Рощина Наталья

Осень. Время, когда на среднем пальце правой руки проступает след от чернил. Время, когда официально можно притормозить, призадуматься, оглядеться в поисках места для зимовки. Скоро облака затянут все вокруг и, как губка, будут поглощать громкие звуки и яркие краски. Не будет ни верха, ни низа, ни лева, ни прАва.. изнанка. Мысли станут длиннее и взрослее. Быть глупым и смешливым осенью как-то не к лицу. Лето изматывает праздником, единственным спасением от которого может служить дождь. Лето забывчиво и распутно, оно склонно баловать и вводить в заблуждение.. разрешает жить, оставляя широкие поля. Искусственность летней радости начинаешь замечать с годами, когда опыт не накапливается, а повторяется. Один мой знакомый рассказывал, что, когда наступает сезон клубники, у него появляется тревожное чувство: к клубнике он равнодушен, но то оживление, которое возникает в связи с этим, заставляет его испытывать что-то вроде чувства стыда за неспособность и нежелание возрадоваться вместе со всеми. Примерно такие ощущения я испытываю с приходом лета. Осень тяготеет к аскетизму, приручает и подкармливает меланхолию, с которой нужно будет как-то уживаться зимой. Этот внутренний покой (или, если хотите, скука) более универсален, легче трансформируется. В отличие от летнего угара, покой всегда знает путь обратно, в то время, как надрывной радости зачастую сложно выпутаться из себя самой, если только не сделав намеренно-серьезное лицо. Вот на изломе этих двух времен мы и пошли в поход. Вышли в Крупках. Отпраздновали. На велик я не садилась больше года, поэтому поход оказался для меня, как первый: ехалось тяжело, особенно по песку. Вскоре и вовсе стало сводить ноги, отчего я здорово отставала....

  «Зима – самое честное время года» - говаривал Бродский. Особенно за городской чертой это ощутимо. Когда внутреннее скукоживается, прячась от холода, становится бесшовным и односложным, единственно-верным. И только когда потихоньку разгорается пламя костра - это Внутреннее начинает тЕплиться и усложняться.. обживаться лишним. И мысль приходит: «так вот же оно». ...

Отчетов понаписали уже. Событийность ясна. Поэтому коротко. В байдарочный поход я пошла впервые и скорее для ликбеза, а не из-за нестерпимого желания. Глаз просто поставил меня перед фактом, что я туда записана, ну и я подумала «надо — значит надо».До точки старта ехали на комфортабельном автобусе, от чего создавалось ощущение, что мы едем на Конференцию по новым компьютерным технологиям и защите компьютерных программ. Долго ли, коротко ли, а выгрузились. Река Нища. Суматошно искали вещи, людей, одевались, раздевались, надувались, в общем храбрились. Погода была довольно мерзкая, безнадежно мерзкая. Думать о хорошем помогала общая расхлябанность и непринужденность. Все разобрали байдайрки, берегА и капитанов. Я была назначена матросом у солдата Миши Цыкунова, который, по рассказам Русьянова Андрея Леонидовича, в походах обычно произносит два слова: «здравствуйте»  и «до свидания». Короче стали на воду.Грести сразу было сложно и не понятно вообще как. Руки быстро забивались. Пожалела, что не хлебнула байдарочного опыта из интернета. Приходилось оптимизироваться на ходу. Миша в сомнительных ситуациях молча брал удар на себя, не пытаясь меня воспитывать, придерживаясь принципа «делай — освоишься».Пейзажи стояли на столько монотонно-безжизненные, что когда пошел дождь, по сути ничего не изменилось, скорее подтвердилось и закрепилось, как застиранное пятно. Подумалось, что в подобной обстановке можно официально грустить и даже плакать, это только добавит гармонии. «Русины косички» (так называлась наша подгруппа) растянулась и смешалась с растрепанными. Плыли лейкоцитами по Нищенской вене, время от времени свертываясь  по берегам. На всех остановках дружно тряслись от холода..  наверняка в эти моменты сейсмологи Россонского района Витебской области тревожно переглядывались. Костер в таких ситуациях становился чем-то...

Нашла кипу писулек-почеркушек для несостоявшегося отчета по Эльбрусу (2015). Публикую рваными мыслями-выдержками, как есть.   «То, что очаровывает нас, также ведет и защищает. Страстная одержимость чем-нибудь, что мы любим — парусами, самолетами, идеями, — и неудержимый магический поток прокладывает нам путь вперед, низводя до нуля значительность правил, здравый смысл и разногласия, перенося нас через глубочайшие ущелья различий во мнениях. Без силы этой любви мы становимся лодками, увязшими в штиле на море беспросветной скуки, а это смертельно..» Ричард Бах «Мост через вечность»   «Часто, делая тот или иной выбор, либо принимая то или иное решение, я думала, как хорошо было бы  пережить  два варианта развития событий и окончательно определиться с правильностью своего выбора. В этот раз с походом примерно так и вышло. Сработала машинка перемещения туда, где по моим представлениям, меня не должно было быть. Представить, как это могло быть, если бы я никуда не пошла, было не сложно: когда Катя Полянская вернулась с Казбека и в тот же день пришла на работу и зашла в кабинет, я просто сказала «о. Привет. Ну как прошло?». Она что-то выборочно рассказывала, а я из вежливости задавала встречные вопросы. И совсем не видела я того шлейфа переживаний и впечатлений, который, как в пафосном вечернем платье, тянулся за ней, и защемлялся не одной дверью на ее пути. Для меня все было как обычно. Ну сходил человек в горы и сходил..»   «наземно-воздушная дорожная увертюра..»    «очень быстро мы стали ингридиентами салата из времен года, людей и разновидностей мышечной боли»   «Слишком долго и слишком близко вместе — это было моим...

Дверь распахнулась, и мы вывалились в календарно-зимнее. Станция «Верхи». Женщины поправили шляпки, затянули корсеты. Мужчины ничего не поправляли: все, что можно было поправить, они заблаговременно поправили еще в электричке. Изначально сформированные группы переформировались в две.. по объективным причинам несколько сотен человек не смогли к нам присоединиться..  да поможет им Бог! Итак — две подгруппы: группа Глаза и группа Кати Полянской. Я вытянула  короткую спичку — ну тоесть в прямом смысле — Катю. Небольшая прелюдия по ровному и устойчивому, далее свернули в болото. Оно оказалось каким-то неполноценным, похмельно-обезвоженным. Шли по комковатому, похожему на недодержанный пирог с клюквой. Кате доверили группу впервые, но она держалась молодцом, напряженно всматриваясь в путеводитель. Маршрут получался  довольно странным, ветьеватым, Катя буд-то заметала следы.  Усталость приходила постепенно, изподтишка.. как старость. То и дело на пути встречались телефонные автоматы с оборванным кучерявым проводом. Именно так Катя держала связь с Управлением: она набирала секретный номер — из трубки доносилось потрескивание, звук льющейся воды, крики птиц.. только Катя понимала этот язык. Она напряженно  вслушивалась, кивала, нервно теребила кружевной платочек. И мы шли дальше. Периодически пересекались с глазовской группой: они все были похожи на мертвяков.. ну как у Стругацких в Улитке.  Хмызняк — удивительное слово, передающее всю суть хмызняка. Через него мы и продирались большую часть пути. Позже, в палатке, погружаясь в сон, я еще долго вздрагивала, закрывая лицо руками. Где-то ближе к мистическому полигону Паша умудрился провалиться в этот клюквенный пирог, испробовав его на готовность. Полигон. Мертвяки подтянулись, отоспались. Дальше пошли вместе. Полигон оказался не на шутку обширным. Шли с привалами,...