причудливо подтаявшими снежными пластами Диму с Полковником. Они решили поэкспериментировать и пошли склоном. Какое то время шли вниз вдоль ручья. Ниже его долина раздалась вширь, с этим сливался еще более мощный ручей.

У подножья южного склона горы Степан Рузь – 973 метра мы обнаружили необитаемую стоянку геологов-разведчиков, и очень пожалели, что сюда не дошли. Было навалом местного топлива. Покинутые времянки с нарами. Была и баня, правда в нерабочем состоянии – обвалился потолок. Брошенные ящики с бурами и насадками, другие с образцами породы. Было странно, что на стоянках геологов совсем мало водочных бутылок. Согласно датам на найденных газетах, были обитаемы эти времянки в 2001-2002 гг.

Вымокнув почти по пояс, перешли вброд очередной бурливый ручей с ледяной водой.

19. «Как в плацкарте»

 

Шли дальше мы на северо-восток вдоль восточной части Полярного хребта Уральских Гор. Обошли Степан Рузь. Местность сделалась более плоской. Каменистые россыпи и трава. Стали встречаться одиночные или расположенные небольшими группами лиственницы, которые подернулись нежной зеленью пробивающейся листвы. Климатические особенности западного склона, согласно описаниям, более суровы. Еще ниже и восточнее за очередной рекой холмы тундры были уже покрыты лесистым ковром.

Близорукий Полковник далеко не видит. У Димы хорошее зрение, но, что ему не покажи, тоже не видит. Не умеет видеть и издали выделять предметы. Шли долго. Очередные покинутые строения, стоявших когда то здесь геологов я приметил за несколько километров. К ним и направилась наша бригада. Повстречался очередной жирный заяц, уже начавший линять. Он нас не боялся и убегать не торопился. Стоя на задних лапах, он изучающее косил на нас радужным глазом, пока я не вооружился увесистым камнем и его не шуганул. Жаль, нет ружья! Можно было стрелять в упор.

Издали примеченное нами строение оказалось просторной хибарой с выбитыми окнами. Окна когда то были тройными стеклопакетами. Сваи и каркас из алюминия. Олесик тотчас подсчитал примерную стоимость строения с расчетом, сколько стоит 1 см сварочного шва алюминия. Территория вокруг этой геологической стоянки была основательно захламлена. Найти можно было здесь решительно все. Дима с Полковником варили явно с избытком пшенную кашу. В это время я писал этот самый дневник.

На ночлег Полковнику определили место по комфортнее. В отдельной комнате и на нарах. Рядом с нарами была даже тумбочка. Мы шутили, что как в купейном вагоне. Мы же с Димой обосновались в другой пустой комнате с обрывками проводки. Пол был основательно загажен и на него положили каждому по двери. Ему досталась плохая, с оконным проемом. Получалось, что в углублении находится жопа. Вопрос был решен с помощью щитов ДСП. «Как в плацкарте» - шутили мы.

Только в нашем плацкарте через выбитые окна ветер всю ночь гонял сквозняки. Приходилось кутаться поглубже в спальник.

20. 15-ый день 21 июня «Пешком, вплавь и на Урале»

В плацкартном вагоне ехали до 9.30, пока не явился проводник, спросонок очень похожий на Полковника Малышева.

- Э-э-э. Рано еще! Будишь тут ни свет, ни заря.

- В смысле, уже половина десятого.

- Ну-у. Это же не десять.

Потом произошло нелепое происшествие. Мы загубили газовую горелку. Ее называли Зажигалкой Полковника Малышева. Как обычно сегодня ей мы разводили костер. Наложили дрова, под них подсунули эту самую зажигалку. Дрова разгорелись, а про горелку мы забыли. Она так и лежала в пределах костра. Я что-то нашел на местной мусорке, и мы все отвлеклись. Спохватились, когда было уже поздно. Деформировался от температуры пластмассовый чехол и оплавился тоже пластмассовый редуктор. Настроение у Малышева испортилось надолго. Пенял на Олесика, но тут мы конечно все виноваты. Членовредительство это называется.

Пока собирали вещи, Глаз, которому нечего делать, положил в костер кусок гудрона, следом масло и воздушный фильтр от трактора. Полковник собрался первым и выражал неудовольствие. Спрятался в своем купейном вагоне. В это время на улице ветер гонял по спирали смрадный черный шлейф дыма.

Среди прочего мусора еще вчера вечером внимание привлек углекислотный огнетушитель. Глаз, которому вечно нечего делать предложил к еще большему неудовольствию Полковника его и его положить в костер.

Костер полыхает. Огнетушитель там. Мы рассчитывали, что перегреется носитель, который внутри и баллон порвет от давления. В предвкушении спрятались за камень и с любопытством выглядывали из-за него.

- Тихо-тихо, сейчас yobnet!

Но мы не получили ожидаемого эффекта. Никакого взрыва не было. Было видно, что напротив, стало больше дыма, и стал затухать наш полыхающий до этого костер.

- Пошли. Ничего не будет. Там видимо клапан предохранительный стоит. Вот он и стравливает при повышении давления.

Шли мы по плоскому плато девять километров. Шли достаточно быстро. То по мелкой каменистой россыпи, то через болотца, случалось и пробираться сквозь кусты полярной вербы. Когда вышли на вездеходный след, по нему Полковник так притопил, словно ему поставили пропеллер. Олесик все пытался не замочить обувь, старательно обходя воду. Он тогда не знал еще об предстоящих водных процедурах.

Путь нам преградил мощный ручей. Далеко, на много километров на северо-восток виднелась далекая труба.

- Глаз, а там железная дорога?

- По идее да.

До сих пор за время путешествия по маршруту мы не видели ни единого человека и тут – машина! Спустя какое то время еще одна. На противоположном от нас берегу периодически ездили Уралы. Спускаясь с гор, они возили какую то темную породу. Но об этом после. Впереди нас был ручей. С виду очень мощный. Обходить выше и идти вверх по ущелью бессмысленно, тем более такой опыт форсирования за плечами.

Нашлось наиболее широкое место – два рукава, разделенные островом. Здесь и решили попытать счастья. Так и полезли в него с ходу не снимая рюкзаков. Пока переходили первую более широкую часть, ноги от ледяной воды одеревенели. В предыдущих ручьях вода была прозрачной, как слеза, а тут мутноватая. Плохо видны скользкие подводные камни.

- Мы его сделали. Подожди. Есть еще вторая часть.

Проходимость второго рукава была сомнительной. Намокать мне было нельзя. В рюкзаке планшетка с картой, изображение которой боится воды. Первого послали Олесика, и Дима пошел.

По щиколотку. По колено! По пояс!! Опять по колено! По пояс!! Сомневается, идти ли дальше. Пошел! По грудь!!! Да нет же, плывет!!! Но берег рядом! Вылез. Вода стекает из всех пазух одежды. Но кепка продолжает оставаться сухой. В данной ситуации сухой рюкзак какое то ограниченное время может играть роль спасательного жилета. Разумеется, когда намокнет, тянуть будет уже вниз.

Мы с Полковником пятились назад. Ноги были деревянными от студеной воды. Походили по острову туда-сюда, но было очевидно, что нет иных вариантов переправы. Планшетку до той стороны тоже не добросишь.

Пошли. Я. А следом Полковник. Вот я уже по пояс в воде и еле стою на течении. Дальше чуть мельче, но вот снова по пояс. [email protected]! Все писец, плыву с рюкзаком за спиной вертикально, как поплавок. Дима бросает веревку. Ловлю, подтягиваюсь и уже стою ногами на дне. Полковник, как оказалось, плыл точь-в-точь следом, и оба мы ухватились за одну и ту же веревку. Получается, что я загородил ему выход, а он оказался болтающимся в реке на шнурке. Из воды торчали только очки. Они то и остались сухими.

Выбрались повыше и осмотрелись. Отсыпная дорога идет на какой-нибудь горный карьер. Много различного хлама. Металлолом, доски, ящики, кучи угля. Среди этого неорганизованного пустыря стоит новенький сельский туалет, сверкая жестяной крышей и отражая вечерние блики света.

Мы мокрые с ног до головы. Ветер. С гор ползут тяжелые тучи. +5-7. Холод собачий. Все трое трясемся крупной дрожью. Зубы так и стучат. Тяжело даже разговаривать, получается с урывками и пыхтением. В рюкзаках вещи не то, чтобы сухие, но нельзя сказать, что и мокрые. Ветер сквозит и выхолаживает через условно сухие вещи.

Все втроем бегом в туалет. Навалы ветра разбивались с грохотом о дощато-руберойдную стенку туалета. Говном внутри воняло не сильно. Здесь перекусили. Меню было тоже нелепо, как и антураж. Ели мы сало с шоколадкой. Я вот пишу и думаю, к чему только не принуждают подобные путешествия, особенно на Полярном Урале.

Дорога вела в Харп. Согласно карте, до этого поселка менее тридцати километров. Остановили одного водителя, но всех троих он взять отказался. Вдалеке виднелась труба. Скорее всего это какой-нибудь обогатительный комбинат. Запросто можно было дойти до туда и сегодня.

Холод не давал засиживаться. Идем в Харп. Раньше мы не планировали туда только потому, что не знали, как перейти Собь. Но, раз ходят машины, значит есть мост. Взвалив легкие уже рюкзаки двинулись в Харп по отсыпной дороге. По ровному, да еще и на спуск

Шлось неимоверно легко и вместе с тем непривычно. Мы уже отвыкли от такого движения. Скорость и так была 6-7 километров в час, но мне хотелось пойти еще быстрее. Быстрее было нельзя, потому что сильно отставал Полковник, и его приходилось ждать.

Дорога по извилистой траектории поднялась на невысокий увал, а далее был только спуск. Раз в двадцать минут шел грузовик. Пустой навстречу и загруженный на треть кузова с черной с металлическим блеском рудой попутно, в сторону Харпа.

Горы час за часом отдалялись. Спустившись с тундрового увала, оказались в лиственничном лесу. Деревья уже здесь были подернуты бледно-зеленой листвой. Малышева часто ждали. Было видно, что он периодически садится.

- Там, в смысле, грузовик останавливался, водитель предлагал подвезти, молодой такой.

Ехать с рюкзаками было возможно только по одному. Лишь бы не потеряться. Встретиться договорились перед мостом через Собь. Проголосовали, рычащий Урал остановился. Олесик уехал. Остались я, да Полковник, безмолвные лиственницы и шлейф пыли.

Идешь – тепло. Садишься – холодно. Решили идти. Полковника посадили только через два часа. Сел он в третью попутную машину. Первая моргнула фарами: там помимо водителя уже сидело двое. Второй просто не остановился, показав что-то разводя руками.

По мосту перешли реку Енга Ю. Порожиста, но относительно маловодна. Вброд бы взяли. Наконец, уехал и Малышев. А идти проще, чем стоять и ждать. Олесик где-то там уже давно замерз. Остался я идущим по дороге в одиночестве. Лес сделался выше и гуще, помимо лиственниц, появились мрачные северные ели. Белая ночь. Птичий гомон. Преобладали кукушки. Горы уже были далековато и над ними висели тучи. Здесь небо было чистым и не заходящее солнце на севере.

Послышалось рычание мотора. Очередной Урал останавливается. Водитель лет 45. Общительный только дикция плохая. Из разговоров выяснилось. Возят хромитную руду. Обогащают в Харпе. Гонят по железной дороге в Челябинск. Карьеру и дороге два года. Работают сто машин Уралов. Возят круглый год и круглосуточно. На самом карьере [email protected] БелАЗы. Техника очень быстро разваливается. Мужик сам живет в городе Лабытнанги. На карьере работает много белорусов. Уже начали просыпаться медведи. Голодные, злые и агрессивные. В Соби через несколько недель начнет ловиться хариус. При попытке к бегству в зеков стреляют на поражение. Очень суровые здесь зимы. Ежегодно в горах гибнет много туристов. График работы у работников карьера сутки через сутки. Отморожения здесь – самое обычное дело.

Мост через Собь. Тут же и вагончик – цилиндрическицй продолговатый балок. Вагончик темный дискомфортный и далеко от реки. Лучше бы его не было совсем. Потому что Инспектор с Завхозом уперлись на своем.

- Давай, Глаз, в смысле, станем здесь.

- Ну, какой вагончик, река далеко, да и машины пылить будут.

- В смысле, надоела уже эта сырость.

- Ну, хватит капризничать. Говорю вам, все будет в ажуре.

Лагерь разбили в устье Енга Ю. Что Енга Ю, что Собь – мощные реки. Собь больше Умбы. А на Соби есть и порог, на который на байдарке уже страшно идти.

Пять часов утра. Солнце начало подниматься повыше. Сделалось теплее. Небо было безоблачным. Рядом свежее пожарище. За рекой в стороне – поселок Харп. Проволочные ограждения, вышки, линии электропередачи, труба обогатительной фабрики и еще некоторые сооружения. О близости железной дороги свидетельствовали гудки и грохот вагонов.

Ужинать и разворачивать лагерь мешали слетевшиеся комары-убийцы. Торчавшие из-под шапки мочки ушей они успели сожрать до кровянистых струпьев.

21. 16-ый день 22 июня «Харп»

Ни мне, ни Олесику в Харп идти не хотелось. Полковник не возражал, но мне, как чрезвычайному лицу идти все равно пришлось. Выдвинулись уже после обеда. Когда проходили по мосту через Собь, сильный порывистый ветер так и норовил сорвать с головы кепку. Придерживал руками.

Поселок режимный. Справа от дороги зона строгач. Бараки, вышки, а четыре ряда проволоки образуют три коридора. В среднем дорожка, где ходят караульные, в наружном будки и между ними бегают крупные собаки. Сами зеки в ватниках синего цвета.

По дороге навстречу прошло не мало работников зоны в форме.

День выдался, в принципе погожий. Светило холодное северное солнце, но грело слабо. Было прохладно. Название улицы, по которой мы держали путь, с холодами никак не увязывалось. Улица называлась Одесская. Шли не быстро, нас тормозил сильный встречный ветер.

Частные дома, как в подобных северных поселках. Несколько десятков панельных многоэтажек. Судя по характерному внешнему облику – в основном общежития. Есть асфальтированная дорога на Лабытнанги.

Какое то время шли вдоль железнодорожных путей. Вокзал здесь представлен был типичным для Севера «сталинским бараком». Выяснили, что поезд наш отходит завтра в 8.30 по московскому времени. Московское же время отличается от местного на два часа. Но билеты мы не купили. Касса работает по хитрому графику. С 6.00 до 11.00 по московскому времени с перерывом с 8.00 до 9.00.

Посунулись обратно в лагерь, хоть и не солоно хлебавши, зато имея необходимые сведения и в придачу с попутным ветром. Проезжающие мимо Уралы поднимали завесу пыли, которую разгонял сильный ветер.

Засекли время. До лагеря на берегу Енга Ю шли 45 минут. Олесика раскрутили на арахис и шоколадки. Потом я стирал вещи в холодной луже, а остальные члены нашей туристической ячейки бесхозно валялись по палаткам. В луже плавали полосатые мальки хариусов. Стирать вещи закончил я в 23 часа по московскому. Часть уже сушилась, развешенная на кустах. Неимоверно похолодало. На термометре +2. Спальник был влажным и в палатку пока лезть не хотелось. Белые ночи позволяли сидеть на улице и писать этот самый дневник похода. Только писалось плохо, мерзла кисть руки. Таким образом и коротал время.

22. 17-ый день 23 июня «Последний холод»

Среди ночи синхронно проснулись Повар с Синоптиком. Выспались и вылезли на улицу. Обоих трясло от холода. +2. Я и сам мерз в одном свитере и куртке.

Полковник на меня очень обиделся. Я часто напоминал ему, что придется мыться в ледяной реке. Постоянно эта мысль не давала Инспектору покоя. Он ходил постоянно в воде, ощупывал ее, а потом утопил разбитые за поход ботинки. Так и не залез он в воду, просто тер себя мокрым полотенцем.

- Я, Глаз, в смысле, это будет мой с тобой последний поход.

- Так, а я никого не уговариваю.

Причин у уставшего Малышева больше не ходить было три (он на самом деле долго не ходил). Это оплавившийся редуктор у горелки, то, что не захотели остановиться в будке возле дороги и эта река, в которой собирались купаться. Потом позднее он уже говорил, что еще пойдет, если перед походом напишем устав.

Что Инспектор, что Повар, на улице долго не просидели и снова отправились по палаткам. Я продолжал писать. Безветрие, комары и не заходящее мертвое солнце. Постиранная одежда совершенно не сохнет. Уже, должно быть, и не высохнет.

Потом варили еду, селекционировали вещи, что сжечь, что оставить.

По мере того, как шло время, поднималось солнце, и становилось теплее. Уже термометр показывал + 13. Глаз с Олесиком как раз купались. Вода была холодная настолько, что, стоило намочить голову, ее сдавливало железным обручем. Едва ли это место видывало купающихся.

Когда шли на станцию по мосту через реку Собь, ветер едва не сорвал у меня с головы кепку, ее пришлось придерживать руками. Шел я во влажной и до конца не просохшей одежде. Проезжающие мимо грузовики пылили по дороге с неимоверной силой. Полковник быстро начал отставать. Когда проходили мимо зоны, Полковника пытался подобрать вахтовый автобус марки ПАЗ. До железнодорожной станции шли 45 минут. Пешая часть похода завершилась.

23. «Вертеп и свинство – 2»

Желающих приобрести билеты было человек десять. Парадный вход в кассу был заколочен, шли через черный. Так оказались мы за спиной у кассирши. Увидев ее, растерялись.

- Ну, идите, куда шли.

- А, куда мы шли?

- Ну, я не знаю, куда вы шли.

Продажа и покупка билетов это был целый процесс. Продавали их громоздко и долго, оттого, что в компьютере произошел какой-то сбой. Кассир постоянно куда то звонила.

- На сегодня кто-нибудь есть?

- Мы есть. Нам три до Москвы. Плацкарт на 209-ый. А до Минска сразу вы нам можете продать?

- Отчего ж не продать, продам…Четыре пятьсот вы мне ребята должны.

Вышли с билетами на улицу. Я пересчитал оставшиеся деньги.

- Э-э-э, можем напиться.

- А сколько там денег еще осталось.

- Где-то шестьдесят долларов.

- Придется напиться.

Поезд отходит в 8.30. Магазин, что возле станции, открывается в 8.00. Открытие магазина ожидали мы с большим нетерпением. Наконец есть – открылся! Полковник разволновался, что мы не купили роллтонов и сухарей, их просто не было в магазине. Но это не самое страшное. В магазине к тому же не продавали водку. Сильно расстроившись, взяли пива: 9 банок «Старый Мельник» и 3 «Миллер».

Прохладная солнечная погода, блестящие в солнечном свете рельсы. Невысокие горы с прожилками еще не стаявшего снега. Воздух был прозрачным.

Подъехал тюремный ГАЗ 53 с зарешеченным кунгом. Как туда только вместилось 30 зеков. Охраняли их пять автомтчиков и собака. Подъехал следом бортовой Урал и пятеро заключенных из кузова выгрузили все сумки. Всех заключенных посадили прямо на платформе компактно на корточки. Автоматчики и собака окружили их полукольцом.

У некоторых зеков на телогрейках было по три белых полоски. Как я узнал позднее, эти совершили особенно тяжкие преступления. У всей этой публики были заморенные лица с волчьими глазами. Все лишенные свободы были совершенно разных возрастов, но вместе с тем чем то друг на друга так похожи. Был среди них и старый инвалид.

Подошел поезд. Вагон наш был соседний с вагоном заключенных. Места наши были боковыми. По соседству со мной ехали две бабушки-еврейки с внуками лет трех. Когда я ставил на полку рюкзак, одна из них и говорит:

- Вот вырастишь, внучик, тоже будешь такие сумки тягать.

Вторая бабушка подумала, что первая говорит о зеках.

- Ты что! Ты что, Сима, такое говоришь?!

- Нет, это я про геологов ( про нас).

Полковник с Олесиком проезжали по соседству с семейством белорусского происхождения. Сами родом из поселка Телеханы Брестской области. Туда и едут в отпуск. А живут в Лабытнангах. Муж – Валера – экскаваторщик на рудниках. А жена работает воспитателем в детском саду. С ними ехали еще две дочки. Одна уже нимфетка, другая еще не нимфетка.

Выпив пива, часов на шесть уснул. Но спалось плохо. Пожалел, что лег на нижнюю полку. Трехлетние дети лазили везде, как обезьяны. Едем.

На станции Елецкая поезд стоял сорок минут, и Полковник с Димой пробовали там купить водки. Не вышло. В Инте поезд стоит 22 минуты, и Полковник с Димой попробовали и там купить водки. Вышло. Купили пять патронов «Зарни Ель» (Серебряный ручей).

Малышев напился. Сказал, что мы колдыри, и что-то долго рассказывал ехавшему по соседству семейству.

Выпили четыре бутылки. Олесика я и Полковник совместными усилиями погрузили на предписанную полку. Заснули между Печорой и Ухтой.

24. 18-ый день 24 июня « Конец белых ночей»

Проснулись перед городом Котлас. Чувствовал я себя как ни странно превосходно, только в духоте вагона уши, отвыкшие от ветра, горели не угосимым огнем. Малышев был худой, небритый и красноватый. Олесик какой то одутловатый и пастозный.

У нас оставалась последняя бутылка. Сели опохмелиться и приговорили ее еще до Котласа. Сосед Валера еще вчера ввалил немеренно пива. И сейчас на лице отображалась тяжелая мука. Едва он снова заикнулся про пиво в качестве лечения, как жена ощетиеилась и зашипела. Экскаваторщик Валера, с которым через Полковника мы давно перезнакомились, восхищался нами искренне.

- Да-а. Если бы я столько выпил, помер бы. Во дают. По литру положили и тихонько спать легли. Утром, как огурчики и опять сидят пьют.

От Котласа до Вологды ехалось скучно. Немного поспали, немного просто порассуждали, или просто сидели и смотрели в окно. Олесик говорил, что за хорошую зарплату поехал бы вахтовым рабочим на Полярный Урал работать подрывником. Потом он спал на верхней полке. А когда ворочался, из карманов вылетали и со звоном падали на пол копейки, словно из игрального автомата.

Полковник Малышев долго разглагольствовал с соседями. Я ему неоднократно делал замечания, чтобы он не использовал нецензурные слова.

В Вологде поезд стоит 25 минут. Отправили полковника за бутылкой и закуской. Очень волновались, чтобы он хотя успел. Ехали мы тогда в последнем или предпоследнем вагоне. Дошли с Димой до головного и обратно, благо Полковник был уже тут.

- Представь, Полковник, остался ты в городе Вологда без денег и без документов и с двумя бутылками водки «Юбилейная».

Полковник за последние несколько дней стал более матерым, но вместе с тем амбициозным и обидчивым.

- Это, в смысле, не смешно.

После Вологды, ехали весело. За окном была настоящая темнота, которую мы уже давненько не видели. Это был уже конец белых ночей.

Заснули сладко.

25. 19-ый день «Московский Демарш»

Поезд в назначенный пункт прибыл в пять часов утра. Ожидали пока начнет работать метрополитен. Дима слишком долго ходил в поисках какого-нибудь ситро. По крайней мере так казалось. К концу похода мы стали раздражительными. Хотя все складывалось более чем гладко и удачно. В такую рань на рядом ошивалось множество вокзальной шушеры.

На Белорусском вокзале шаталось множество различных котов. Видели соседа по вагону Валеру, который едет в Телеханы. Он за вчерашний день выпил 8 литров пива и сейчас украдкой от жены опохмелялся, жаловался, что разваливается на куски. Жена предусмотрительно приставила к нему старшую дочку. Но он ее подкупил мороженым.

Ожидать Минского поезда пришлось пять часов. Мы с Олесиком отправились в разведку по магазинам. Полковника оставили с вещами.

- Роллтонов и сухарей, в смысле , возьмите.

Возле вокзала водку не продавали. Подходящий магазин нашли минутах в пятнадцати ходьбы. Переходя в неположенном месте проезжую часть, когда шли на обратном пути, создали аварийную ситуацию. Это все Олесик виноват. Истратив все российские деньги, вернулись со значительным пакетом.

Проводницей была равнодушная женщина, находящаяся в менопаузе. По соседству с нами довелось ехать со старухой. Совсем невыгодный попутчик. Чтобы не создавать суету, с Димой вышли на перрон. Через окно было видно, что Полковник с ней о чем то оживленно разговаривает.

- Смотри. Проводит психологическую подготовку.

Бабуля выяснилось, что едет до Орши и что милейшей души человек. Скромно перекусив она залезла на верхнюю полку.

Едем домой покойно и комфортно. За окном был погожий июньский день. Подбили итоги похода. Все были довольны. Полковник давно выздоровел после бронхита, но был какой то перегруженный впечатлениями и уставший. Я возвращался исключительно довольный. Открыл для себя такой ценный регион. Что еще ни раз схожу в поход на Полярный Урал, не могло быть никаких сомнений.

Мы выпили три бутылки и позасыпали. Проснулись около Борисова. По приезду в Минск решили вечером у меня собраться. Дима – житель Вилейки. Он стоял пока на постое у Полковника.

26. «Эпилог»

Любое серьезное дело по русскому обычаю следует замочить. Тем же вечером собрались у меня на кухне. Полковник Малышев поел свежих синтетических огурцов. После этого у него выросли уши и нос, он стал багровый и покрылся пятнами. Стало душно. Под рукой была походная аптечка. Я взял из нее 75 миллиграммов преднизолона и вколол ему в вену. Сверху таблетку кетотифена. После этого полковник пошел спать. Мы продолжали поддавать на кухне. С интервалом в час я ходил проверять. Спящий Полковник дышал ровно, при этом быстро с него сходила краснота. Когда рассвело он продолжал покойно спать и был уже обычного телесного цвета.

Я пошел провожать Олесика на электричку. Ушло уже две. Мы решили еще на дорожку попить пива и все не могли разойтись.

Все походы когда-либо заканчиваются. Он уехал на третьей электричке на Молодечно. С тех пор его я больше не видел.

30 июня 2004

27. Специальная Часть

Продукты на человека

1. водка – 6 бутылок в пластиковой таре

2. тушенка – 15 банок (0,338 и 0,525)

3. консервы рыбные – 10 банок (0,25)

4. сало – 3 кг

5. фасоль – 1 кг

6. макароны – 1 кг

7. крупы – 5 кг

8. Gallina Blanca – 8 кубиков

9. Сгущенка – 4 банки

10. Концентраты супов – 10 шт

11. Чай – 200 гр

Излишки, вернувшиеся из похода: 1 кг крупы. 0,5 кг макарон. 1 банка сгущенки.

 

Спонсорская поддержка

От Новика Сергея – шоколад 0,1 кг – 6 штук. Водка 0,5 л – 1 шт.

Газ

0,22 кг – 12 баллонов

0,19 кг – 1 баллон

Полностью сожгли 7 баллонов.

Глаз и рюкзак

До похода 85 и 47 кг соответственно

После похода 84 и 19 кг соответственно

Километрах

Вымерен курвиметром по проекции без учета рельефа.

Ходовые дни:

1 день – 8

2 день – 4 (на плоту)

3 день – 16

4 день – 12

5 день – 18

6 день – 13

7 день – 9

8 день – 16

9 день – 12

10 день – 11

11 день – 11

13 день - 6

14 день – 3

Итог 177 километров

Аптечка

1. бинт

2. иглодержатель

3. материал шовный (шелк и викрил)

4. иглы шовные

5. йодонат

6. водорода перекись

7. лидокаин

8. доксициклин

9. офлоксцин

10. преднизолон

11. дексаметазон

12. кетотифен

13. но-шпа

14. иммодиум

15. диклофенак

16. кеторолак

17. парацетамол

18. шприцы

19. вата