Автор: Рощина Наталья
«Ну, хорошо, съем я в жизни две тысячи котлет. Изношу двадцать пять темно-серых костюмов. Перелистаю семьсот номеров журнала "Огонек". И все? И сдохну, не поцарапав земной коры?.. Уж лучше жить минуту, но по-человечески!..» (Довлатов «Чемодан»)
Или как в расписании барона Мюнхгаузена: «с 8 утра до 10 — подвиг..», только в магадановских походах, судя по рассказам, длительность подвига гораздо и непредсказуемо больше. И сложно сказать, когда этот подвиг начинается, то ли когда ты решаешься на это, то ли в 4 утра, когда под убаюкивающий барабан дождя пытаешься вспомнить, зачем тебе это было нужно. Поэтому каждое такое решение удобнее переживать заранее, как точку входа, точку невозврата.
Я довольно комфорто-зависимый, городской человек, в походы не хожу, и вообще скорее теоретик, чем практик. И для меня подобная вылазка равна побегу или выпадению из моего псевдо-нормального мира, как из переполненного автобуса.
Собрались в 7.00. Выдвинулись.
Мир изменился к худшему не сразу.
Какое-то время я чувствовала себя частью мировой гармонии: спуски, подъемы, шутки, конфеты, лица, листья, мысли, запахи.. Дальше я помню лишь разновидности дорожных и бездорожных покрытий. Велосипед появился в моей жизни за несколько дней до, и поэтому все внимание уходило в процесс и во всякие другие доселе незнакомые дискомфорты. Маршрут в подробностях я не запомнила. Помню, как буквально договаривалась с каждой горкой в подъем. Когда появился песок, подумала: пусть лучше горки; а еще позже подумала: да черт с ним с этим песком и горками, пусть хотя бы будет светло.
В который раз убедилась, что самая продуктивная работа над собой начинается именно тогда, когда ты исчерпал ресурс своих возможностей, только тогда появляется вероятность этот ресурс нарастить, пусть в тонкий слой, но безвозвратно.
Через часов 100 был маленький, покосившийся магазинчик на краю земли, который оправдывал смысл своего существования только после 11.00. Жанна съела мороженое.
Поехали. Время от времени звучащая фраза «Наташа первый раз» сформировала ощущение, что меня лишают девственности, только как-то слишком долго и слишком светло и людно для этого. После преодоления лесного оврага, через который велик приходилось выносить практически на себе, мой внутренний диалог стал более непристойным, и я всерьез задумалась, доеду ли я вообще. Впереди было перепаханное поле, которому я, по неопытности, обрадовалась: хоть ехать не нужно будет. Так вот и нет. Вскоре меня разгрузили. Видно у меня был слишком жалкий вид.
Силичи. Здесь было запланировано катание на коньках. Неожиданно. Мнения разделились, но большинство все же предалось этому безумию. Я решила беречь силы.
Разноцветные, человеко-подобные магадановские роботы откатали программу и радостно поехали дальше. Для меня, довольно амбициозного человека, мысль о том, что я практически всегда еду последней, добавляла дискомфорта. Поэтому, когда за мной стал присматривать Миша, комфорта прибавилось, пусть ложного, но и он был в помощь. Домой, как ни странно не хотелось. Хотелось на время забиться в какую-нибудь дырочку или щелочку, выплакаться и ехать дальше.
Переправа случилась уже в темноте. К этому моменту мои мысли стали вкрай примитивными, без излишеств: «это речка — она течет», «это Саша Смирнов — он хороший, он верит», «это Катя — она умеет играть на баяне, и я помню, как она выглядит без шапки», «это Максим — он тоже хороший, малоговорящий», «это Дима — он мой директор.. безупречный руководитель, талантлив, умен, лоялен к подчиненным, компетентен, комуникабелен, целеустремлен и вообще хороший человек», «это Саша Курченок — у него прикольная шапка», «это Ашик — у него шапка еще прикольнее», «это Миша — у него кепка», «это Сергей — она Жанна, он же Волосач», «это Сергей Турко — он тоже малоговорящий, вернее говорящий, но как-то не вслух», «это Костя — он типичный нарколог», «это Кирилл — притворяется Пашей», «это Оля — она верит, что Саша верит».
Сознательные стали мастерить плот. Из мусорных пакетов. Я до последнего не верила, что так бывает. Просто обман зрения какой-то. Саша Курченок потихоньку перетаскивал вещи и малогабаритных людей в розовых трусах. Все получилось. Речка оказалась не глубокой, многие перешли своим ходом-бродом. Остальное перевезлось. Не повезлось только моему велосипеду, он слегка притонул, чему я даже успела обрадоваться, но рослые, загорелые, хорошо сложенные мужчины все исправили.
Плавучие послания исчерпали себя, и наш почтальон был сожжен, как старые письма. Еще какое-то время берег шуршал, покачивался, булькал и побрякивал — копош-ш-шился.
Ехали в темноте. Мир скукожился в небольшой освещенный пятачок, который менял свои свойства, чередовал лохматости. Мыслительный процесс свелся в узкий, рыхлый тоннель с воображаемыми границами. Безвременье.
Вроде как приехали, к озеру. Пахло так, как в тех местах, где мы в детстве с родителями собирали клюкву. Разведка донесла. Действительно приехали. Лагерь образовался как-то сам собой и без меня. Ничего не хотелось. Хотелось чего-то простого и никому не нужного. Все предметы, явления и люди вокруг стали примерно одного размера, одной значимости. Медитативный костер, странные разговоры, вязкая усталость брала свое. А ведь gdetotam пахнут круасаны и духи, пощелкивают выключатели, шуршат вечерние платья.. бессмысленная утопия. Люди потихоньку отваливались. День затерялся в хламе линий, звуков, запахов и лиц.
Утро было остывшим и довольно безболезненным. Саша Курченок умчался в неизвестном направлении, а мы еще довольно долго планировали собираться. Ели, пили, сидели, ходили. Озеро оказалось очень маленьким, и от него веяло какой-то секретностью что ли. Все свернулось, как и развернулось, само собой.
Ехалось нормально. Впереди ждала переправа. Со второй попытки выбрали место. В первом было сильное течение и не было выхода в суетный мир. Плот был основан на Катином инстинкте самосохранения, то бишь на плавательном круге, который оброс теми же пакетами. Думаю, в будущем, эта тема разовьется в надувных женщин, безусловно. Вначале запускали Волосача — он был похож на воздушного змея на пенсии, который все еще питает иллюзии на свой счет. Береговой пинг-понг (словесный и предметный) набирал обороты. Этакая оргия: женщины охотно раздевались, шампанское лилось рекой.
Довольно быстро перешвырнулись на другой берег. Отряхнулись, подкрепились. Местные сочувствующие зрители угостили чаем, пожалуй, самым вкусным на планете.
На Борисов. И опять сумерки. Когда окончательно стемнело, вспомнились волки, о которых нас предупреждали местные. Какое-то время я развлекала себя представлениями о том, как я сражаюсь с ними, защищая Катю. Видно ее размеры обостряют во мне материнский инстинкт. Немного поломались, немного заблудились. Холмистость Борисова стала контрольным выстрелом усталости. Вокзал. Погрузились. Ехали приятно-примитивно. Жанна, с периодичность в 5 минут повторяла фразу «кому сыр с колбасой!?». Когда Катя улеглась на меня вздремнуть, непроизвольно в голове образовалась мысль: «как же давно на мне никто не лежал».
Мысли не роились, скорее выпадали в осадок.
Послевкусие.. людей, не ущемленных друг другом, с личной территорией и свободой, которую сложно задеть или растревожить, ну разве что ботинком пнут, для смеха. Ходячие недоразумения со своим собственным описанием мира, не обремененным чувством собственно важности в нем, не слишком ранимые, не рефлексирующие в мелочах. Идеально-порочная связь.
Дому я не очень обрадовалась. Несколько раз натыкалась на стены. Легла спать.. «кому сы-ы-ы-ыр с колбасо-о-ой.. ».
Мир опять изменился, к худшему, и не сразу.
