Архипелаг ГУЛаг, 37-й поход

Состав:

Глаз – старший группы,

S.Klim,

Чича,

Полковник Малышев.

 

На Полярном Урале я удосужился побывать в июне 2004 года. Поход произвел на меня неизгладимые впечатления. Не то что поход, а сам регион. Ничего подобного до этого я не видел, таких мрачных красот, ветров и одиночества. По уровню впечатлений Хибины и Кавказ отдыхают, уже не говоря про Карпаты и.т.д. Более далекие горы были для нас пока не досягаемы по финансовым соображениям. Я абсолютно убежден, что лучше всего ходить зимой, а на Полярный Урал в апреле – это уже круто.

Состав подобрался сам по себе. Четверо – это совсем мало, причем все совершенно разные. Решили потихоньку крепиться. Раскладку составлял Глаз, маршрут планировал Глаз, собрал один раз всех вместе тоже Глаз. Когда собираешься перед походом, меньше всего обсуждаешь то, по поводу чего собираешься. Так было и в этом случае. Первый раз получилась пьянка, итогом встречи было только решение брать с собой две горелки. Позже появился Сергей, появился благодаря нашему сайту. Уже с ним мы собрались второй раз. Решили, что, если будет что-то не так, то будем крепиться.

Таким образом, минимально мы подготовились, но, естественно не были командой.

За день до отъезда меня просто убил Чича, ссылаясь на болезни и знакомого доктора. Знакомый доктор советовал не идти. Он хотел соскочить. Моему негодованию не было предела. Уговаривать не стал, рекомендуя в первую очередь лечить голову, а не какие-то прочие болезни. Было тотчас решено более не предлагать ему никакие совместные проекты (я выбраковываю людей очень быстро). Но он пошел. И, кстати, неплохо прошел. Глаз накануне был в средней форме, имел 90 килограммов, по походам соскучился так, что это особенно последний месяц чувствовалось: обострилась раздражительность, мизантропия, расизм.

Общественное мнение о нашем мероприятии сложилось самое негативное, впрочем, как обычно. Короче, поход во всех отношениях, со всех сторон планировался настоящий. Полярный Урал вызывал и вызывает у меня только овации.

Часть 1 "Жесть"

1 день "Отъезд" 10 апреля.

10 апреля 2009 года. Я педантично собирал свой серый 90 литровый рюкзак, в котором как всегда места для всего не находилось, приходилось трамбовать, упразднять гардероб, запоминать что куда. Газовые баллоны были с нелепыми крышками, которые самопроизвольно соскакивали, угрожая травить газ в совершенно неудобных для этого местах. Ну вот, как назло, снова рюкзак отдавливал руки, снова, как ни крути, не менее сорока килограммов.

Вышли из дому с Леной, которая меня провожала и не хотела отпускать. Чуть не забыл самое главное – шапку. В Минске на улице было уже тепло.

Ехали на вокзал в 44 троллейбусе по соседству с поддатой компанией. Только не говорите мне, что люди в основной своей массе не быдло. Пассажиры усмехались, завидев лыжи. Лыжи у нас в Беларуси не то, что в апреле, а и в январе уже выглядят абсурдно.

Провожающих было 14. Нанесли немало еды и презентов, мы сразу начали теряться, куда это все распределить.

Женечка Суслин был подвижен и мимичен.

Диджей Ясь говорил пф-пф, а вот если бы, да абы, то я бы с вами пошел.

Дед, мол, почему ему не предложили. Я звонил два раза, кстати.

Бедная Маленькая Иринка, говорила, что Глаза нужно женить. Да что только от этого изменится. Никто не положит меня у телевизора.

Был и Сашка Дедович. Он по возрасту не высказывал никаких предложений.

Само собой была и Малая Лена. Она возмущалась, что ее опять не взяли.

Иришенька Полковник тоже возмущалась, но только, что Полковника опять взяли.

Был и Сережа Связь, которому было поручено заниматься Батоном Шархан-Пчелка.

Кроме того, прибыл и Человек-Рука. Тот попросил карту реки Ловать, мол, они с Ясям там будут херачыть.

Сашенька Смирнов был интеллигентен, пообещав поработать над сайтом и над батоном.

Колокольчиков прибыл с молодежной сумкой. Ничего не обещал.

Сестра Чичи, неродная, провожала Чичу.

Племянник Чичи, неродной, провожал дядю Чичу.

Минут за пять до отправления поезда, прибыл Сергей S.Klim c женой. К этому времени мы уже начали порядочно волноваться.

Больше всего мне нравится, когда поезд уже тронулся. Так и сейчас: вагон почти незаметно начал двигаться и ускоряться. А провожающие остались. Теперь мы были предоставлены сами себе. Поезд шел на Москву.

От еды, обилия напитков стол ломился. Среди этого даже сложно было сориентироваться.

Долго не раздумывая, начали пить коньяк. Время позднее, скоро погасили свет, мы продолжали пить коньяк, никому не мешая, да и нас никто не тревожил. Командой мы не были, состав уникальный, но четверо – это ведь сила.

Традиционно выходили на перрон в Орше. Темнота, как ни странно, нет торговок. Полковник, не выдержав, побежал в туалет. Напомним что поезд и туалет – это его больные места.

Ехали в Москву. Ну отчего так в поездах топят! 30 градусов. Народ умудряется еще лежать под одеялами.

2 день "На Перекладных" 11 апреля

Один из перронов Белорусского вокзала в Москве, куда прибыл наш поезд, уже опустел.

Мы среди груды вещей соображали, что как приспособить, места в рюкзаках не было, а рук у каждого всего по две. Уже начали оттягивать состав. Тут резко стартанул Полковник, шурша курткой. Его бегущая фигура отдалялась по пустому перрону, бегущая поступательно, только слегка подскакивающая, параллельно отдаляющимся вагонам. Забыли фотоаппарат.

Фотоаппарат успешно вернули, с вещами более-менее управились. Оставалась бутылка шампанского, таскать которую с собой было не логично. Выпить ее пришлось тут же на перроне. 

До Ярославского вокзала добрались без потерь на метро. Там с вещами оставили Чичикова. В зале ожидания прохаживалась женщина, похожая на уточку. Каждые 15 минут сверхманерной походкой она описывала полукруг, брала в буфете стакан чая, выпивала с достоинством, и также неестественно дефилируя с совершенно безумным ликом, описывая снова полукруг, удалялась.

Время было ни много ни мало, отправились погулять.

Глаз, как известно, ненавидит людей. Этого добра в Москве хватает. Поехали в Ленинские Горы. Там как будто по свободнее.

В Ленинских Горах действительно было вольготно. Выдался погожий апрельский день. Солнце в дымке, лысые еще деревья, отдельные и уже редкие лоскуты грязного снега, возле университета  гастарбайтеры не то собирали, не то разбирали нечто глобальное, какой-то гигантский конструкт из алюминиевых балок, было покойно и гулко.

Есть итальянский народный затейник Фантоций. Полковника с ним иногда сравнивали, поскольку не было такого дня, чтобы он не преподнес нам какую-нибудь историю. Вот даже здесь на склоне в Ленинских Горах он упал и не то поцарапал, не то порезал руку.

На Ярославском вокзале как раз поезд пришел из Воркуты. Наше внимание привлекла четверка дюжих рослых мужиков с рюкзаками и лыжами Бескидами. Уставшего вида, обгоревшие на солнце и обветренные они действительно возвращались с Полярного Урала. Возвращались в Воронеж. Маршрут они прошли, но ничего не видели – все время пурга. Но нам то должно повезти. Неужели и мы будем так выглядеть? Выглядели потом мы еще хуже. Но нам повезло.

Добираться, как известно, до Полярного Урала нужно на перекладных. Из Москвы наш прицепной вагон в составе поезда на Воркуту назывался Москва – Лабытнанги. Пахло горящим углем, что вызывает у меня всегда какие-то ностальгические эмоции. Мы благополучно заняли свои места возле туалета.

По документам место № 35 числилось за Полковником. Именно на него претендовала какая-то выжившая из ума бабушка. Выяснилось, что бабушка села не в свой вагон.

Глаз объявил, что сегодня и завтра мы выпиваем. Процесс запустился незамедлительно. Езда наладилась и время пошло будто быстрее.

– Глаз, а ты что любишь больше из минеральных вод, Дарида тебе нравится?

– Говно.

– Ай, у тебя все говно, что кроме водки.

Чича не пил с нами, но был какой-то опухший и похожий на кота Бориса. Он вызывал восторг у шлявшихся женщин бальзаковского возраста. Постоянно к нему приходила исполинской ширины бело-крашенная тетя, которой он чинил и настраивал всякого рода плейеры и приемники. К месту и не к месту утверждал, что не боги горшки обжигают. Также съел банку конины

Полковник вроде сидел смиренно.

Напротив на боковой полке ехала девушка лет двадцати. Звали Ангелиной. Вполне коитабельна, еще не успевшая обабиться, оригинально миловидная, но не более того.

Также в вагоне была группа каких-то поварих-гастарбайтеров. Женщины бойко-вульгарные, как из-под одного штампа похожие на борцов Sumo. Они жрали от зорьки до зорьки, делая редкие перерывы, и постоянно заседали в туалетах.

Глаз вел себя сдержанно-развязно, высказывал предложения, как решать национальные вопросы и расовые конфликты (предложения весьма радикальные), фантазировал на счет резерваций, куда можно помещать наше спившееся быдло, чтобы варилось в собственном соку.

Говорят, когда Глаз улегся спать, Полковник все-таки сорвался и висел в проходе, постоянно бегая в туалет.

3 день "Деградация Севера" 12 апреля

По Северной железной дороге, на Воркуту Глаз ездить очень любит. Поезда идут, по крайней мере, до Инты, быстро. Пейзажи весьма мрачные. И чем дальше на Север, тем интереснее смотреть в окно: нордические виды весьма эффективно сочетаются с пережитками социалистической эпохи. Экономически Север деградирует. Но в этих бараках, запустевших промышленных монументах, грязном снеге и нищете есть тоже своя неповторимая экзотика.

Долго стояли в Котласе. Поезд был атакован толпами торговок и торговцами. Сергей не устоял и купил кусок рыбы семги. Семгу съели, но не очень бойко. Постоянно пили, и в течение дня Глаз с Полковником накушались жутко, что только в поезде и можно себе позволить. Женщины-Sumo время даром не теряли. На протяжении дня они перерабатывали все новые килограммы еды. Мы ими с омерзением восхищались. Биомашины сделали Чиче комплимент (а он ехал в каком то лоховском обтягивающем трикотаже с оголенной голенью).

– Ой, молодой человек, у вас такие красивые ноги...

После этого Альпинист даже переоделся уже в другие штаны.

Полковник изловчился и познакомился с электриком из Ярославля. Слава Богу, не на нашей территории.

День пробежал быстро, в каком-то забвении. В вагоне, было, как всегда жарко, ехали, словно в душегубке. А за окнами лежали снега. Мы уже порядком сместились к северу.

4 день "О Глазовская Методика И Православное Великомученичество" 13 апреля

Утром я выяснил, что вину за прошедшие дни придется искупать сполна. Колбасило не на шутку. Глаз замкнулся на православном великомученичестве. Целый божий день читал сентиментальные рассказы Куприна, которые на вокзале в Минске мне подсунул Дед. Непонятно только, каким боком они оказались в этот момент у него. В рассказах через раз воспевалось Черное Море, а через раз писалось про любовь, светлую и чистую, а в иных и про море, и про любовь. Книжку нашлось куда пристроить.

– Вот, Ангелина, возьми, я тебе дарю.

Вряд ли будет читать, но взяла. А ведь смущается.

Поезд шел по голой тундре. На некоторых участках снег был просто сдут ветром, и они были лысые. Вообще снега оказалось меньше ожидаемого. Сорок минут стояли на станции Елецкая. 4 градуса тепла. Погода сумрачно-прозрачная. В сорока километрах виднелись "Бархатные Горы Украины". Какая из них Пай-Ер, правда, разглядеть было нельзя. К приезду поезда собралось несколько буранов с санями, имеют, должно быть, здесь статус такси. Станцию разглядели с любопытством. Глаз соизволил выбраться из вагона, благодаря навязчивости Чичи, который доставал меня на каждой большой станции. Множество, имеющих какое-то хозяйственное значение, бараков, металлолом, вагоны, мрачный тепловоз с зажженным прожектором, и неизвестно каким образом оказавшийся здесь, стоящий среди барханов заснеженного угольного шлака и накренившийся на бок, речной катер.

До Харпа ехали еще часов пять-шесть. Так миновали мы границу Европы и Азии. Поверх льда реки Собь была вода, и это нас насторожило.

Чича, любовался собой, выдвигал какие-то бредовые идеи, как то – ночевать на вокзале и прочее. Решили выбрать его старшим группы.

Харп выглядел неожиданно ухоженным поселком. Даже лагерная зона не портила впечатление. Здесь мы и должны выходить. Всем хотелось поср***, но отхожего места мы не нашли. Про горы спросили у местного парня. Он занимается организацией рыбалок за деньги и знает про горы не более нас. Обычно местные знают меньше туристов.

Полковник переодевался прямо здесь на платформе, и его надоело ждать. Местный парень на всякий случай вручил нам свою визитку. Говорит, мы такие бледные, сразу видно, что приезжие.

Шли пешком сначала по асфальту, после по укатанной снежной дороге. Занимались сумерки, сумерки здесь были весьма пролонгированными. Лыжи пока приходилось нести в руках. Железнодорожная станция и поселок отдалялись, периодически слышались железнодорожные гудки. Старший группы, он же Чича, возмущался, что как это так, уже темно, а мы идем. Это по Глазовской методике, – успокоил Полковник.

Укатанная снежная дорога, вела к какому-то карьеру, где виднелись в темноте вышки, тепло- желтые прожектора. Также столбы и прожектора были и левее нас. Так добрались мы до Мертвого озера. Снег обманчиво казался надежно уветренным. Глаз, сделав первый шаг, тотчас провалился. Очевидно, нужно было двигаться на лыжах. Случился первый конфуз. Полковник потерял стопорную гайку от лыжного крепления. Потерял, не пройдя на лыжах еще и шагу. Мы смастерили ему нечто подобное из проволочки, зарегулировав нужную длину.

Идти на лыжах было тоже плохо, плохо из-за уветренного заструженного снега и отдачи. К тому же было темно и не очень видно. Пройдя Мертвое озеро, остановились возле кривой лиственницы. Здесь и порешили стать лагерем. Полковник и Чича поотстали. Из темноты холодно смотрелись два глаза фонариков, которые мерно покачивались и все не хотели приближаться. Полковник, говорили, упал.

Ветер какой-то обманчивый, было непонятно, с какой стороны строить ветрозащитную стенку. Сделали мы ее по первому разу примитивно. В целом, однако, было уютно. В километре светили те самые прожектора, со стороны Харп доносились звуки железнодорожного происхождения.

5 день "Замок Святого Грааля" 14 апреля.

Сергей первым делом поутру деморализовал коллектив.

– Палатка безбайдовая, летняя, а набрали провизии избыточно, рюкзаки тяжелые и много лишнего.

На счет палатки Чича и Полковник действительно засомневались в пригодности ее для нашего похода. Мне же, сколько я с ней ни ходил, в том числе и зимой, летняя она или зимняя – ничего подобного в голову не приходило. По поводу избытка продуктов, Чича выбросил килограммовую шоколадку прямо под ствол той самой кривой лиственницы. Если бы Сергей, как матерый, напротив утверждал, что продуктов совсем мало, начали бы сразу экономить. Но мы за поход съели все, осталось разве несколько кусочков сала, которые выбросили по той причине, что оно испортилось. А испортилось, оттого, что Полковник запаковал в целлофановые мешки.

День был ясный, солнце в дымке. Но даже в дымке оно так било по глазам, что без очков трудно было глазам. Лагерь собрали, шоколадку подобрали. Глаз даже усилил лямки своего рюкзака, не помню какой, хирургической ниткой. Вес за плечами у каждого был приличный, звезд с неба решили не срывать и запланировали ограничиться на сегодня двенадцатикилометровым переходом. Идти предстояло просто на лыжах по тундре.

В первый день, как обычно, рюкзак еле вскидываешь, на Полковника его кто-либо навешивал. На лыжах держались не очень уверенно. Подмазали мазями, чтобы была поменьше отдача – помогало. Сергей за собой тянул на карабине своеобразные саночки, которые имели каплевидную форму (составлены и сошнурованы из двух). В этих саночках лежало то, что потяжелее, – консервы. Рюкзак Сергея был полегче наших ощутимо. Я не ожидал, что эти саночки будут настолько эффективны. Для следующего зимнего похода решено было изготовить нечто подобное.

Шли на северо-восток. Раз в сорок минут останавливались отдохнуть. Было даже и жарковато, поснимали куртки. Карта была весьма точной. Привязывались к высотам. Снег был уложен неравномерно, лоскутами-застругами, причем его как-то было маловато, не до конца были даже присыпаны прутья карликовых полярных кустов. Где какие распадки пониже – там было сиротливое редколесье в виде невысоких кривых лиственниц. Пейзаж был очень диковинный, лунный и совершенно мрачный

Двигались не быстро, тяжело, но двигались. Один раз даже выпили с Полковником по две рюмочки.

Озеро Гердиз-Ты появилось неожиданно, его мы ожидали увидеть за следующей высоткой (Сергей им придумал термин "пупырь"). Сомнений не было насчет озера. Был тут и хилый рыбацкий сарай. Войти в него было решительно невозможно, со стороны озера был вход, и был он завален несколькими кубометрами снега.

Озеро в длину километра два, и на том конце тоже чернело некое строение. Глаз воодушевлял коллектив. Пойдем через озеро. Там нас ожидает Замок Святого Грааля.

– А что это за такой замок?

– Это указанный во всех описаниях уютный рыбацкий сарай.

– А сколько до него километров?

– Ну сколько-сколько! Я же вас просил!

Просил я еще в первый день вопросами километража меня не зае***.

На лед набежало воды. Шли на лыжах где по снегу, где по голому льду, а где и по лужам.

Чича изобрел скользить юзом по лужам, отталкиваясь только лишь палками. Получалось. Лужи были оттого, что не было мороза, а озеро, видно, питается за счет внутренних источников, и лед прибывающей водой вспучивает.

На поверку Замок Святого Грааля оказался небольшим железным коробом, плотно нафаршированным снегом. Разочарование появилось еще издали и упрочивалось по мере приближения. Возле Замка Святого Грааля ожидали втроем Полковника. Он все не приближался, и даже порою казалось, что он развернулся и пошел в обратную сторону.

– Ну ты, Глаз, конечно, своими последними ста граммами Полковника основательно подкосил.

– Да нет, он просто пару раз упал, от этого ритм движения и сорвался.

– Ну так, а почему он упал!?

Пили воду, стоя на льду, зачерпывая кружкой прямо из лужи под ногами. Перекусили сухой колбасой и шоколадкой. Полковник дальше идти не хотел совершенно, даже немного обижался. Настаивал остаться здесь.

– Пошли одну ходку, место здесь безбайдовое. Место и взаправду было сырое и не располагающее для ночлега.

Полковника все-таки уговорили идти дальше. Хотели перемахнуть увал и начать спускаться по ручью, название которому Озерный. Спускаться к реке Большой Ханмей.

Время было уже вечернее. Было покойно-безветренно. На подъеме на водораздел со снегом было как-то совсем слабо. Лыжи эпизодически попадали в ловушки кочек и карликовых кустов. Но стоило только начать движение на спуск, как началась уветренная ровная снежная целина, что и без лыжей то и не проваливаешься.

Среди этой ровной целины поставили палатку. Ветра не было, но мы энергично строили ветрозащитную стенку. Нам были нужны гарантии. Снег, как нельзя лучше, годился для производства снегоблоков. Первое время для коллективной работы Чичиков был совершенно непригоден, как старший группы руководил, но больше разводил демагогию.

Однако он сообразительный и способный детина – со временем втянулся.

На улице ноль, сумерки начались только к 23 часам . Со временем у нас было туговато. Московское, белорусское, местное…Короче это все бред. Жили мы больше, ориентируясь на темноту.

Среди тундры, среди непаханой снежной целины стояла наша зеленая палатка. Но была и цивилизация. Если отойти в определенную точку, то можно было даже позвонить. И звонили.

6 день "Мастодонты" 15 апреля 

Ночью ветер устроил вакханалию насилий и убийств. Слава Богу, что мы поставили стенку. Причем удачно. Палатка пузырилась, трепетала, но удерживалась, растянутая на лыжах на месте. Поднялись мы часу в девятом утра. Солнце светило нещадно, до боли в глазах. Но спасали очки. 9 градусов мороза. Немного, зато какой-то кусачий.

Нести рюкзак сегодня мне было, пожалуй, само тяжело. Все что-то мешало. Попробовал из лыжей сделать динамо-машину. Получилось эффективно. Конечно, приходилось что-то постоянно поправлять, но удалось таки один переход подхалтурить. Далее мы перешли Большой Ханмей. Здесь уже пошли на лыжах, из-за того, что ветер на снегу наделал зализов, динамо-машина была непригодна. Дальше нам опять предстояло топать по тундре на северо-восток. Карликовые кусты и сдутый снег, вынудили нас идти дальше пешком. Сергей тянул лыжи вместе с саночками на веревке и был, несомненно, в выигрышном положении. Мы прикрепили свои лыжи сбоку рюкзаков. Получились не туристы, а какие-то мастодонты с лыжами-рогами.

Сначала, даже немного было смешно, потом не смешно, а еще позже совсем невыносимо.

Особенно тягостно, когда не удерживал наст, и нога проваливается. Пейзаж был непривычный. Это было нечто космическое, безжизненное и абсолютно безграничное. Неравномерно уложенный снег, пятачки травы вперемешку с белыми барханами, скалы-останцы, одиночные и групповые, крючковатые ущербные лиственницы, тоже одиночные и групповые. Привал, та же килограммовая шоколадка, снова мастодонты, снова на северо-восток, час, другой, третий. Следующий привал. Похоже, что на задутом снегом русле ручья. Сергей выдал крылатую фразу.

– Глаз, походы это не пахота, а в первую очередь удовольствие.

Да уж. С каким бы я шел удовольствием, если бы просто пешком, а не в качестве мастодонта: сорокакилограммовый рюкзак, да еще тяжелые лыжи.

Ситуация сама собой вскоре под конец ходового дня поправилась. Наш путь пролегал через пологий, равномерно застеленный плотным доскообразным снегом увал. Нужно отдать дань изобретению. Они выручали нас всегда. Конечно же, динамо-машины. Так двигались до следующего привала. Глаз ехал на динамо-машине, управляя палками, словно вожжами. Под вечер здесь как-то не так ярко светит солнце, и делается как-то покойно. Мы с Сергеем ушли вперед. Полковника и Чичикова из-за кривизны увала не было видно. Но вот появилась точка, потом еще одна. Точка – это голова. Вот черная точка одна пропала. Значит, присел и поправляет динамо-машину. Вернее мы называли их громоздким названием "Усовершенствованная динамо-машина Глазова". А потом смотришь, и из-под снега, словно вырастает фигура человека и начинает приближаться.

Изобретением все были очень довольны и продолжали движения после очередного привала весьма охотно. Уже за увалом Глаз определял следующий мощный ручей, название которому Евъеган. Обзор был шикарный на много десятков километров. Далеко на юге, где идет на Лабытнанги железная дорога, мы даже видели высокую мачту.

Место для лагеря насмотрел Глаз. Место было превосходным. Пузыристый склон в виде совершенно белоснежных бугров, но где можно найти ровную площадку, а также и совершенно свободно наваленные камни разной формы и размеров. Черные и поросшие зеленым узорчатым лишайникам. Кроме всего прочего, было и еще одно неоспоримое достоинство – достаточно знатные кусты полярной ольхи, в которых торчало значительное количество сухих тычек. Среди этого всего по доскообразной плотности снегу можно было расхаживать совершенно свободно. Ну а вечерние виды были само собой просто шикарные. И все это как-то белоснежно, естественно, незапятнанно.

Чича (старший группы), еще не достаточно втянулся в зимние походы, хотя потенциал имеет колоссальный, снова занялся ораторством. А ведь, когда закончил ходовой день, пахота только начинается. Но у нас сейчас творились чудеса, это только в этом походе.

Сама строилась ветрозащитная стенка, глядишь, и палатка появилась, а там раз-раз и уже горелка горит, или дров насобиралось. Да простят меня мои приятели за язвительный стиль повествования. Все равно люди, я это точно знаю, глобально не меняются, и я буду всегда с вами ходить.

В последнее время Глаз стал нервозным и принял тактику идти по пути меньшего сопротивления, то есть делать, как по силам дешевле, а дешевле оказывается все всегда делать самому. Сегодня Глаз был в неплохой форме и соорудил из камней во всех отношениях шикарную печку. Сергей сдерживал пыл, а у меня есть склонность к гигантомании, поэтому печка получилась именно таких размеров, как это надо на два котелка.

Полковника приставили варить энергетический белково-калорийный взвар "Глазовское бэрло". Рецепт взвара прост. На четверых – трехлитровый котелок воды почти кипяченой, туда высыпается 400 граммов порошка для энтерального питания больных, сверху еще банка сгущенки. Перемешать ложкой и взвар готов.

Сил строить стенку после глобального дневного перехода по тундре решительно не осталось. А напилить кирпичей и выстроить стенку – большая работа. Так на скорую руку на каменной печке сварили "Глазовское бэрло". Бэрло не просто съели, а вкус, кстати, нормальный, сверху еще и добавили рюмки по три водки. Эффект превзошел ожидаемый. Минут через пятнадцать появляется столько силы, что хватает и на пилить, и на строить, и на ставить, и на снова варить и готовить.

Костер на Полярном Урале – это очень сильно. Сегодняшний вечер возле печки удался.

7 день "Я Вижу Землю" 16 апреля

Странно, снова хорошая погода. Так еще день-два и предполагаемый лимит, отведенный на такие дни, мы исчерпаем. Мороз слабый, ветер есть, но не сильный. Хорошо на обозримых нескольких десятках километров быть совершенно одним. Хорошо без людей. Вот это понимаю отдых, а путевки там, курорт, пусть даже горнолыжный – тьфу!

– Сергей, а Альпы это жесть?

– Да, там красиво, но вещь безбайдовая.

Первый переход занял у нас 35 минут. Пешком по типу "мастодонты" мы проделали неровный спуск к ручью Евъеган, перешли сам ручей, поднялись до границы ровного плотного снега, где можно ехать на динамо-машине.

Сергей возвращался обратно. Пришлось идти до самого лагеря, где-то там из кармана рюкзака выпала карта. У меня была правда еще одна, но решили единодушно, что карты терять все же нельзя. Благо нашлась.

Следующие несколько часов по бескрайнему заснеженному плато. На протяжении этих нескольких часов продвигалась наша четверка на динамо-машинах. Шлось легко, монотонно и немного философски. На ветру мерзло лицо, пришлось надеть маску, которая сильно ограничивала обзор, и из-за нее постоянно запотевали очки. Но ко всему привыкаешь. Нас сюда тем более никто не звал.

Так продолжалось почти до высоты 347. Далее снег был сдут, неровности, карликовые кусты и каменные нагромождения. Двигались ни шатко, ни валко способом "мастодонты". С горем пополам преодолели высотку и решили попытать счастья у русла Малого Ханмея. Голый голубой лед нас пугал. Поехали сначала на динамо-машинах вдоль уреза воды. Из-за многочисленных неровностей ехалось безбайдово. Лед кое-где был подмытым и опасным.

Гуськом перешли и Малый Ханмей. Дальше вдоль реки пошел кто как. Кто на лыжах, кто мастодонтом. Я как-то умудрялся справляться с динамо-машиной. Долина реки была широкой, как и весь Урал, необычной. Кое-где встречались отдельными группами рахитические лиственницы. Я черствый человек, но Полярный Урал определенно вызывает у меня восхищение. Всевышний, когда сотворял этот регион, явно находился в творческом вдохновении. Природа как будто выбирала что понелепее и помрачнее и собирала в эти долины, даже снег положила по каким-то своим принципам, не поддающимся логике. Скорее по принципу то густо, то пусто. Или взять скалы останцы, к которым мы сейчас идем. Совершенно здесь банальная безбайдовая вещь. А вот возьми эту группу скал, вот даже что поближе, да перекинь к нам в республику. Тотчас появятся легенды, начнется массовое паломничество. Нет, я определенно фанатею от этих походов.

Рассуждать – не мешки таскать. Я благополучно прибыл к скалам останцам, тянув динамо-машину.

Пока ожидали Полковника, а он разительно отстал, что к вечеру было достаточно обычно, занимались фото-сессией. Да что там фото-сессия, фотографии передают, может, только один процент информации. Короче, Сергей предупредил меня, чтобы я Полковнику, пока идем, не наливал. Прибыл Полковник декомпенсированный. Мы его безгранично обожали, плюс ко всему он создавал большинство историй, а в коллективе такой человек быть обязательно должен.

– Договорились идти до следующей группы скал останцев.

– Бери-ка ты и поезжай на динамо-машине.

– Она, в смысле, у меня разваливается.

– Так ты же видишь, я проехал.

– Да я, в смысле, перед собой только землю вижу.

Гомерический смех…

Вместе Полковнику настроили динамо-машину, настроили удачно, он пошел и по ходу приободрился.

Лагерь разбивали сегодня дружно. Вышло как-то быстрее обычного и весьма недурно. Пока варился в палатке на горелках ужин, Глаз ходил гулять. Гулять без рюкзака, да еще и здесь – это большое удовольствие. Сфотографировать, что хотел, не получилось, замерзли батарейки. Ходил по льду реки и остался весьма доволен. Лед, создавалось впечатление, надежный, а главное ровный и без воды. А это значит, что завтра можно будет снова использовать "Усовершенствованные Динамо-машины Глазова". А в это время близилось еще одно событие, которое создал Полковник.

Мы ужинали в палатке и рассуждали, неторопливо и философски.

Сопела горелка. Полковник завинтил редуктор, но газ в кишке еще весь не сгорел. И вот, как в замедленной кинохронике он собрался отсоединять баллон.

– Никогда так не делай!!! – только и успел сказать Сергей.

Мгновение – и внутри палатки (которая не совсем моя) началась борьба с огненным джином. Стало светло, тепло, сначала мы озарились ярко желтым заревом, затем, сидящий у входа Сергей, обжигая пальцы, вышвырнул объятую теперь уже синеватым пламенем горелку вон из палатки. Она в снегу зашипела пш-ш-ш.

Пожар закончился. Стали оценивать ущерб. Отделались дыркой в днище и легким испугом.

– Никогда не отсоединяй редуктор, пока горелка горит! – немного рассердился Сергей.

Поход продолжал развиваться в лучших традициях жанра. События большие и малые собирались, как снежный ком, чередовались и откладывались багажом впечатлений.

Это уже был не турпоход, а настоящий драйв.

8 день "Эмблема Клуба" 17 апреля

Для меня утро это какой-то кошмар. Ни силы нет, ни голова не соображает. В течение дня я включаюсь. Апогей работоспособности – вечер-ночь. По утрам Чича меня доставал своей навязчивостью, прицепится, что банный лист, и без него жизнь не мила. После вчерашнего взрыва, кухню переместили в предбанник. Сегодня тоже случился конфуз: дважды разливали вскипятившуюся воду. Цена такой воды согретой на газовых баллонах из снега десятикратная. Этими события не ограничивались. Жесткое полярное солнце ощутимо поджарило нам кожу на лице. Особенно пострадали нос и уши. Глаз изобрел заклеивать пластырем. Сначала даже было смешно, потом ничего, привыкнешь.

Вышли в пределах штатного расписания. Солнце пробивалось через какую-то густую дымку. Ветер был существенный и гнал по голому льду реки змеящуюся поземку. Ехали на динамо-машинах. Речное ущелье было достаточно протяженным и однообразным. Белое марево слепило, но нельзя сказать, что долина не просматривалась. Мы четко ориентировались по впадающим справа дочерним отрогам. Через пару часов от этой белой дымки начало глючить. Чича фантазировал, какую бы придумать эмблему клубу magadan.by. Рассматривались варианты, как-то, чтобы была динамо-машина или фигура человека-мастодонта с лыжами за плечами.

Малый Ханмей раздробился на десятки рукавов. Мы остановились около вздыбленной льдины. Здесь бежала вода, вода была неплохого вкуса. Набрали еще и с собой в бутылочки. Через час другой пили как бы уже леденцы.

Река – чем дальше, тем неудобнее было продвигаться с динамо-машиной. Так постепенно за 12 километров пути Малый Ханмей и разошелся по сторонам на притоки. Долина и без того безжизненная, сузилась и сделалась еще мрачнее. Стал ощущаться набор высоты. Дошли и до нужного поворота направо. Впадающее ущелье с северной бровки было задуто гигантским пластом на много десятков метров. У южной стенки оставался лишь узкий и жуткий желобок, в который идти не следовало не только потому, что он быстрее всего слепо закончится, а еще и потому, что там можно остаться и погребенным.

Перевалить снежный надув не составило труда. Только постоянно нужно то лыжи одевать, то пешком идти. Чича возмущался.

– Я дойду докуда угодно, но вы мне покажите только куда.

– Ну, давай до вон тех камней.

– На спуске с надува Полковник упал, мы видели, начав разбивать лагерь, что он что-то делает сидя, не видно было что. Оказалось, пробовал одевать кошки.

Вновь строили ветрозащитную стенку. Участок долины, где мы остановились, был как бы мешковидным и узким. За счет плавного серповидного поворота обзор был со всех сторон ограничен. Погода расценивалась как нестабильная. Где-то клубился оранжево и сине облачный фронт, где-то небо было свободным, ветер дул то в одну сторону, то менялся на совершенно противоположный. То воцарялась на время жуткая звенящая тишина.

Рюкзак ежедневно распаковывался и собирался по-новому. Все было на виду. Провизии и еды еще очень много. Коллектив снова раскритиковал мою раскладку, мол, много еды, много водки, много газовых баллонов.

– М-м-м, завтра на гору подниматься и это все нести. М-м-м, на Харбей лучше через перевал обойти.

В карте и маршруте понимал еще и Сергей. Так что здесь всякие там обходные пути было не утаить, но я попросил, чтобы он по возможности их не светил. Была бы только возможность соскочить или обойти, а желающие и причина всегда найдутся. Это я уже знаю точно.

– Да что вы паритесь. Будем крепиться. Я так вообще банку ананасов несу. И, кстати, на Ханмей еще и занесу.

9 день "Ананасовый Пунш В Открытом Космосе" 18 апреля.

Как известно, погода – это уже и есть половина успеха. Сегодня словно какой-то покровитель нам создал ее, будто под заказ. Солнце светило не как на юге, а гораздо ярче, отражаясь от белоснежного снега всеми своими квантами. На небе ни облачка, отчего оно было еще более бездонным и глубоким. Высота по gps 580 метров. Набрать нам, конечно, с такими рюкзаками в придачу предстояло не слабо. Ханмей, из-за поворота долины, виден пока что не был. Но то, что день предстоял знойный, сомнений ни у кого не возникало.

А с сегодняшнего дня Чичиков перестал козырять высотой Эльбруса.

Едва долина, по которой мы поднимались, сделала поворот, появился и сам Большой Ханмей. Я стараюсь писать нормативным лексиконом, но здесь по-другому и не скажешь.

Выглядел он ох***но. Ближе уже к самой вершине кулуар нашей долины взмывал почти отвесной, явно лавиноопасной стенкой. Гора сама похожа по форме на морскую звезду, но только с тремя, а не пятью лучами. Не совсем симметрично, как дополнение к самой горе, природа установила каменный колпачок вершины. Метров 800 высоты набрать за короткое расстояние с такими рюкзаками – нехило.

Намазанные мазью лыжи хорошо держали. Шлось поначалу неплохо. Я первым, даже народ возмущался, во втопил. Просто я увидел впереди вертикальный камушек и хотел дойти до него. А камушек все не приближался. Было солнечно безветренно и даже жарко, и даже без куртки.

Около часа мы поднимались по долине. Даже с некоторым удовольствием, поскольку подъем был пологий. Дальше перед нами предстал цирк, отвесные стены которого по высоте превосходили диаметр цирка. Все это было обильно задуто снегом, так что получался своеобразный яйцевидный слепок. Ущелье поворачивало направо. Все было похоже как вчера мы уходили с ручья Ханмея. Здесь был такой же перемет и у самой правой стенки весьма узкий желоб. Успех дальнейшего пути по ущелью ставился под сомнение. Издали мы отметили, КАКИМ кулуаром заканчивается ущелье. Начали подъем по ребру горы между ущельем и цирком. И чем кверху, тем круче становился подъем, ребро сужалось, и становилось все ветренее. Вскоре пришлось снять лыжи, надеть куртку, уже была жесть. Идем кабинетной тактикой (кто ходил, знает как это). А еще выше – ровный снег сменился мореной со снежными переметами. Стали открываться сногсшибательные виды. На юг долгое время обзора не было, а на север – на многие десятки километров нечто необычное, космическое, жуткое. Снег в долине Харбея был сдут, что там было не бело, а серо. Лед реки смотрелся бирюзовой лентой. Снег, морена, подъем, яркое солнце, леденящий ветер – жесть. Артериальное давление под 200, наверное. А Сергей то, как не слабо идет, что значит ходит. Его сверстники, мои знакомые, уже неисправимые доходяги.

Более половины подъема мы проделали кучно, затем растянулись, каждый пошел по своей траектории, всех зачастую и не было видно. Но дорогу знаем.

Где-то часов через шесть пути мы поднялись на ровное плато, оставалось взять колпачок. Навскидку колпачок, или пусть называется вершинный конус, будет метров 80. Там как бы снова площадка и метров на пятнадцать еще один конус, в виде, что ли белоснежной пилотки. Ждали Полковника, которого-то и видно не было. Вид на юг был еще ошеломительнее вида на север, только там все голо, а здесь обильно засыпано. А среди этого белого сложнейший рельеф, с множеством теней оттенков, бликов и небо в виде какой-то апокалиптической полусферы. Плато обрывается вниз отвесной пропастью.

Я человек черствый, но здесь на самом деле было так грандиозно, что у нас вырывались только овации.

Спустя полчаса подошел и Полковник. Вид имел, как выглядит человек, который с рюкзаком поднимался на Ханмей.

Вроде договорились на последний рывок. Я ему подносил рюкзак.

20 часов. Мы на Большом Ханмее. 1333,8. Сама высшая точка находится на каменной пирамиде. Это что-то, как виноградная гроздь, облитая сметаной. Только снег не насыпан на эти сферические камни, а налеплен какими то кристаллами.

Фотосессия на виноградной грозди, которая на северо-запад срезана и получается пропасть. В железном туре никаких записок мы не нашли. Чича развернул флаг своей компании. Ветер его трепал и морщил, Альпинисту не хватало размаха рук.

Спуск предстоял технически значительно сложнее подъема. Решили и заночевать на вершине. Авторы пособий и книжек не рекомендуют это делать. «Ребята, не оставайтесь на перевалах и вершинах», – даже я нечто подобное читал.

Ветер был, конечно, могущественный, но были и контрмеры. Сам же ветер и создал нам такую снежную складку, более метра высотой, что добавь немного шлакопортландснегобетона, и палатка спрячется полностью.

Чича еще не наловчился и снова начал митинговать (сотрясать воздух его профессиональная вредность).

– Ну что ты, Дима, пи***, бери да делай.

Заправившись с Полковником по сто грамм, работали, не покладая рук. Все вчетвером, дружно. Орудовали лопатой, ледорубами, а где совсем плотно пилили пилой. Часа через два палатка стояла как бы в нише, поверх и с боков закрытой стенкой снегоблоков,

А в пятнадцати шагах от входа зияла пропасть.

– Так, ночью выходить по нужде аккуратно.

Готовили в предбаннике. Я еще не писал, что матерый Сергей, взял с собой стеклоткань. Этой стеклотканью накрывались оба котелка и горелки. Закипала вода быстрее.

Полярный Урал в апреле - это круто. Ночевать на Большом Ханмее - это круто. Снег наш друг и союзник. В него можно врыться. Снег не продаст.

Ананасы на вершину тащил я не зря. Ужин был скрашен ананасовым пуншем: Глаз придумал смешивать спирт с ананасовым соком. Получалось нечто с неплохим вкусом и предрасполагающее к беседе.

Ветер еще не бесился, но просачивался и в нашу укромную нишу. Тент палатки тревожно трепетал. Внутри, словно в какой-то капсуле, сидели четыре астронавта с заклеенными пластырем лицами. В холодном светодиодном свете покойно поднимался парок. Снаружи 15 градусов мороза и 15 шагов до пропасти.

– Пойду, в смысле, выйду в открытый космос.

Полковник покинул капсулу.

– В смысле, выходите, здесь такое…

Явственно белела виноградная пирамида вершины, а вверх, вниз и по сторонам распростерлось холодное безлунное звездное небо. Холодный обжигающий ветер открытого космоса. На юго-востоке плыл освещенный многочисленными огнями корабль – устье великой реки Обь. А напоминал корабль город Лабытнанги. 60 километров – немыслимая видимость.

10 день "Жесть" 19 апреля

Проснулись под вой ветра. Здесь уже было не смешно, а тревожно. Всем было очевидно, что как можно скорее лучше уносить отсюда ноги. Завтракали, сидя в палатке. В это время очередной шквал обрушил на нас часть стенки. Потом еще. Когда я вылез, машинально присел, сдует и поминай, как звали. Вчера при свете фонарика написал высокопарную записку, которую планировалось сегодня закрепить в туре. Ясное дело, что я туда не полез.

Упавшие снегоблоки сломали стойки палатки. Приходилось крепиться. Вообще весь сегодняшний день нам был уготован такой, что только крепиться и оставалось. Палатку коллективными усилиями удалось свернуть. Но ветер норовил вырвать ее из рук. Собрать вещи в этих условиях делом было нелегким.

Пирамиду вершины обошли траверсом с востока. На траверсе потеряли Чичу, и хотели искать. Свистящий ветер, мороз и опасность спуска вселяли тревожную тоску и рассеянность.

Мы одевали кошки в седловине. Ребра, по которому собирались спускаться, видно не было. Можно было спускаться и по тому, что видно. Но оно было таким крутым и острым,что с рюкзаками и лыжами нас попросту оттуда посдувает. Ветер не собирался угомониться, вздымая вихри снежной пыли и, ревя, гнал их по ущельям.

Нашелся Чича, потом долго не мог одеть кошки. Кошки мы проносили весь поход мертвым грузом, но здесь без них был бы трындец.

В ущелье Скалистого ручья можно было спуститься и по стенке. Стенка из-за отвеса, естественно не визуализировалась, но метров 300 ниже формировался кулуар. Он только и был виден. Спускаться здесь нас заставил ветер. Это он нас сюда загнал.

Стенка представляла собой камни, которые чередовались с фирновыми переметами. Камни были и друг, и враг. С одной стороны за них можно зацепиться и далеко не улететь, но можно было себе что-нибудь и сломать. Небо затянуло, и нас начала обильно посыпать жесткая снежная крошка. Все по разу сорвались (сначала немного спешили). Заработали синяков, но никто никуда не улетел. Глазу порвало штаны. Несколько кувырков сделал Полковник, но, распластавшись, остановился, не без помощи ледоруба, пришлось аккуратно освободить его от рюкзака.

– В горах каждое движение должно быть выверено! – нервничал Сергей.

Физических сил спуск занимал не меньше, чем подъем. Каждый делал по-своему. Во весь рост становиться, хоть и цепляясь кошками, было опасно, мог опрокинуть ветер. Лицом к склону – рюкзак с лыжами цепляется за стенку (да она такая крутая). Я приспособился сидеть на жопе спиной к стенке, надев петлю ледоруба на правую руку, вгонял его по лопатку, левой свободной, если были камни, держался за них, вытягивал ноги, рубил ступени, приседал. Прежде, чем выпрямить ноги и вырубить новые ступени, зацепившись кошками, переставлял ледоруб.

Ситуация была экстремальной. Команда мы плохая, потому что разбрелись, а так не спускаются. Хлестала пурга, порою, друг друга мы не видели. Тем не менее, ежечасно мы сбрасывали метров под сто высоты. Статическое напряжение сильнейшее. Кто любит говорить – жесть – так это еще не жесть. А вот здесь у нас на самом деле была жесть. Обонятельные галлюцинации, будто пахнет горелой краской.

Чичи не было видно, значит, где-то ниже. Я спускался неподалеку от Сергея. Уже в промежутках между снежными зарядами было видно ровное и белое, без камней, там более полого, там уже снег удерживается, там значит и долгожданный конец стенки, и начало кулуара долины. Метров 70 еще сбросить.

Пурга посыпала волнообразно, после короткой передышки, налетал новый порыв, стегая жесткой снежно-фирновой крошкой. Новый порыв принес откуда-то сверху и крики Полковника.

– Ты, Сергей, слышишь, чего это он. Я полезу, посмотрю.

Рюкзак закрепил ледорубом и полез вверх, как краб. Без ледоруба страшно.

Во время передышки между очередным снежным шквалом нашелся и Полковник. Не так сильно он и отстал. Смотрю – сидит.

– Ты, что упал?

– Я, в смысле, упал и не могу спускаться.

– Руки-ноги целы?

– В смысле, кажется, целы.

– Ну давай, я буду рюкзак спускать, а ты бери лыжи и потихонечку.

– В смысле, еще далеко?

– Вроде там начинается уже кулуар, там более полого. Уже не далеко.

Минут двадцать неторопливо спускались. Неожиданно нечто ударило мне под зад. Это были две взаимосвязанные лыжи Полковника Малышева, которые он упустил. Следом летел и сам Полковник Малышев, но только с несколько меньшей скоростью. Остановился, ударившись о камни.

Мне даже показалось, что сломал одно из предплечий. Предплечье оказалось целым. Но пострадал голеностопный сустав.

– Обопрись на ногу. Стоять можешь?

– В смысле, могу.

– Тогда не сломал.

– А идти сможешь?

– В смысле, смогу.

– Давай лыжи мне и спускайся на жопе, страхуйся только ледорубом.

Далее, не торопясь, мы благополучно спустились до того места, где я зафиксировал ледорубом рюкзак. Но, ни рюкзака с лыжами, ни ледоруба не было. Его уже оттянул пониже Сергей.

Вроде бы стенка закончилась. Мы ее не видели из-за вьющейся снежной пыли, но это было уже выше. Пять часов. Пять часов под угрозой срыва. Альпинисты уже бы понавешивали перил, да и не совались в такую погоду. Но не на вершине же нам сидеть, когда такая кругом вакханалия.

Навалило свежего снега. Крутой кулуар, естественно, был лавиноопасен. Сергей распорядился спускаться у края, вдоль цепочки, торчавших из снега камней. Склон был еще слишком крут, но это уже был склон, а не стенка. Рюкзаки спускали юзом, еще и приходилось придерживать, чтобы не разгонялись. Такого пока у нас не было. Естественно, Полковнику его собственный рюкзак был снова отдан в распоряжение.

Раздался тихий шелест. Лыжи, которые он плохо закрепил, выпали и, набирая скорость, устремились вниз по кулуару. Кулуар, был хоть и узок, но найти их уже было очень сомнительно, особенно при такой погоде. А потеря лыжей здесь была равносильна потере, что ли, весел среди большого озера.

– Да найдем, в смысле, они же были связаны.

Одна лыжа действительно спустя полчаса нашлась. Она была синего цвета и достаточно броско торчала из снега.

Снова вниз. Условия спуска сделались еще благоприятнее. Уже не было необходимости спускать рюкзаки юзом. Мы набросили их на плечи и просто пошли пешком, придерживаясь края кулуара, пошли вдоль цепочки камней.

Встретились предметы, которые мы выбросили вчера из палатки, сюда сначала их сдуло, а потом прокатило по склону. Вот лежит порожняя банка сгущенки, позднее мы повстречали и бутылку из-под спирта bonaqua.

Была и приятная неожиданность. Кулуар стал еще положе. Вот стоит Чича и поджидает. Не просто решил, что нужен привал, а показывает нам, что нашел лыжу, такую же как, и у Полковника. Вал оваций. Найти лыжу – чистая случайность. Чича ушел вперед и понятия не имел о произошедшем. О том, что от нас убежали лыжи. Просто повезло.

Погода не менялась. Правда было несколько теплее и в узком ущелье Скалистого ручья не так было ветрено. Название соответствует действительности. Склоны здесь были в виде крутых диких скал, а ущелье ручья, будто склеп, или каменный мешок.

Уже и ноги начали вязнуть местами в снегу. Попробовали стать на лыжи. Первый же новый порыв ветра сбил с ног. Снова падение – в снежном мареве совершенно не видно, куда и как править. А уклон еще существенный, что на лыжах катишься. Опять шквал ветра, снова заваливает.

– Нет, здесь можно только пешком.

Начал прилаживать лыжи к стропам рюкзака. Так и есть, сижу я на лавинном конусе. Из-за метели и не видно, откуда эта лавина сошла. Да и все равно некуда спрятаться. Видели мы еще лавинные конусы. Какие на Урале жуткие узкие ущелья! Нет, это совсем не так, как в Хибинах.

Час, другой, третий и так до самого вечера продолжали мы путь по Скалистому ручью.

Полковник нас сегодня существенно подводил. Шел очень плохо. Мы его ждали, мерзли, злились. Потом придумали, что кто-то идет замыкающим и ему не дает останавливаться. Полковник злился от этого и сам. Но, если мы были и слабой командой, то не до конца слабой. Где-то взаимодействовали, где-то помогали один другому, одним словом – крепились.

20.30. Видно, надо становиться на лыжи. Глаз успел уже где-то провалиться и замочил одну ногу.

Первые кусты. Идем с Сергеем на лыжах впереди, причем очень быстро. Чичу закрепили за Полковником. Долина ручья значительно расширилась, и русло превратилось в эстуарий из множества рукавов. Благодаря лыжне никто не должен потеряться. Даже затих ветер. Казалось, ад остался позади.

С Сергеем подыскали во всех отношениях благоприятное для лагеря место. Решили ждать Чичу, поднести Рюкзак, поехав навстречу Полковнику. Глаза отправили в разведку.

Близко уже был, давно покинутый и забытый, самый мрачный лагерь сталинской эпохи Харбей.

Маневрируя по буграм среди кустов полярной ольхи, я не шел, а без рюкзака бежал по снежной целине, подгоняемый вечерними сумерками. Из каждого распадка разбегались жирные зайцы, много зайцев. Способ передвижения на лыжах – великое изобретение.

Нет, решительно плохая видимость: блики и глюки. Вот уже река Харбей и голубой лед без снега. Никаких бараков не видно, своя же лыжня потерялась и нужно возвращаться, не то сам потеряюсь и не найду среди необозримых снежных барханов и кустарника наш предварительный лагерь.

Но нашел. Палатку ставили прямо на русле ручья с таким расчетом, что она была прикрыта от ветра с трех сторон. Предварительно ее починили: сломавшиеся эбонитовые стойки Глаз и Сергей туго обтянули многократными турами превосходного скотча. Построили и стенку. Я не удержался и выматерился на Чичу, который снова начал ораторствовать.

Сегодня тоже были и дрова, и печка из камней. Сидя у этой самой печки, мы распивали крепкие напитки. Как будто затих ветер, не было вовсе осадков и видны были просветы в мрачном сумеречном небе. Так приговорили мы не то литр коньяка, не то рома, который нам презентовали провожающие и еще что-то приговорили сверху. Хоть опять минус килограмм из моего рюкзака. Вспоминали прошедший день, как нечто лихое. Вечер был тих и задушевен. Никак, казалось, не было этого утра со шквалами пурги и этой страшной стенки, где пахло горелой краской. Ну, ведь нам это нравится, а ей богу же нравится! Моральный дух снова поднялся до нужного уровня, а Полковник собирался подняться ранее всех и сварить на костре превосходный завтрак.

11 день "Прах И Пепел" 20 апреля

Полковник собирался подняться ранее всех и сварить превосходный завтрак. Он и, правда, поднялся раньше всех, но в растерянности улегся обратно. Снаружи было то, что на Полярном Урале называют словом пурга.

– Вот, сука, опять пурга.

– Тогда давайте, в смысле, попургуем.

Пурговать – это значит сидеть на месте и пережидать непогоду. Я вам скажу – весьма тоскливое и пьяное занятие. Тем более, ветер задувал в предбанник, где все уже начало закапываться снегом. Причем задувал с единственной незащищенной стенкой стороны.

– Товарищ Полковник. Нас такими темпами скоро закопает и сломает палатку – пурговать нам нельзя.

Часа через полтора палатку действительно сломало. А именно стойку предбанника. Чистая случайность или разгильдяйство того, кто привязывал растяжку. Короче стоило отвязаться всего одной растяжке, как все тотчас перекосоебилось и сломалось.

Мне всегда и всюду по утрам плохо. Это слабое место, что мешает мне жить. От приготовления еды я вообще стараюсь откосить. Но всегда один раз за поход я пробую частично компенсировать этот недостаток.

И вот сегодня я разжег печку и сварил завтрак. Более того, подавал его в палатку. Завтраком при пурге помогал заниматься и Полковник. Печка работала неэффективно. Скудные дрова на ветру очень быстро превращались в пепел. За очередной порцией сухих тычек приходилось ходить максимально быстро. Как такового не было даже и пламя. Только гудящие угли, да летящий пепел.

Поросший кустами эстуарий мы миновали не без приключений. Упал Полковник, причем так нелепо, что его в одиночку Сергею было очень трудно поднять.

По голой тундре ветер развивал сногсшибательную скорость, норовя нас завалить. При этом он вздымал враждебные вихри снежной пыли, что можно, если очень ласково, назвать поземкой. Шли в сплошном молоке. При этом (это уже я виноват) норовили растянуться. Потеряться, как известно, в таких условиях ничего не стоит.

Река Харбей. Голый лед кажется голубым. А по льду, змеясь под ногами, бегут снежные струи. И никакого сцепления. Проскальзываешь, стоишь на месте, а ветер еще разворачивает, норовя погнать вдоль, а не поперек реки.

Молоко. Но идем неплохо, дружно и кучно. Вот набрели мы неожиданно на какое-то место захоронения. Это и кладбищем сложно назвать. Большей частью ветер сдул отсюда снег, оставив на мху легкую присыпку. Под нами был чей-то прах. Может даже и массовое захоронение заключенных. Мы входили в царство ГУЛага. Это был всего один из многочисленных островков – Воркутинских, Котласских, Усть-Сысольких, Сольвычегодских, Колымских, Амурских, Чукотских, Норильских… Мы входили в Харбей.

Здесь в одноименную реку впадает Молибденитовый ручей. Как будто стих ветер и расступилось снежное марево. Остатки бараков. И в низине, и налеплены на склоне. Безмолвные и покинутые. Ржавая железная пирамида шахты с навсегда остановившимся барабаном лифта. Засыпанный снегом угольный шлак. Бочки. Покосившиеся столбы с обрывками проволоки. Нашелся и балок пригодный для постоя, и печка есть, и мешок угля есть. Даже баня есть. С виду – функциональная. Сбросили рюкзаки и отворили дверь.

 

ЧАСТЬ 2 ОТЧЕТА О ПОХОДЕ НА ПОЛЯРНЫЙ УРАЛ ХАРП – БОЛЬШОЙ ХАНМЕЙ - ВОРКУТА

«Скорбный Путь»

 

11 день « Земля Обетованная» 20 апреля

 

 

Погода не заладилась. Поутру Глаз варил завтрак на печке сложенной из камней. Скудные дрова ветер за минуты превращал в пепел. Кроме того ветер снова поломал нам палатку. Видимость очень слабая. Мороз был не сильный.

Когда вышли на лыжах, снежные кристаллы жестоко стегали по лицу. Ветер норовил свалить с ног. Снежная завеса стала постепенно рассеиваться, когда мы дошли до Харбея.

Среди разрушенных бараков нашелся вполне функциональный балок (там даже был мешок угля). Была здесь и баня. Баня отапливалась снаружи – дверца печки выходила на улицу. С любопытством мы отворили дверь. Внутреннее убранство было уютным, имелась и необходимая утварь, как-то шайки, тазики, черпалка.

Конечно, протопить такую прорву было задачей. Вербные кусты для бани – топливо слабое, а угля больше мы не нашли. Может, он где-нибудь и был заваленный под снегом.

На дрова пошли доски от ближайшего сарая. Чича их, как монтировкой, откалывал ледорубом, а я сносил, вернее сказать свозил на лыжах челночным способом.

Полковник с Сергеем были определены заниматься балком и обедом. Было видно, что отворяли дверь – выносят мусор, а позднее труба начала извергать клубы угольного дыма.

Балок был во всех отношениях знатным. Нет никакой мебели, которая по комфорту может быть сравнима с нарами в зимнем походе. Я себе строю бомжатник (офис для пьянок), так вот там вместо диванов будут нары. Так вот нар здесь было четверо, также печка-буржуйка, стол. Как всегда последний был обильно загажен мышами.

Помещение быстро согрелось и уже даже оттаяло оконное стекло. Сделалось особенно уютно.

- В смысле, это Куршавель. Это Куршавель,- приговаривал Полковник.

На стенах женской рукой были написаны стихи, быстрее всего собственной продукции. Наверное, какие-нибудь юные дарования из горного института были здесь на практике. Чича озвучивал эти стихи заунывным голосом, что было особенно эффектно.

Белые люди в ярких аллеях,

Как вас немного тут.

Необъяснимо на воскресенье-

Нелепо, выпал карающий снег.

Это осень, апрельская осень, (Чича начинает ржать и спотыкаться)

- Ну, давай, давай читай же дальше!!

Это осень, апрельская осень,

В доме зябко тебе…

Но я не оставлю путь,

Тот, что ведет к тебе,

Раскрепощая суть…

Я не знакома с тобой,

Что обещала жить.

Пленницей и строкой,

Я все равно буду жить.

- Егор Летов отдыхает.

Стихи привели нас в восторг. Кроме того появилась бутылка и на время в балке в лице Глаза появился Вася Дробышевский.

Через оттаявшее стекло были видны подножия ближайших гор, но не более того. Небо продолжало хмуриться как-то сине-серо. Но не было уже ни ветра, ни метели. Когда то самый мрачный лагерь сталинской эпохи - Харбей, сейчас был для нас землей обетованной. Этот балок казался каким то затерянным миром. Было настолько покойно и комфортно, что это даже сложно передать словами. Такой отдых за деньги не купишь, его можно только создать. Кроме этого нависла некая мрачно таинственная и ностальгическая атмосфера. Пахло горящим углем.

Подобная передышка в пути дает силу на дальнейшую жизнь. Расслабившись в тепле, мы расположились за столом на нарах. Обед получился достаточно роскошным. Здесь я абсолютно уверен, что лучше помучаться в первые дни с тяжелым рюкзаком, это можно потерпеть, зато в еде себе не отказывать.

За обедом неплохо выпили, что еле разошлись: Глаз топить баню, Сергей чинить палатку, Чича с Полковником просто лежали.

Тонкие доски сгорали, что порох, поэтому топить баню занятием было весьма динамичным. Вперемежку я спиливал ножевкой-пилой вербные сырые чурбаки. Набирала температуру баня быстро. Снег растопился в чане, и закипела вскоре вода. Лед в бочке был настолько стационарен, что и намеков не было на глобальное протаивание, сделался только лишь мокрым и блестящим. А печь гудела и дышала жаром. Подкидывать дрова с улицы было очень удобно.

Но я не только топил. Периодически забирался лесенкой на ближайшую горочку и скатывался с нее на лыжах. В апогее скорости нужно было пригнуться под нависший провод.

Вышел Чича. Ему я предлагал заняться тем же. Только кататься он не хотел. Волновался, когда же мы, наконец, пойдем в баню.

Ту горку, что раскатал Глаз, Сергей тотчас забраковал и предложил склон на порядок боле глобальный. На более глобальном склоне он держался уверенно и спускался успешно. Глаз поднялся до той же высоты. Возле балка собрались зеваки (на улицу пожаловал и Полковник). Зрители подбадривали, чтобы не робел и поскорее спускался. Развив сногсшибательную скорость, я устремился туда, вниз. В месте перехода склона в ровную плоскость в наличии имелись две складки-углубления. Первая глаза подкосила, вторая добила. Я ничком зарылся в снег, сопровождаемый зрительским восторгом и отбив правое легкое. После второй попытки с более малой высоты я упал снова и отбил левое легкое. Третья попытка прошла без падений, но на грани фола. На четвертой я тоже удержался на ногах. А потом мы пошли мыться, уже подоспела баня.

Мылись при свете фонариков. Температура более 80 градусов. Можно было париться с лихвой, что мы и делали. После ныряли в обжигающий и колючий снег.

- Пацаны, а кто это с собой в поход взял ткань?

- Какую еще на...й ткань?

- Вот, что лежит.

- Это мое. Только здесь банные принадлежности.

Гомерический хохот.

Отдохнуть в середине пути, да еще и помыться - это очень большое дело.

Остаток вечера пьянствовали в балке при свечах. Через окно были видны звезды. На термометре минус 12. Далее жаркий воздух и усталость пригвоздили всех к нарам. Щелкало остывающее железо печки, где-то с крыши что-то капало…

 

 

12 день «Отец И Сын На Полярном Урале» 21 апреля

 

 

Спросонок общались больше жестами – не ворочался язык. Не ворочался или из-за бани, или из-за спирта. Но в целом чувствовали мы себя отдохнувшими. Собирались медленно. Чувствовалось, что нужно идти. Девчонки из геологической партии хорошо нас повеселили, Чича надиктовывал, а Глаз записывал в тетрадку.

- Ха-ха –ха –ха-ха! Уф-ф. Зачем тебе, Глаз, эти стихи.

- То есть как это зачем. Я их к отчету приложу.

Сегодня будет темно,

И он улыбнется мне.

Все, к чему я прикасаюсь,-

Руками – совсем не так.

Сегодня будет огонь.

А я огня не боюсь.

Все, к чему я прикасаюсь,-

Губами – хранит твой вкус.

И это небо, эти звезды,

И эта нежность, ежик, у-у-у…

Солнце, как это говорится на нашай роднай мове, сегодня «ззяло». Наше барачное окно снова оттаяло (за ночь успело замерзнуть). Из окна открывались прямо швейцарские виды. Большой Ханмей виден был во всей красе и с презрением. До вершины где то 16 километров.

- Ты, Сергей сделай мне, пожалуйста, еще одну фотографию.

- Я уже много сделал.

- Ты сделай именно такую, чтобы клеить на самогонные бутылки, чтобы фотография была этикеткой. « Большой Ханмей», представляешь, градусов 60 и в литровых бутылках.

На полу в одном из углов балка совершенно бесхозно валялся огромный олений рог. Такие декорации мне в офис нужны. Нести рог с собой я теперь мог себе позволить, потому, что сильно полегчал рюкзак. А рюкзак полегчал оттого. Что мы уже выпили много бухла.

А репутацию алкашей создал я своими отчетами. Да, перегибы у нас случаются, но даже Сергею наша секта нравится, хотя он человек ушлый и его мало, чем удивишь.

Рюкзаки мы уже вынесли на улицу и собирались выступать.

- Послушайте, а давайте все-таки растопим снега и попьем воды.

- В смысле, давайте. Откуда такой сушняк?

- А я вот тоже хотел предложить, но мне не удобно было говорить.

- Ну, давайте. Хуй с ним.

Мороз был не сильный, а день солнечный. Апрель, не декабрь. Солнце уже ощущалось.

И это было во благо, потому, что мы с Чичей вчера постирали вещи, а они в бане из-за испарений не высохли, и приходилось досушивать на себе. Последний способ очень действенный, но не при морозе с ветром. Чего благо не было.

Путь наш на лыжах пролегал вверх по Молибденитовому ручью. Десятки жирных зайцев разбегались в разные стороны. Проплыла мимо мертвая мачта шахты и вскоре самый мрачный лагерь сталинской эпохи, ставший для нас обетованной землей, скрылся из вида.

Ущелье было обильно устлано самым белоснежным снегом. Поработал и ветер, создав шедевры в виде причудливых надувов, угрожающих карнизов. Тишина стояла такая, что казалось, она звенит. Не привыкло человеческое ухо к полному отсутствию звуков.

Все выше и выше мы поднимались на лыжах. Шли мы сегодня особенно дружно и кучно. И так час, другой, третий. Ханмей отдалялся, но все еще виден был во всей своей красе. Ущелье Молибденитового ручья и извилисто и имеет много развилок и отрогов, то совсем сужается до гигантской траншеи, то неожиданно склоны расступаются. Целые тропы следов животных. И по таким крутым склонам лазят.

В гору идти было жарко. Молча сопели. Когда останавливались отдохнуть, Глаз и Чича дуэтом пели песни. Репертуар разработал Глаз. Это был популярный эстрадный мусор. Чича пока только разучивал тексты. Глаз пританцовывал и подбадривал. После начался беспричинный хохот, когда вспомнили, как Чича вчера, когда мылись в бане, нашел ткань.

Перевал из Молибденитового ручья в Большой Минисейшор технически простой. Название его нам до сих пор неизвестно. Скорее всего, он популярен и имеет свое имя. Поднялись на намазанных лыжах. Обзор в сторону Харбея, откуда мы пришли, плохой. В сторону реки Лонгатъеган лучше, но просматривается тоже узкий сектор. Горы в ту сторону были скруглены и казались желтыми, из за солнца, которое периодически частично закрывали тонкие слоистые облака. Перевальное ущелье короткое и широкое, яйцевидного сечения. Снег лежал здесь ровным и сплошным слоем. Подул ветер. Пришлось приодеться.

Глаз взял фотоаппарат и решил развлечься. Чича – крупный детина. Полковник напротив – роста небольшого. Чтобы усугубить контраст, первого поставили на лыжи, второму Глаз вытоптал в снегу ямку. На фотографии Полковник едва достает Чиче до плеча.

- Отец с сыном пошли на Полярный Урал, - резвился Глаз.

Двигаясь на спуск, норовили растянуться. По левую руку край ущелья представлялся стенкой, и там нависали серьезные снежные массивы. От греха подальше держались правого края. Так Сергей придумал. Мазь на лыжах еще держала и они не скользили чрезмерно. Можно было, как циркуль, делать частые и очень длинные шаги. Скорость нашего движения была весьма высокой. За нами оставалась лыжня в виде грубой борозды на белоснежном искрящемся снегу.

Придерживаться правого края ущелья вскоре оказалось невозможно, поскольку мы оказались в каньоне. Здесь на скалы ветер надул шапки снега. Эти шапки угрожающе нависали над нашими головами. Тут было безветрие, даже тень - сюда не проникало солнце. Снежные надувы в это время скорее всего стабильные и не собирались обрушиваться. Посмотрите передачи про виндсерфинг. Там такие кадры, когда чувак с доской находится у подножия набегающего вала. Здесь что-то похожее, только вместо доски лыжи, волна гораздо глобальнее, да еще и замерзла. Снег здесь в тени и правда выглядит голубым.

Разговаривали шепотом, чтобы не спровоцировать обвал. Идти договорились, соблюдая дистанцию 50 метров. Если засыпет, то не всех.

Не засыпало. И такая стояла тишина, какой я не видывал нигде. Это была не просто тишина, а жуткая и звенящая тишина. Ничто так не ездит по ушам.

Кое-где на камнях, которые черные, солнце растопило снег. На одном из таких камней остановились отдохнуть. Камень был сплошь поросший лишайником и казался теплым. Я отстегнул лыжи и энергично размахивал ногой, потому что чувствовалось, скоро отморожу. Отморозить пальцы, когда нога зажата в лыжном креплении, проще простого. Это мы уже прходили.

Глаз изобрел коктейль «Снежок». Рецепт прост. Граммов 30 спирта. Сверху засыпается снег до краев рюмки. С минуту нужно подождать, чтобы снег осел. Получается вязковатая жидкость со взвешенными снежными хлопьями – вещь ледянящая и убойная. Здесь как раз пили «Снежок». Коллеги запрещали доселе мне подкашивать Полковника. Но после Харбея он сегодня неплохо пошел и перестал падать.

- Сергей, а ведь говорят, что Хибины, - самый лавиноопасный регион бывшего Союза.

- Да ты что. Урал куда лавиноопаснее. Сюда просто мало ходят, вот и засыпает, как будто реже.

- Знакомые моего приятеля Ромы, значит, пошли в Хибины. Сошла доска, и одному голову оторвало. Тело нашли, а голову нет. Так и похоронили.

- Не дай бог.

После импровизированного обеда лыжи понесли меня еще быстрее. Рюкзак совершенно не обременял плечи. То я, то Сергей тропил. Но разве это можно назвать тропил. Вот кое-где в лесу на Кольском приходилось тропить, - так носики лыжей не видишь. А здесь так все уветренно, словно по Бродвею шагаешь.

Долина Большого Минисейшора стала шире. Ручей вобрал в себя несколько притоков. Шли быстро. Дойти собирались до реки Лонготъеган. Ветра почти не было. Тонкие слоистые облака и вечернее солнце делали все кругом оранжевым и желтым.

Уральские Горы старые выветренные и поэтому весьма причудливые. Слева громоздился яйцевидный восемьсотметровый горб со срезанным краем в виде отвесной стенки. Справа заснеженный увал, который постепенно сглаживался в долину реки. Впереди уже была видна и сама долина. Это уже был совсем другой мир и ланшафт. Бескрайнее снежное поле с оранжевым и розоватым снегом. Поле, окруженное цепью разрушенных скругленных гор и увалов. Перевал разделяет Харбей и Лонготъеган, а реки совершенно разные. Виды уже совсем другие.

Когда я на работе показывал сестрам фотографии, они говорили, что это ужас. Что все белое, необычно, но скучно. Я не стал их разубеждать. Для себя знаю. Что заболел Полярным Уралом.

Среди открывшегося перед нами простора не было ни кустика. Я представлял все несколько иначе. Вдалеке определялись два четких черных предмета явно искусственного происхождения. До них оставалось несколько километров. Я обрадовался. Конечно же, это балки! А это значит, что отменяется пахота, связанная с организацией лагеря.

Только надежды оказались напрасны. Действительно то были балки. Они стояли на сварных конструкциях, в виде громадных саней. По всей видимости, их куда то тянули тракторами и по какой-то причине бросили. Один контейнер был заварен сваркой. Наверное, там внутри какое то имущество. Другой для ночлега тоже оказался непригодным, хоть была и печка. Непригодным по причине того, что все пространство было загромождено мотками тросов, головками для буров, бочками и прочим оборудованием и деталями. Все к тому же было основательно запачкано мазутом. Снаружи на трос были вывешены диск и корзина сцепления исполинских размеров. Можно представить себе размеры двигателя, к которому они предназначались. Висел и еще какой то блок цилиндров от какого то странного трехцилиндрового мотора. Под ним определили отхожее место.

Все равно от балков была польза. Можно было их использовать, как ветрозащитную стенку. С какой стороны будет ветер, долго не гадали. Решили строить что-то наподобие иглы, чтобы окончательно не убить и без того изуродованную палатку. Напомню, что ветер ее уже ломал дважды, и дважды мы в ней взрывались. Второй раз недавно из-за того, что на баллон не прочно завинтили редуктор.

В балке варили еду. Только для этого там хватало места, причем что- то пришлось вынести на улицу. Кухней, как обычно, занимался Сергей – дело наиболее в наших условиях квалифицированное и ответственное. Глазовская горелка долго не хотела разгораться, но разгорелась. Глазовское бэрло и коктейль «Снежок» значительно добавили сил. Началось небывалое строительство. Работали за десятерых. Работали дружно. Один пилит, двое носят, один укладывает. Вместе со стенкой балка получилась окружность или овал с разрывом для входа. Здесь то нас ветер не достанет. У всех у нас была склонность к гигантомании. Высота стенки сегодня превосходила два метра. А в элементы стенки были остроумно включены бочки и даже щит из досок.

Ужинали в палатке. Дискутировали о преимуществе и недостатках примуса перед газовой горелкой.

- Для гор это сильно. Сегодня мы прошли 25 километров. За завтрашний день нужно пройти где-то 20. До геологической базы.

- А могло бы как быть все удачно. Вчера Харбей, сегодня вот эти балки, но только без тросов, завтра геологическая база, там опять уют.

- Я, в смысле, читал, что база ликвидирована.

- Может, что-то и осталось. Мы когда на Пай-Ер ходили, там балков было навалом.

- Да, Глаз, на Умбе мы были – это был какой-то санаторий. А здесь вот жизнь обрела смысл. Думаешь, как хорошо, вот дожил и до вечера. Так пальцы болят.

- Так ты их подморозил.

- Как так подморозил?

- А, в смысле, сколько там на градуснике.

- Я вылазил было 14.

 

 

 

13 День «12 часов» 22 апреля

 

 

Еще с вечера мы запланировали дойти до геологической базы. Выдвинулись в 12 часов. Мазь с лыжей основательно стерлась во всяком случае у меня и была приличная отдача.

Поначалу путь наш пролегал по ровной снежной целине долины Лонготъегана, которую мы пересекали поперек. Шли на север. Начался набор высоты. Здесь сняли лыжи, снега было мало и удобнее идти пешком. Лыжи тянулись на привязи. Бедой было то, что я дома не просверлил в носиках отверстия.

Отмечался Полковник, который в гору идет значительно лучше, чем на спуск. Набор высоты, чуть более трехсот метров, был не крутой, но какой то нудный. Долгое время виднелись позади наши вчерашние балки. Кроме них еще, но совсем далеко (здесь все, как на ладони), совсем далеко в долине и в нелогичном месте на склоне Лонгатъегантай-Кеу.

Тотчас восточнее этой горы в седловинном распадке мы оказались спустя часа два, завершив подъем. На удивление погода снова была неплохая. Нашему взору открлась новая панорама шикарных видов. Долина Немуръегана выглядела зияющей трещиной. В этой долине и находится геологическая база. С Немуръеганом соединяется долина Крестовой реки – тоже в виде разлома с отвесными стенами. Из-за этих отвесных стен у нас была одна дорога – в обход по Ступенчатому ручью.

На спуск покатились на лыжах. Сергею это удавалось делать мастерски. Не мешали и болтающиеся на привязи санки.

- А ты, Глаз, тормози плугом.

- Да я с рюкзаком то и так чуть удерживаюсь, какие там пируэты.

Получалось у меня ни шатко, ни валко, но получалось. Когда скорость становилась по моим меркам сногсшибательная, я прижимался в сторону и гасил ее траверзом к склону, притормаживал и менял галс. Периодически случались падения. Чича разъезжал встречными курсами и долго удерживался на ногах. И вот, наконец, к моему восторгу, какая то неровность его выбила из колеи. Взмахнув картинно руками, он, грузно и мешковидно шлепнулся навзнич. В таком положении несколько метров еще продолжал двигатться юзом. В снегу осталась короткая и широкая борозда.

У нас сегодня во второй половине дня было плохо с Полковником. Падал он постоянно и пошел пешком. Поэтому безнадежно отстал, и нам приходилось его ожидать. Ведь караван идет со скоростью самого медленного верблюда. Не столько времени занял спуск по Ступенчатому ручью, сколько ожидание Полковника. А он и не отдыхал. Споро лопатил пешком снег. Лопатил и лопатил.

Остановились. Ели сухую колбасу. 12 день пути, а остались еще такие деликатесы. Наконец то подоспел Полковник. Спускаться до устья ручья не было смысла. Чтобы попасть к слиянию Крестовой и Немуръегана, необходимо было срезать через увал. Спуск для движения на лыжах был весьма крутой, поросший ольховым кустарником. Бегали грузные зайцы.

Спускаясь, я заехал в куст и там застрял. Пришлось снимать лыжи. Одну из них я упустил и пошел по следу пешком. Я даже успел перепугаться. Лыжа лежала в конце склона, но не было пружины-манюни. Слава Богу лежала в нескольких метрах подле.

То, что предлагалось нам дальше, было совершенно своеобразным исытанием. Две реки образовывали гигантский конфлюэнс. Конфлюэнс был представлен голубейшим льдом. А поверх льда – БЕЖАЛА ВОДА! Конечно, не по колено, но от такой переправы все равно становилось жутко.

Глаз начал психовать. Коллеги настаивали в пределах видимости это место обойти, двигаясь вверх по долине Крестовой. Но бредовость идеи была очевидна.

- Вот что, Дима, ты, как самый тяжелый одевай-ка рюкзак и иди, пробуй лед на прочность.

- А что я?

- Мы тебя брали, как пушечное мясо.

По моим меркам лед выглядел надежно. Но был очень скользкий от смачивания водой, и за счет многоуровневого строения потрескивал под ногами. Это усиливало впечатления.

В общем решили пересекать Крестовую реку на лыжах. Траекторию выбрали такую, чтобы проходить через островок, до которого было метров сто и после него, где-то двести. Первым запустили Сергея, привязав его за веревку, противоположный конец которой держал Глаз.

Пересекали это жуткое голубое зеркало гуськом. Поверх тонким слоем бежала вода, а в одном месте из-под вспученного льда под давлением била струйка воды. Зато хоть напиться воды можно было вдоволь и даже.

После перехода по голубому льду случилось так, что у полковника Малышева лопнула проволочка крепления.

- Дай, Сергей, в смысле, ремнабор.

- Ты же мне в Минске говорил, что у нас ТАКИЕ ХОРОШИЕ КРЕПЛЕНИЯ, что ремнабор в принципе не нужен.

- Крепления, в смысле, хорошие. Вот если бы была гаечка…

- Ну так она же ведь была!!

Гомерический хохот.

Крепление починили, вернее проволочку заменили. После перехода Крестовой, первые несколько километров, идти на лыжах было пренеприятно. Снег лежал как то лоскутами и был с зализами. Мы спотыкались, проскальзывали на месте. Была сильная отдача. Астенизированный Глаз психовал.

Уходящая вдаль долина Немуръегана была пологой и широкой. Она казалась уже за счет отвесных могучих стенок. Местами из этих стенок торчали причудливые гранитные шипы и своеобразные каменные наросты. Остановились отдыхать. Было уже где то около десяти часов вечера. А вдали, где ущелье расходится на дочерние рукава, был виден треугольный сегмент неба. Там полыхал северный багрово-оранжевый закат. Закат время от времени тускнел, розовел и, наконец, синел. Здесь, где мы остановились и ели шоколадку, росли низкие полярные вербы с правильной скругленной кроной. Росли отдельными редкими деревьями, будто мы зимой оказались в яблоневом саду.

Последние два часа двигались в сумерках. Но это было уже через жопу. Шлось быстро, но за день уже надоело. Был одинокий скальной коридор, километр за километром и никаких признаков геологической базы.

Где-то далеко определялась в сумерках черная пирамида скалы останца. Решили идти дотуда. Но останец приближался так медленно, что я уже не был уверен в правильности решения. Во второй половине пути Полковник уже плохо ходит. Он постепенно уменьшался, став на время черной точкой на снегу, затем и вовсе растворился или в сумерках, или поглощенный расстоянием.

Камень-останец представлял собой ромбовидную пирамиду метров семь высотой. Сверху в сторону нашего лагеря с верхнего края камня свисал снежный язык. В принципе здесь было можно укрыться от ветра. На построение стенки уже не хватало сил. Сергей организовал с горелкой и стеклотканью приготовление Глазовского бэрла.

Сам Глаз ездил навстречу Полковнику.

- В смысле, вы уже дошли до геологической базы?

- Нет, мы то уже даже перешли. А вот сейчас это место, где стоим и есть геологическая база.

База теперь существует только на карте.

Рыли яму и строили стенку в неудобном месте. Чтобы попасть в палатку, приходилось проползать под растяжками. Ужин варили снаружи. Основой ужина был ядреный суп Роллтон. Сегодня на 12 день мы добили все спиртные запасы. Спать легли, когда светало в 4 утра. Это был сложный день. Шли, где это видано – 12 часов. Нас подстегивал фантом геологической базы.

14 день 23 апреля «Граница» 13 день

 

 

Сегодня мы поднялись позднее обычного. К этому времени солнце стояло почти в своем апогее и существенно нагрело палатку, что внутри сделалось жарко и невыносимо. Наш поход был богат на температурные контрасты. Солнце и ветра сделали нашу компанию смуглыми и бомжеватыми. Но уже не у кого не вызывало смеха небритое и заклеенное пластырем лицо. На лбу от шапки у всех образовалась четкая линия загара. Мы постоянно носили очки, глазные впадины загар не тронул. От такого контраста лицо выглядело особенно болезненно. Пластырь выдавался ограниченно, поэтому на лице носился многодневно и выглядел далеко не белоснежно. Полковник утверждал, что похож на бомжа с Ярославского вокзала. Короче все походы хороши, но по уровню впечатлений зимой на лыжах превосходит любые другие. Прочий отдых просто не выдерживает конкуренции.

Я, как всегда долго не мог поутру собраться с силами. Люди глобально не меняются. И меня всегда будет по утрам плющить. Из нашей четверки Сергей был менее всего комичен. Чича был Чичей. В образ Паши Чичикова он продолжал успешно вживаться все больше и больше. Выяснилось, что в школе он также сачковал занятия по физкультуре, вернее ходил в группу с ограничением. Выступал на соревнованиях по армреслингу, но преследуя не спортивную, а свою корыстную цель. Сейчас забрался на камень-останец и оттудого с самодовольством вел репортаж. Мы периодически, когда согревались батарейки, пробовали снимать короткометражные фильмы. Со слов Чичи выходило, что поход наш подходит на этом к концу, и мы идем в Воркуту, до которой тут день-другой пути.

Абсолютно в каждом походе Полковник сбивает на нет ноги. Разумеется, сейчас было не без этого. Летят и голеностопы и натирает чудовищные мозоли. Наклеивание пластыря, бинтование и втирание индометациновой мази превратилось у него в моцион. Причина проблемы, на мой взгляд, находится в образе жизни. Так будет всегда, если ходить только до автобуса и в пределах бытовых нужд. Сейчас он шел со своими ногами сквозь пытку, но шел. Причем особо не унывал.

- А я, в смысле, после походов с Глазом всегда в больницу попадаю.

Гомерический хохот.

Солнце подтопило снежный язык, свисающий с верхушки камня. Куски снега отрывались и падали в непосредственной близости от нашего тента. Варили, как обычно на баллонах. Натопили много воды, заполнили термоса и брать больше было некуда. Так как Чича носил котелки, то возмущался, что они заняты и ему нужно собираться.

- Ты не мандражируй, а попей водички. Не выливать же ее.

- Да не хочу я больше.

- Попей впрок.

Но больше он не пил. Возмущается и гудит.

Снова было безветрие. Сверкающий снег. Сверхъяркое и уже совсем не зимнее солнце. Снова звенящая тишина. Идти было очень жарко. Не только жарко, но и душно.

- Глаз нас сегодня накачал всех водой, - констатировал Сергей.

За один переход дошли на лыжах до места, где долина Немуръегана разделяется на три дочерних. Стоя на перепутье, мы обильно смазывали лыжи, готовясь идти на подъем. Направо, прямо и налево – три узких ущелья с отвесными стенами, как каменные мешки.

Пошли налево. Шли, как зачарованные. Над нами нависали массивы снега величиной с девятиэтажный дом на много подъездов. Козырьки голубели, словно застывшие цунами. Кое где были просто каменные пузыри или пирамиды. Встретился такой скальный выступ, будто собирающаяся взлететь птица. Такое узкое у него было основание. Дно скального ущелья, по которому мы методично продвигались, было неровным за счет снежных надувов. Были и лавинные конусы. Фотографировали. Но также, как и пороги на реке, фотографии передают ничтожную часть увиденного.

Ущелье заканчивалось карманом. Взяли лесенкой по склону, где не было отвесной стенки. Сами стены по мере продвижения по ущелью снижались.

Мы оказались на бескрайнем заснеженном плато. От глобальности и необычности которого развилась эйфория. Шли быстро, планируя через водораздел свалиться в Перевальный ручей. Этот ручей впадает в Большую Усу. Ниткой уходил вдаль оставляемый нами лыжный след.

Остановились в нужном месте. Это была граница. Мы пришли из Азии в Европу. Тотчас на снегу нарисовали линию и по соответствующим сторонам подписали названия континентов.

Пересечение границы усыпило мне бдительность. Я стал забирать не в направлении Перевального ручья, а в долину Крестовой реки. Благо у нас быстро возникли сомнения, мы сориентировались и поправились. Водораздел мы преодолели, но сбросить высоту еще не успели.

Неподалеку от Перевального ручья путникам повстречался волчий след. Решили что он не дурак и пошли по нему. Но след шел откуда то с плато и нам оказалось не по пути.

Спуск по Перевальному ручью пологий. Двигались гуськом с обычной скоростью километра 4 в час. Периодически на пять минут останавливались отдыхать. Солнце спряталось, ощутимо похолодало. Четко прослеживался серповидный поворот долины Большой Усы..

- Сейчас бы шоколадку.

- Так ты же в первый день выкинул.

- Так то был говно, а не шоколад.

- Какая на..й разница, какой шоколад!

На Большой Усе увидели лыжню, которую не успел замести ветер. Мы разминулись с какими то туристами. А значит кому то еще понадобились эти снежные просторы. Следы на снегу, кроме больших, были и как будто от женской ноги.

Устраивали лагерь прямо на русле реки. Сергей придумал укрыться между обрывистым берегом и созданной ветром снежной складкой как раз такой высоты, как наша палатка.

Разумеется и ветрозащитную стенку строили. Но дело более-менее пошло после того, как сварили и съели Глазовское бэрло. Олений рог, который я все тащил с собой, был водружен в стенку, словно антенна.

Так закончился 13 день похода. Заиндевевшая палатка тихо шелестела пологами тента. Под этот тихий шелест особенно хорошо спится и мы спали крепким восьмичасовым сном. До поселка Советский (окраина Воркуты) оставалось 75 километров.

 

 

15 день «Нас Катит Ветер» 24 апреля

 

Большая Уса делает полукруглый поворот. Договорились срезать. Для этого было необходимо перевалить невысокий перевал, чтобы попасть на реку Изъяшор, которая вскоре и сливается с Большой Усой. Шли на лыжах. Альтернативой было движение пешком. Сильный южный ветер. Сегодня под снег нам не удалось подобрать мазь, и желаемого сцепления не было. Лично я шел полубоком и галсами. Перевальная седловина была и широкой и длинной. Она представляла собой мрачную заснеженную морену и отдельные каменные нагромождения. Ясно. Мороз упал. Но стылый ветер задувал сбоку в ухо. Часть спуска более полога, здесь съехали на лыжах и оказались на терассе с не просматриваемым спуском. Судя по карте, там совсем круто. Здесь были варианты, можно несколько левее спускаться по распадку формирующегося ручья. Ходили в разведку Сергей налево, а Чича к краю терассы. Только последний как то вразумительно не охарактеризовал увиденное и пошел я. Вернуться к рюкзакам против ветра было сложнее. Под ногами вились струи снежной поземки.

- Ну что там, Глаз?

- Там присыпанный снегом ледопад.

Убиться на последних рубежах нам не хотелось. Пришлось взять лыжи на привязь и пойти немного в обход. Сначала по заснеженной морене. Потом по снежному склону вниз – крутому, но именно столько, когда еще безопасно.

Мы выходили из гор. С этой терассы все было видно как на ладони. Как образуется Большая Уса. Горы расступаются, уступая место бескрайней тундре. Снег до горизонта. Снег сливается с небом. Севернее нас из плоской тундры вырастала гора. Она была необычной в виде правильной пирамиды, что-то порядка 1000 с хвостиком метров высоты. Причем ребра пирамиды были весьма острыми. Подняться на нее никак нельзя без специальной техники. Наверное, кто-нибудь, когда и поднимался. Я уже мысленно проложил новый маршрут вдоль Пайпудынского хребта как раз мимо этой горы через долину Изъяшора на озеро Хадатанъюганлор на ледники севернее этого озера с восхождением на вершину1343. Теперь я знаю, что вершина эта именуется Пик Обручева. Я навел справки и ознакомился с фотографиями. Пик Обручева по необычности может конкурировать с Ханмеем и Пай-Ером. Короче он меня заинтриговал, и я уже рано или поздно туда знаю, что пойду. Ведь самое главное, что у нас есть – это здоровье, а время и средства найдутся.

Спустились без потерь и слегка перекусили. Снова в недрах какого то рюкзака нашлась палка сухой колбасы. Ее тут же и уничтожили. А дальше последовал этап такого движения, что я даже и не мог подобное представить.

Ну, значит, разыгрался ветер совсем уже к тому времени не на шутку. Короче стали мы на лыжи. Уклон уже там был совсем не существенный. Я сделал первый шаг. Сзади навалилась такая сила, что лыжи поехали сами. Это было даже не поехали. Они прямолинейно и равномерно просто помчали. Нужно было только немного корректировать направление и где то оттолкнуться палкой. Скорость была сравнима с велосипедистом. Ноги быстро устали от статического напряжения. Я притормозил, чтобы передохнуть и оглянуться, но неведомая сила снова помчала меня в нужном направлении. Как под сраку кто то толкает. Этой силой был ветер. Он нас просто катил. Мы этим пользовались. Нужно было ловить момент и извлекать пользу, пока извлекается. Но у нас было плохо с Полковником.

Полковник исчез из вида. Все трое ждали его на ветру возле сиротливого куста. Солнце согрело снег, и он лепился. Ожидание было тягостно. Я слепил снеговика. Лыжи поставил тотчас по бокам. Из веток сделал глаза, зубы, руки. В руки дал лыжные палки. Снабдил вместо шапки маской. Только собирался приспособить огромный член, как снеговика свалил ветер. Пришлось строить по новому.

- Караван идет со скоростью самого медленного верблюда.

- Так, а почему он пешком идет.

- На лыжах падает.

- А почему Полковник падает?

- Да бог его знает. Мы тоже иногда падаем.

Пришел наконец и сам Полковник. Рюкзак вез на динамомашине. Видно было, не бредет, а старается – топит и топит. Убедили его стать на лыжи. Пошли дальше. У снеговика отобрали лыжи, палки и шапку. Он покорно остался стоять лысый, покинутый и одинокий, подрагивая ветками-руками, и, стоя против ветра, щербато улыбался солнцу.

Больше катиться не получилось. Совершенно неожиданно ветер затих. Пришлось идти.

Кое где солнце растопило отдельные редкие пятачки, которые рыжели и чернели среди снега. Тут был какой-то свой микроклимат, поскольку дальше в тундре мы такого не видели. Зима там не торопилась уступать свои права.

На одной из таких проталин, нам повстречалось то, что встретить здесь было совершенно не логично. Кладбище. Здесь было около десятка крестов и нарты оленеводов. Дерево этих нарт было выбелено и иссушено ветрами, морозом и солнцем. В кучке было сложено много небольших рефленых бутылочек скорее от одеколона. И просто было от них битое стекло. Неужели они лежат со времен сухого закона и оленеводы когда то здесь пили одеколон.

- В смысле, нашли, что фотографировать.

Но кладбище было так необычно, что не завпечатлить его было нельзя.

Вечерело. Прошли мимо соединения Изъяшора и Большой Усы. Горы расступались все дальше, но мы были еще в коридоре между ними. Шли периодически по руслу реки, но в основном по тундре. Отдельными скоплениями встречались невысокие кусты полярной вербы. Попадались скрюченные березы. Но в основном было голо. Тундра это не плоская равнина. Она весьма рельефна и зачастую далеко не просматривается. Как я уже сказал мы выходили в тундру из гор как будто через широкие ворота. Лагерь начали сооружать возле правого края у подножья невысокой горы с крутыми склонами. Эта гора казалось, что последняя. Здесь росли лиственницы и березы. Торчали из-под снега камни (должно быть ручей).

Я запланировал из камней печку и насобирал дров. Все шло быстро, пока не встрял Чича с советами и идеями перенести костер к палатке. Я уже думал, что он за время нашего скорбного пути сделался немного самостоятельнее и ему не нужна нянька. Нет. Люди определенно не меняются.

Плюнув на костер, переключился на палатку. С Сергеем сооружали стенку. К вечеру снег уже не лепился. Вырезали снегоблоки. Когда копали, встречались ветки от стоящей рядом лиственницы. Интересно, как бы здесь Чича копал для костра яму. А ведь, смотрите, разжигает костер на том самом месте, где я печку собирался сложить.

Сначала было Глазовское бэрло, потом ужин. К ужину не хватало рюмки. Но уже третий день мы шли без рюмки, причем успешно. Ограничения здесь тоже должны быть, а то нас уже критикуют.

Сгустились сумерки, и стало темнеть. Чувствовалось – будет перемена погоды.

 

 

16 день «Мы Идем Домой Ощупью» 25 апреля

 

8 градусов мороза. Едкий костер. Завтрак. Первое время солнце пыталось пробиться сквозь снежную мглу, но и его застелило белой пеленой. Небо послало нам снежную метель с весьма ограниченной видимостью. У меня что то случилось с жидкостным компасом. Он треснул и помутнел. В рукавицах у меня есть магниты. Даже не в них дело. Стрелка вращалась, как пропеллер. Последние лет десять этот компас работал безотказно. «Наверное, он нае…лся»- подумал Глаз. Ну мы не такие уже и ботаники. Во первых у Сергея был еще один, а во вторых не зря же он носил батарейки и сам gps навигатор. Пришло время ему себя проявить. Разумеется, карта в прибор не была инсталлирована. Придумали использовать его, как компас и смотреть координаты. А потом сверять с координатами на карте.

Все таки хорошо иметь увлечения подобные нашим. Каждый день что то готовит новое. Мои рафинированные знакомые ничего не понимают. А ведь смеют давать советы.

Шли на лыжах цепочкой. Сергей прокладывал дорогу. Интуитивно чувствовалось, что идем верно. То есть на запад. Первое время мы встречали русло реки, но она затерялась или севернее, или южнее, что, в прочем, было не важно. По реке из-за извилистости идти было не выгодно. Снег обильно посыпал, оседал на бороде, ресницах. Молоко, да и только. Так мы прошли ощупью час и остановились отдохнуть. Снег клубился и с шелестом стегал по одежде. Потом мы прошли ощупью, сверяясь с навигатором, еще час и остановились отдохнуть. Гранулированный снег все так же сыпал. Видимость не превышала 150 метров. И тогда мы прошли в этом мареве еще час и остановились постоять.

- А эти деревья и есть лес, про который мы говорили?

- Да, это и есть лес.

Мы прошли еще час. И остановились отдохнуть. Сергей увидел оленеводов.

- Ну что, подойдем?

В помощи мы не нуждались, а любую встречу с людьми я рассматриваю, как потенциальный напряг. Но оленеводами оказались кусты.

Мы взвалили рюкзаки и прошли еще один час. Сергей во время отдыха рассказал, как у них в байдарочном походе утонули деньги и документы, а начальник вокзала пошел навстречу, поверил и посадил на проходящий до Минска автобус. Наш квартет проследовал на запад еще один час, и мы остановились, чтобы определить координаты. До Воркуты было еще совсем далеко. И тогда мы уже стали подумывать о лагере и прошли еще неполный час. Видимость стала лучше. Впереди серели деревья, но до них было очень далеко. Решили пройти еще немного и становиться лагерем. Смущал снег, верхний слой которого после вчерашней оттепели днем основательно смерзся. Глаз пообещал, что придумает, как добыть снегоблоки для ветрозащитной стенки, и мы стали.

. Эта стоянка была среди бескрайнего простора тундры. Погода под вечер налаживалась, но видимость была все равно ограниченная и взору было не за что зацепиться.

Когда начали сооружать ветрозащитную стенку, Чича пробовал откосить, начав митинговать, но сосредоточился, втянулся и дело пошло. Разворачивать лагерь явно его слабость, как у Полковника идти на спуск. У всех нас есть слабости. Но уже к концу похода мы друг к другу приработались. Чтобы вырезать снегоблоки , в верхнем слое смерзшегося снега приходилось лопаткой ледоруба распахивать борозду. Когда сбил эту наледь, дальше вглубь можно уже вогнать, правда ударяя сапогом наш алюминиевый лист. Стенка постепенно выросла и имела П-образную форму. Снова на приркрытых стеклотканью горелках варили бэрло. Это была уже седьмая банка.

Окончательно стемнело. Поужинав мы располагались в палатке. Укладывались по очереди, потому что было тесновато. Палатка стояла посреди бескрайнего снежного поля. До цивилизации было еще далеко.

 

 

17 день «Снежный колодец» 26 апреля

 

Поход продолжался. Полковник обиделся на Чичикова. Первый набрал в аптечку снега. Второй сказал, что давать будет только под надзором. Чича аптечку любил, а Полковник без нее жить не мог.

От намека на вчерашнюю метель не осталось и следа. Горы были видны, но уже далеко. Сориентировались на карте по координатам навигатора. Результатом остались довольны.

Сегодня было солнце. Яркое солнце. Но и морозно. Ветер был кусач. Пришлось одеть маску-намордник.

Первый переход, так бывает и всегда, шлось лениво. В конце перехода путь нам преградила чудовищная траншея шириной под двадцать метров. Траншея довольно глубокая, но как раз рядом можно было спуститься.

- Дайте карту.

- Гм-гм.

- Так это же река Нияю.

По направлению русла мы точно определили, где находимся. До поселка Советский получалось 28 километров. А скоро Нияю должна соединиться с Большой Усой, которая была севернее.

Спустились в каньон реки. Здесь не так задувал ветер. Мы шли на лыжах в коридоре между неровными гранитными обрывами. Снег уложен был тоже неровно. То чрезмерно обильно, образуя переметы и надувы, то вообще обнажался голубой лед: снега не было и вовсе.

Чича шел впереди. Тут был каньон со спямленным участком русла. Снег лежал здесь глубоким слоем, у правой стенки образовывая не то склон, не то бугор. И скалы берегов и белоснежный снег сияли в солнечных лучах. Я шел третьим. Позади Сергея. Полковник подотстал. Ничего не предвещало ничего дурного.

Чича только-только шел в двадцати шагах и вдруг исчез. Над снегом торчала только шапка. Ниже происходили отчаянные движения, но Чича как будто погрузился еще глубже. Подошли с Сергеем ближе, но не кинулись спасать. Сняли лыжи.

- Веревку мне! Дайте веревку! Скорее веревку! Быстрее бросьте веревку!!

- Да не двигайся ты!

Веревка шла вместе с Полковником где то сзади. Чича не сидел, а висел в снежном колодце. Руки с одетыми темляками лыжных палок были зажаты в снежных стенах ямы. Одна нога застряла поперек стенки снежного колодца вместе с лыжей. Другая, свободно свисала, тоже обутая в лыжу. Внизу журчала бегущая вода. Висящая нога ее почти касалась. Чича торчал за счет рюкзака и застрявших ноги и лыжных палок несколько поперек ямы. Благодаря этому удерживался. Но, когда шевелился, то проседал глубже.

Мы не спешили его вытаскивать, чтобы не обрушить. А то будет, что отдыхали на Полярном Урале, прошли поди весь поход, а по дороге домой его под снег замыло.

- Бл..ь,, да не шевелись ты!

Чичиков из нас был самым тяжелым. Как раз у него на рюкзаке, тотчас за загривком приходилась удобная ручка. Я его держал, упершись в снег, пока Сергей на всякий случай подкладывал наши лыжи поперек ямы. Яма была как раз уже длинны лыжей.

Полковник от греха подальше вообще остановился.

Совместными усилиями и фрикционно на «и взяли» мы с Сергеем вытащили Чичу из волчей ямы, как за шиворот кота. Почувствовав опору, Альпинист сразу освоился и начал рассуждать.

Он особенно не намочился. Можно было идти дальше. Среди белого ровного снега темной прохладой зияла воронка. Внизу с тихим шелестом бежала вода.

И мы пошли прочь от места этого. Осторожно у самого края стенки, пока река не вышла из скального каньона. Ветер стал тише. Солнце в дымке. Множество зайцев. А косые… Иной долго сидит и не видит, что ты подходишь, пока не услышит шаги и не повернет боком голову. Или зайцы против солнца нас не видели. Короче носились они тут табунами. Грузные, жирные.

Шли мы то руслом, то тундрой. Откуда то из-под берега вспугнули облезлого полярного волка. Следов видели много, но визуально впервые. Волк пустился прочь быстрой рысью, один раз оглянувшись на нас на бегу. Останавливались перекусить в устье Нияю. Неподалеку видели балки. Но решили еще немного пройти.

Чича и Полковник предложили идти пешим порядком. Мол, все равно снег уветренный, идешь и почти не проваливаешься. Надолго их не хватило. Оглядываюсь – отстали и уже на лыжах идут.

Послышался противный рокочущий звук. Мы как раз в это время шли по льду русла реки.

Неподалеку по правому берегу промчались два бурана. Сегодня как раз был выходной день. Это быстрее всего возвращались домой охотники. В воздухе явственно ощущался запах бензина. Цивилизация была уже близка.

Разумеется, идти по буранке легче, чем просто топить по целине. Но мы не могли ее найти. Выходило так, словно эти вездеходы проплыли по воздуху. Бред какой то. Нигде не было следа.

След оказался гораздо дальше от реки, чем это предполагалось. Мы шли по этому следу навстречу садящемуся солнцу. След искрился розовым светом. Настала тишь. При этом явственно почувствовалось, что мороз сегодня какой то необычный. Действительно, было холоднее.

Мы снова сошли с реки Большая Уса. Сошли потому, что она петляла. И вот дошли до Малой Усы. Сливаются они здесь рядом. За рекой солнце пряталось за бугор. Когда завтра поднимемся на него, должен уже быть виден поселок Советский. Ночевать целесообразнее всего было бы здесь. Река как бы врезается в берега и есть хоть какое то укрытие от ветра. Сейчас ветра, правда, не было, но, если хочешь ночевать спокойно, лучше стенку построить.

На лед реки спустились по крутому берегу траверсом. Здесь был такой снежный перемет, чтобы как раз заночевать с минимальными затратами. Снова варили бэрло. Осталась как раз последняя банка. С продуктами получилось все как раз кстати. Голодными мы никогда не были, но как будто ничего лишнего и не осталось, если не считать газовых баллонов. Но у нас иногда были и костры. Баллоны остались поэтому. Да и вообще лучше со стратегическим топливом перестраховаться: без еды еще пол беды, а не будет газа, можно остаться и без воды.

Едва мы пришли, было 23 градуса мороза. Еще не стемнело окончательно, как стало минус 26. Перед тем, как улечься спать, термометр показывал ниже нуля 28. Вот куртку то я купил. И дышит и легкая, и мороз такой, а тепло, и ветром не продувается. Или я не привык к комфорту и нормальным вещам. А то, что удобно нужно рассматривать как норму, а не как какую-нибудь удачу.

 

 

 

18 день «67 Параллель» 27 апреля

Когда проснулись, термометр показывал 30 градусов мороза. Переночевали сносно. Но солнце поднималось и постепенно нагревало воздух. Час от часу становилось теплее.

Свернулись мы достаточно оперативно и двинулись на запад. Шли сначала на подъем. Нужно было подняться на увал и тогда должен быть виден поселок Советский. Так заканчивался наш скорбный путь. Бескрайняя залитая солнцем ослепительно белая тундра все также простиралась во все стороны. На увале стоял трегопункт.

Ветра почти не было. Скоро сделалось жарко. Пришлось поснимать куртки.

- Смотрите, смотрите, - там, - разволновался Сергей.

Метрах в трехстах-четырехстах от нашей процессии в параллельном направлении бежали две оленьи упряжки. Мы привыкли за две недели, что кругом ничего не происходит и сейчас эти упряжки воспринимались со сверхзначением. Было бы неплохо, если бы нас еще и подбросили, поскольку в поселок Советский придем мы только вечером, а вечером быстрее всего там уже нечего будет делать.

Упряжки быстро скрылись за увалом. По-прежнему кругом была голая бескрайняя белая тундра, из-за ледяной корочки снег сегодня блестел еще сильнее обычного.. Казалось, будто воздух дрожит. Послышался рокот мотора. Он постепенно нарастал. Между снежных барханов вынырнул небольшой буран с санями. Чича шел первым и был уже около трегопункта. Минивездеход взял несколько наперерез и остановился возле Чичи. Малорослый возница соскочил с дрожек. Здороваются.

Это был ненец. Звали Егором. Живет двумя семьями в Чуме. Занимается оленеводством. Оленей у них двести. Это немного. Он был где то моего возраста. Но, как известно, выглядят они гораздо старше своих лет, особенно женщины, если им под сорок – это уже глубокая старуха. Отмечались из элементов одежды штаны из оленьей шкуры. Подвезти он был не против, но если только за деньги. Деньги спросил очень не слабые. Сторговали мы четверть. Вещи увязали веревкой. Глаза усадили на сам буран, остальные поехали в санях. Буран был маломощный и тянул нас с вещами не без натяга. Спидометр показывал под 30 километров в час. Постоянные кочки. Сидящие в санях, были в спартанских условиях, постоянно находились под угрозой оттуда вылететь. На полпути ненадолго останавливались, чтобы остыл двигатель.

Поселок Советский издали выглядел бутафорно. Среди белого возвышались слишком правильные коробки панельных домов нелепого цвета – розовые и голубые. Встретилось на пути несколько насыпей с проложенными по ним дорогами, канал, где буран накренился и завяз в рыхлом снегу; пришлось слазить и пропихивать. Ехали потом между рядов каких то сараев.

Ненец Егор доставил нас к культурному центру поселка. Тут было два магазина, почта и какая-то контора. Стояли те самые оленьи упряжки, что мы видели. Впряжены были превосходные холеные быки. Полковник пытался погладить, олени фыркали и отворачивались. Возмущению Чичи не было предела. Он то думал, что северные олени сравнимы с благородными, а эти величиной разве что с крупную собаку.

Неожиданно возник тяжелый гул, который усиливался и приближался. Из-за домов, словно гигантский шмель, вылетел, сбрасывая высоту тяжелый ИЛ 76. Самолет был снабжен параболической тарелкой на фюзеляже (пограничный вариант). Он приземлился совсем рядом, разрывая воздух ревущими реверсами. Посадочная полоса видна не была из-за рельефа.

- Это он барражирует,- сообщил нам Чича.

Большее впечатление произвел на нас сам поселок. Среди снежной целины стояли пятиэтажки. Никаких деревьев, только редкие ущербные кустики. Обилие строительного мусора. А большинство этих домов или полностью или частично не были жилыми, зияли черными провалами окон. Грязно розовый и голубой цвет стен смотрелись как-то особенно абсурдно. Все это было похоже на декорации к новому поколению игр стрелялок (нынче в моде совдеповская тематика). Для меня это все развлечение и экзотика, но кому-то здесь и жить. Я хоть и мизантроп, но честным людям всегда посочувствую.

Мы увязали лыжи, сняли короткометражный фильм-сырец об окончании нашего похода. Резюмируя события, скажу, что, оглядываясь на прошедшее, все были в восторге. Поход выдался знойный, колоритный, остросюжетный. Протопали мы 201 километр. Сергей растрогался и подарил мне свои саночки, обладателем которых я стал с этого момента, а значит, мне и везти их домой.

Автобусная остановка была совсем рядом и была представлена с небывалым аскетизмом советской эпохи. Автобус приехал вскоре. Это был антикварный ЛиАЗ, каких у нас уже не сыщешь. Заплатили по 13 рублей с носа.

Советский, хоть и расположен обособленно, является одним из районов Воркуты. Ехали по дороге среди залитой солнцем бескрайней тундры. Встречались то и дело запустевшие производственные сооружения. Как монументы от промышленного расцвета севера. Постепенно мы оказались на шумном проспекте, не то Ленина, не то Кирова. Чтобы попасть на вокзал ж.д., нужно было перейти на другую сторону улицы и подъехать на любом автобусе, где есть вывеска вокзал. Только попадались все больше маршрутки или малогабаритные ПАЗики, заполненные людьми. С лыжами и оленьим рогом залазить туда не хотелось. Коллеги разнервничались, мол, поехали же.

- Ну, подождите, сейчас придет мощный.

Действительно, вскоре пришел и мощный, то есть Икарус.

Ехали по тому самому проспекту. Вдоль - было в достатке рекламных щитов с депутатами в шахтерских касках и просто с высокопарными лозунгами на фоне угольных шахт. Дома были представлены исключительно панельными многоэтажками, причем стояли они на сваях. Здесь вечная мерзлота – иначе и быть не может. Кое где можно во весь рост пройти прямо между сваями, чтобы не обходить дом. На перекрестке с круговым движением, как это водится на таких перекрестках, в центре была какая то бутафория и надпись «67 параллель»

Билеты брали с напрягом. Очередь занимали несколько раз. Еще, как назло, касса закрывалась на перерыв прямо перед носом. Вариантов было немного. Сергей хотел даже ехать через несколько часов в купе в разнобой, но дорога дальняя, и это было бы уже слишком. С горем пополам взяли назавтра и плацкартные билеты и на дешевый поезд, правда не вместе, но в пределах одного вагона. Рюкзаки пристроили в камеры хранения, куда бросать жетон. Лыжи нам предлагали определить в крупногабаритные камеры хранения за цену раз в пятьдесят выше, чем бы это стоило в Минске. Я и S.Klim отправились поискать прочие варианты.

Мужик в железнодорожном жилете зомбировано ворочал шуфелем горящую мусорку, им руководила бабушка, тоже в таком жилете, но, по всей видимости, она была должностным рангом повыше. Только предложила нам все те же крупногабаритные камеры хранения и недоверчиво с укоризной посмотрела, когда мы пошли не в ту сторону.

Вскоре был найден сарай-бытовка. Там было жарко натоплено, и сидели шесть или семь железнодорожных рабочих. К нам проявили любопытство, особенно узнав, что мы белорусы, обрадовались. Лыжи, разумеется, до завтра оставить было можно. Один из дядек сказал, что звать его Дмитрий, а фамилия Медведь, так вот он завтра как раз в это время и будет. Мужиков в разумных пределах поощрили.

Теперь оставалось только отыскать гостиницу. Но с гостиницами в Воркуте достаточно туго. Одна из них так и называется Воркута, но там, говорят такой ценник, что проще нигде не ночевать. На маршрутке доехали до площади Кирова. Без труда отыскали небольшую двухэтажную гостиницу «Горняк». Позвонили в звонок. Дверь открыла неказистая тетка (наверное, администратор). Но гостиница оказалась ведомственной для каких то чиновников. Тетка куда то звонила, спрашивала, можно ли на сутки поселить обывателей. Оказалось – нет, не можно. Это было даже и хорошо, поскольку на поверку цены здесь оказались заоблачными.

Нашелся таксист, и мы поехали уже в другую гостиницу, тоже «Горняк», но только уже не ведомственную. Я и Полковник остались на улице, а Чича с Сергеем, как лица более представительные и коммуникабельные, отправились наводить справки. Не было их достаточно долго. За это время у таксиста появилась клиентура и он соскочил.

И в этой гостинице мы не остановились. Были здесь только одно и двухместные номера люкс, тоже за приличную цену. Зато наши засланцы позвонили в общежитие на улице с патриотическим названием, там нас готовы были принять всего за 300 рублей с человека.

Сергей очень возмущался.

- Ну как вы могли отпустить таксиста!?

- Мы то думали, раз вас нет, наверное, давно уже документы оформляете.

Пошли пешком, куда глаза глядят. Повстречался магазин сувениры, где Сергей хотел купить, что-нибудь местное национальное. Только ничего подобного там не оказалось.

Тут нашелся и таксист похожий на азербайджанца, который отвез нас к общежитию на улице с патриотическим названием.

Первым делом, нас, как иностранцев, отправили ксерокопировать паспорта и билеты. Ходил я с Чичей в ближайший большой магазин, там как раз есть ксерокопия. Потом нужно было как то аргументировать цель приезда в Воркуту. «Приехали мы на автобусе из района Советский» - звучало с издевкой. Что мы откуда-то пришли, - тоже трудно было представить что-нибудь глупее. «Приехали отдыхать» - но наоборот, отсюда ездят отдыхать. «На экскурсию» - но какие здесь могут быть экскурсии…

Общежитие походило более на гостиницу, и было здесь весьма недурно. Жили в комнате все вчетвером. Я на кухне развесил сушиться палатку. Помылись и побрились. Чича искренне обиделся, что ему не купили пенку для бритья, и побежал за ней отдельным рейсом. Полковник тоже обиделся или расстроился, что забыл огурцы, за которые расплатились, в магазине.

Окна нашего третьего этажа выходили во двор. Вокруг серые панельные дома и детский садик. Смотрели телевизор.

Сегодня весь вечер пили. Сначала с высокопарными изречениями, потом без изречений. Полковник вырубился в тепле раньше всех. В лице Сергея нашлась неплохая компания и засиделись мы за полночь…

Уже мысленно собирались на следующий год в Хибины, потом снова на Полярный Урал, потом в Саяны.

- Хорошие, Глаз, у тебя хлопцы, но нет у тебя команды.

- А знаю, что нет. Создай ее поди. Вот если бы была еще и команда, человек десять!.. А хотя, мы же в Магадан собираемся на батоне, вроде бы уже стали командой.

 

 

19 день «Столп Советского Заполярья» 28 апреля

 

С утра кружилась голова. В перерывах между обедами и завтраками смотрели телевизор. Шел какой то фильм про войну. Вроде неплохой, необычный. Оказалось сериал. В местной газете нашли несколько объявлений, что продается УАЗ(батон). Нечаянно разбили один стакан. Глаз его замаскировал, но Чича с Полковником пошли и сознались.

- Ну оставьте там на столе рублей двести, - предложила дежурная.

На вокзал ехали на такси. В дорогу купили книжек. Перед отъездом замешкались и продукты в дорогу я закупал впопыхах. Пошли с Полковником за лыжами, уже когда переоделись в кроссовки. За ночь нападало снега, и к бытовке было не подступиться. Ходили после нас Чича с Сергеем.

В вагоне как обычно было жарковато. Поезд шел небыстро по извилистому пути все дальше от Воркуты – вымирающего столпа советского заполярья. Город постепенно расселяют, уже много закрыли шахт и ликвидировали, образовавшиеся при них поселки.

Закрыли оттого, что большой убыток поддерживать жилую инфраструктуру.

На боковой полке ехал в Печору мужик в отпуск на рыбалку. Он рассказывал всякие истории про город, про то, как правильно охотиться на зайцев и даже про то, как с какими то геологами увязалась непутевая женщина и как ее променяли на солярку. Полковник нашел уши в начале вагона и задушевно рассказывал выдержки из нашего мероприятия. Ехала по соседству еще нестарая женщина в бриджах. Она тоже когда то ходила в горы с мужем, они строили иглу с мужем, на лыжные ботинки одевали бахилы-фонарики (разумеется, с мужем).

 

 

20 день «Пикник На Обочине» 29 апреля.

 

Меня искренне возмущало, отчего только стоит выйти соседям на какой-либо станции, как тотчас появляются новые пассажиры. У нас в вагоне что ли мелом намазано. А иные и с орущими детьми. Впрочем, напрягающих и «двигающих вагон» не было. Ехать назад тяжелее. Читали различные книги. Про самолеты Поликарпова, Патрика Зоскинда «Парфюмер» и братьев Стругацких. Сергей рекомендовал.

- Почитай, Глаз, «Пикник На Обочине». Тебе жутко понравится.

Я набрался терпения и прочитал первые десять страниц. Не понравилось.

Чем больше двигались на юг, тем больше чувствовалась весна. А когда вечером по мосту переезжали Северную Двину, у берега уже образовались промоины. Не пройдет и недели, как тронется лед. Я ни разу не видел настоящего ледохода.

 

 

21 день «Обитаемый Остров» 30 апреля

 

 

Ярославль. Новые соседи вышли из вагона. К моему возмущению опять приперлись новые. Да еще и какие. Баба и два пацана, один из них еще и мулат. Еще и на английском языке они до самой Москвы манерно разговаривали. Жесть.

В Москве мы сначала подождали, пока разойдутся пассажиры. Потом пошли в метро и благополучно переехали на Белорусский вокзал. Там Чича купил шаурму. Ждать оставалось около пяти часов. Глаз предлагал посетить одну экзотику – монорельсовую транспортную систему. Чича пойти в кино. Пошли в кино. С вещами остался Полковник Малышев.

Фильм назывался «Обитаемый Остров. Часть вторая» Сергей и Чича говорили, что это по братьем Стругацким и это хорошо. Купили билеты, пива и попкорн. Фильм начался. Минут через десять смотреть мне надоело, но все одно лучше. Нежели на вокзале сидеть.

Среди стрельбы, спецэффектов, грохота и высокопарных изречений я ничего не понял, понял только, что отстал от жизни и отстал безнадежно.

- Ну как тебе, Глаз, фильм?

- Да говно. Сам бы я его не смотрел.

На Белорусский вокзал пошли пешком. Проспект был оцеплен. Солдаты как на подбор были один тщедушнее другого. Их через равные промежутки поставили, будто в насмешку.

- Слушайте, их что специально где то собирали. Хи-хи-хи-хи.

- Это они в случае чего будут родину защищать…

Послышался звук моторов и вдалеке показалась техника. Это была репетиция к параду. Чего только не было: бронемашины, танки, самоходные установки, ракетные комплексы. И среди этой армады на равных правах в колонне ехал – БАТОН! Новехонький, лоснящийся и пучеглазый. Они, кажется, будут выпускаться вечно.

В дорогу купили еды, коньяка. Ехали в одном вагоне с детьми. Детей везли в Смоленск. Как любые нормальные дети, эти галдели. Нам было от этого еще и удобнее, поскольку мы тихонько пьянствовали. За поход Сергей втянулся и для Глаза компанией был превосходной. Чича тоже втянулся. Уезжая, лечил болезни. Сейчас не без самоупования раскуривал в тамбуре сигару или сигорилу. Я, как колхозник, ничего в этих кальянах и сигарах все равно не понимаю. С Сергеем мы очень неплохо приложились и заснули мертвецким сном.

 

 

22 день «Архипелаг Гулаг» 1 мая

 

 

Проснулись и поднялись между Жодино и Смолевичами. Погода хорошая, солнечная. Только пару дней как мы покинули царство снега и ветра. Совсем недавно градусник показывал минус тридцать. А здесь свежая, молодая и сочная зелень.

Встречали нас две Лены и Ира. Был будний день и на вокзале немного народа. Домой ехали с Чичей на 44 троллейбусе. В мае с лыжами. А с боку моего рюкзака красовался олений рог. Нес его я от самого Харбея.

Вечером переписывали фотографии и замачивали завершение 37 похода у меня на Одинцова.

Архипелаг Гулаг вошел в историю, как хит, как один из удачливых проектов. Мрачный, динамичный, необычный и неповторимый он указал нам имеющиеся недостатки и открыл новые возможности. Полярный Урал у меня в памяти всегда останется чем-то грандиозным. Полярный Урал никогда не допустит армады отдыхающих. Вы много потеряли, не побывав в апреле на Полярном Урале.

 

 

«Послесловие»

 

После похода наш состав распался.

Чичиков выпал из поля зрения, окунувшись в повседневную работу.

Сергей-S.klim в день приезда куда то на несколько дней уехал на велосипеде. Лечил также воспалительный процесс локтевого сустава. И появился в туристической бане, которую соорудили в огороде, 4 июля.

Глаза пожурили на работе за то, что вовремя не вышел из отпуска. Потом он и вовсе забросил строительство офиса и полностью переключился на подготовку машины УАЗ-батон для автопробега Минск-Магадан поход № 38. Создана новая команда. Подготовка к походу по обилию событий превосходит любой другой поход. Об этом читайте в соответствующей категории.