58-ой поход: Сванетия. «Всё включено»

Повесть

Состав

1-ая группа

 

Глаз - руководитель, корреспондент, председатель алк. сектора   Максым-Шаро - врач, чрезвычайное лицо, фотограф

 

Паленый (Гомельский аппарат) - ремонтник                         Виктор Гюго (Гомельский аппарат) - гляциолог

Волосачз Сергей (Борисовский отдел) - синоптик

2-ая группа

 

Полковник Малышев - руководитель, фотограф, чрезв.лицо, алк.сектор   Сонька - врач, массовики затейники, звукооператор

 

Руся - Гляциолог                                                                Климович Ольга - участник

 

Арнтгольц Татьяна - корреспондент                                   Гуд Екатерина - участник

Билеты лететь в Кутаисси брались довольно бестолково. Потому что в разное время. Выходило, что на часть группы летит 31 августа, на часть 1 сентября. Сами рейсы к тому же несколько раз переносили. 
Участников подгруппы Полковника Малышева благополучно отправили, посадив на поезд 30-ого.

31 августа 0-ой день
Мы, остальные, как и договаривались, в нужное время собрались на ул. Дружная возле ветаптеки. Провожающих было что-то порядка сорока человек. Тут же устроили небольшой, но теплый аперитивчик: были бодры, несколько сумбурны в предвкушении приключений и событий. Вечер выдался приятно прохладным. Провожающие выражали самый широкий спектр чувств: эмпатия, сочувствие, участие, ирония, снисхождение, зависть, любопытство.
Поезд наш назывался «Белый Аист». И вёз он нас в Киев. В вагоне вели себя сначала шумно, потом вспомнили трагическую гибель Френка и примолкли, уже стали более подавлены. Сонька вел себя образцово: ранее остальных отправился спать, хоть и постелил себе постель без матраца.
Дорога (особенно туда) слабое место большинства из нас, и меня Глаза в особенности. Но это продолжается из года в год, ничего с этим нельзя поделать. Плацкартный алкотрэш происходил примерно до Бобруйска.
Согласно расписанию в Гомеле подсели Паленый в неизменной черной кепке-бейсболке и Виктор Гюго. Их провожал Данила Рубин. На перрон из вагона правда выйти смогли не все.
Не обошлось после и без конфузов. Сюрприз преподнес на сей раз Глаз. На таможне его не смогли разбудить. Тогда коллеги подняли за бретельки комбинезона и прислонили вертикально к стенке-перегородке, чтобы не валился на бок. Но Глаза не открывались. Достали из кармана паспорт.
- Сейчас этого будем высаживать. Ну, и как его идентифицировать? - предложил таможенник.
- Как же его высаживать. Если только выносить, - усомнились туристы из Гомельского Аппарата.
- Ладно, пускай едет, - согласился сотрудник таможни.
- Да, да! Он хороший человек, - с жаром поддержали туристы, - Тем более наш начальник.
С нами могут случаться чудеса, но это были лишь только цветочки.

1 сентября 1-ый день
Начальник похода проснулся выспавшимся и с удовлетворительным самочувствием, как огурец. Очень учтиво протянул паспорт для печати на въезд в Украину. Выгрузились мы из вагона очень организовано. Сразу вышли на привокзальную площадь. Здание вокзала, как оказалось, было в очередной раз заминировано. Мы скоро нашли нужных размеров минивен или бусик. Водитель охотно согласился доставить нас в аэропорт Жуляны. Водитель был настроен резко против Донбаса. Глаз даже толкал Максыма-Шаро, чтоб не разжигал политическую беседу. Что продолжается война визуально об этом ничего не свидетельствовало. Как ни в чем не бывало, гоняли троллейбусы, работала инфраструктура. Киев жил вполне буднично.
Ожидать регистрации в Жулянах предстояло довольно долго. Минут через двадцать ожидания заскучали.
- Глаз, в смысле, есть еще бутылка, - вспомнил Полковник.
- Это очень хорошо, - обрадовался Глаз, - Ну, не здесь же её пить. Могут быть камеры. Пошли тогда на мусорку, - смекнул Глаз, - Я, кажется, там нормальное место видел.

     Мы беспечно расположились в «мульде» стриженого зеленого газона 
Было совершенно безветренно и привольно. Светило ласковое сентябрьское солнышко. Мы беспечно расположились в «мульде» стриженого зеленого газона как раз подле жестяных мусорных баков. Настроение спустя буквально полчаса резко улучшилось. Стали перебирать, не забыл ли кто чего. Это бывает не часто, но как будто всё взяли.
- Я же не взял дудочку! – опомнился вдруг Сонька.
Решили ехать за дудочкой. У прохожих справились на счет наличия музыкального магазина. Такой имелся. Ехать потребовалось минут двадцать на 302-ой маршрутке. Дудочку купили еще и более лучшую, нежели та, что осталась у Соньки дома – кремового цвета да еще и с перепончатым раструбом. К тому же и нотную тетрадь. На улице музыкант тотчас опробовал различные мелодии.
- Послушай, ну, как дудочка? - с нетерпением поинтересовались мы.
- От-лич-но!
Удачную покупку решили обмыть. Для этого ближайший сквер подходил как нельзя лучше. В сени каштана была уютная скамейка. Сонька солировал одну мелодию унылее другой: Влюбленная женщина, Эммануэль, Шербургские зонтики. Шутки ради перед собой положили кепку. Сердобольные киевляне, не смотря на кризис, стали бросать мелочь вполне способным работать молодым людям.
- Да мы шутим, не надо, - засмущался Глаз.
Кепку убрали. Подле возвышалась бронзовая с позеленевшими местами и следами птичьего помета скульптура неизвестного человека. Как обычно на скульптурах, на темени сидел голубь.
- Гюго, сходи посмотри, кому этот памятник.
- Это какой-то Григорий Сковорода.
- А кто такой Григорий Сковорода?
- А хрен его знает, кто это такой. Киевляне должно быть знают.
Вернулись в Жуляны на маршрутке № 302, но предварительно заглянув в водочный магазин.
- Может, Глаз, возьмем две?
- Ни в коем случае. Одну. Вот, когда пройдем регистрацию, тогда и возьмем в дьюти-фри ещё.
- Точно-точно, в дьюти-фри!
- Иди тогда за Полковником.
Перед аэропортом росла значительная плакучая ива, сплошь смыкающая свою касающуюся земли крону. Мы раздвинули плети листьев:
- Ого, здесь же целый ресторан.
- Да, да! Ресторан «Плакучая ива» - обрадовались посетители.
В процессе ресторации наобижали Паленого. Глаз хоть и в сверхкартком содержании, но пытался передать роман Анатолия Рыбакова «Страх», который Паленый только начал читать. Паленый надулся. Пришлось рассказать несколько повестей Владимира Сорокина (тоже в очень сокращенном виде). Гюго загорелся и сообщил, что по возвращению обязательно будет читать.
Процедуру регистрации прошли мы без каких-либо эксцессов. В дьюти-фри выбрали напиток для аперитива «Бехеровка». Но она быстро закончилась.

Прикупили еще виски уже в самолет, дабы не скучно и не страшно было лететь.
Автобус-челнок доставил нас к самолету. Было бы совсем тихо, если бы в другом конце автобуса Полковник не познакомился с Грузином, за сына или внука которого договорился лет через восемнадцать выдать замуж свою дочку. Идея обоим собеседникам настолько понравилась, что стали согласовывать дальнейшие действия и визиты (пока из Минска в Грузию).
Заходил я по трапу одним из последних. Аэрбас 320 был гламурного розового цвета.
- Глаз, садись сюда, - учтиво указали мне на свободное кресло в их ряду Сонька и Шаро. Спереди сидели две бабы уже сильно под тридцать. Не модельной внешности, но это компенсировалось завышенной самооценкой. Сонька и Шаро принялись с ними изъясняться по-английски. Вскоре обе стороны устали и перешли на русский. Хохлухи летели в Грузию отдыхать на море. 

               Друзья в самолете
Самолет всё не хотел лететь. Тем более объявили, что взлет задерживается из-за необходимости освободить полосу для какого-то другого, требующего аварийную посадку.
- На всякий случай я пристегнулся…

Проснулся всё также пристегнутым на своем ряду кресел. Полет завершался фазой глиссады. Спустя минут пять мы мягко приземлились. В здании аэропорта с удовольствием и объятиями встретились с Русей, Катей Гуд, Олей Хлимович и Арнтгольнц.
- Так, а где же Сонька? – очень удивились встречающие.
- Где мой друг Сонька? - искал соседа Руся, - Он, наверное, в конце очереди.
Но очередь довольно скоро закончилась. На транспортере остался один бесхозный рюкзак.
- Это Сонькин! - обрадовался Руся, - Он просто, наверное, пошел в туалет.
Каково же было наше изумление, когда какая-то девушка забрала и этот последний рюкзак.
Удивлению и изумлению нашему не было предела.
- Вы что, просрали моего друга Соньку? - расстроился Руссиянов.
Соньки нигде не было. Выходило, что это так.
- А в самолет он хоть садился? - по-деловому решила брать в сои руки и вести дело Оля Климович.
- Вроде бы садился.
Уже и на этот вопрос никто не мог дать однозначного ответа.
- Я же ведь был трезвый, - вспомнил вдруг Волосачз, - Они передо мною сидели все трое, как зайчики.
Самолет получалось, что городской трамвай, кто садился в самолет, кто не садился, а кто вообще исчез из самолета, в Кутаисси оказалось, что выяснить невозможно. Звонили в Киев. Там утверждали сначала, что такой не садился. Потом, что такую информацию они не предоставляют.
- Я же его в дьюти-фри видел, - объявил нам Паленый.
- Ну, какой нахрен дьюти-фри, он с нами сидел, - сердился Глаз. С хохлухами разговаривал по-английски он уже в самолете.
- Спрашивали же, - чей мальчик, - вспомнил кто-то.
Глаз предложил написать заявление в милицию, что пропал Мальчик. Но объяснили, что при чём здесь милиция Грузии, когда Мальчик не пересекал даже границу. Пропал если только в Киеве. А тут нужно обращаться в консульство.
Грузины люди общительные, суетные и искренне желающие помочь. Но при общих усилиях продуктивность дела была пока что не высока. Оно даже и вовсе не сдвинулось на толику.
Трансфер, хостел, закупка газа и прочие отношения через Максыма-Шаро мы организовали через местного гида Ираклия. Ираклий был деловым, исключительно общительным и предприимчивым, человеком не первый день работающим с туристами.
- Глаз, что делать то будем?
- Ну, поехали, как и говорит Ираклий к нему пока ночевать. А завтра утром уже тогда и разберемся.
Ночевали мы в одном из особняков почти в центре Кутаисси. Глаз спал на втором этаже.

2 день 2 сентября
Часов в семь-восемь утра по местному времени вдруг у Максыма-Шаро тревожно зазвонил телефон.
- Глаз поговори! Это Сонька, - протянул трубку Шаро.
Сонька был в совершенном недоумении.
- Я в Киеве! В том же самом аэропорту! Говори быстрее, не мой телефон, - возмущался Сонька, - Вы где?
- ………. ! (разговор начался с ненормативной лексики). Разумеется, что в Грузии. Ждем тебя в Кутаисси.
Потом спешно пытались выяснить, как такое вообще возможно.
- Милиционер вот мне говорит, что высадили меня прямо с борта.
- А деньги у тебя есть долететь до Кутаисси?
- Деньги есть.
- А паспорт, багаж есть?
- И паспорт есть и багаж.
- Как возьмешь билет до Кутаисси, сразу же перезвони.
Перезвонил Сонька довольно вскоре.
- На Кутаисси ничего нет, взял на Батуми.
- Ты до Местии сам добраться сможешь?
- Ну, конечно же смогу. Примерно буду завтра утром.
На том и порешили.
По городу совершали променад. Прожив здесь сутки, Руся вызвался быть гидом. Город был похож на парк советского периода, если не считать, что мало что осталось от советских вывесок. Глобально ничего не строилось и не бросались в глаза нанотехнологии. День был мутно-солнечным, а жара сильная, но еще далеко не дотягивающая до того, что было в том году в Душанбе. Самобытный уют южных городов с арыками, виноградом, ракушечником, линяющими платанами, пальмами я обожаю и совсем бы любил, не будь этой все портящей жары.
Променад не был навязчиво долгим. Из всего что запомнилось – сквер с платанами или может другими деревьями, нулевой километр в виде фонтана-композиции. Только я уже не помню, из чего была составлена та композиция.
Руся вскоре однозначно сообщил, что нужно идти к дяде Юре. Дядя Юра был и держателем и барменом одновременно в небольшом кафе подвального типа «Старый город». Седой, в легкой рубашке и с тесемками для очков он очень оживился, увидев «старых знакомых». Одновременно у него получалось считать, записывать, чинно поддерживать разговор и курить сигарету. Заказывали национальные блюда: Хачапури, Хинкали, и пр. Кухню съели. К кухне естественно прилагалась – чача! Шестидесятиграусный виноградный самогон. Пьется легко. Не опытный дегустатор может не рассчитать силы и переборщить. Мы, Глаз, Руся и Полковник рассчитали хорошо, хоть шли на подъем и по знойной улице частного сектора, но очень бодрые. Дядя Юра дал чачи еще в придачу. Магадановской плутократии довольно опасно отдыхать в Грузии цивилизованным отдыхом. В каком-нибудь Татжикистане выпивку, конечно, найдешь, но такого радушно-культового отношения к ней нет. В Грузии непосредственное и эпатажное гостеприимство неизбежно в большей или меньшей степени связано с возлияниями.

В Местию выехали в районе обеда. Ехали шумно и звучно. Дорога долгое время бежала вдоль водохранилища на реке Ингури.

Вода казалась матовой, резко бирюзовой. Немало мы проехали насквозь тоннелей. Но большую часть дороги автор, конечно, проспал в проходе.

В Местии – муниципальный центр Сванетии – прибыли под вечер. Как раз в это время занимались сумерки. Ираклий определил нас жить и ожидать несчастного Соньку в дом какого-то своего знакомого. Звали Гига. Приглашали и в дом, но мы объяснили, что во дворе нам хорошо более чем. Было тепло, небо же не предвещало на сегодня осадков.
Глаз с Русей легли спать сразу же. Остальные пошли в паб с названием «Лайла».
Из Лайлы коллектив вернулся в восторженном настроении. Восхищенные тем, насколько одухотворенно и с полной самотдачей там пели какие-то Грузины.
- Глаз, мы тут тебе лаваш и хачапури принесли, - очень обрадовались вернувшиеся.
- Хорошо-хорошо, - приспособил я рядом с собой лаваш и хачапури в отдельном пакете.

По двору совершенно свободно и валко ходило семейство мускусных уток. Волосачз их периодически подкармливал. Утки оборзели до той степени, когда уже совершенно не смущаясь ходили чуть не по нашим головам. Хачапури украла случайно пришлая собака прямо у Глаза из под носа. Огород и двор были расположены под уклон. Мы все норовили съехать юзом, соскользнуть в спальниках и пытались таким образом периодически подползать.

3 сентября 3-ий день

Всю ночь сопели неторопливо и валко прохаживающиеся мускусные утки. Размеренную тишину вдруг нарушил жалобный визг собаки. Пес скулил и не сразу успокоился. Руся потом предположил, что, несомненно, вычесывая блох, сам себя нечаянно укусил за гениталии.

Группа от Секты довольно рано растворилась в недрах Местии. Время шло. Мы продолжали ожидать Соньку. Даже пролетел мимо на посадку самолет региональных линий из Тбилиси.

- Это Соньку привезли! - понапрасну обрадовались было мы. 

Мы это Глаз, Руся и Полковник Малышев, которые не пошли гулять. Глаз принялся писать этот самый дневник и особенно про то, как потеряли Соньку. Руся редактировал материал. Однако, и после Русиной редакции пришлось вносить ряд стилистических поправок и протаскивать через гребенку цензуры.

 

Обнаружилось в подгруппе Полковника чьё-то довольно дорогое сало-корейка. Сколько каждый раз ни говориться, чтобы не клали ничего подобного в целлофановые пакеты, всё равно хоть кто-нибудь это да сделает. Сало пока еще не задохлось, но к тому уже было близко. Развесили проветриться. 

- Глаз, что же мы делать будем? – всё интересовался Полковник?

- Будем пока говеть.

- А потом что.

- Будет видно.

Походив по окрестностям, наши возвращались в возбужденном состоянии. Впечатленные вполне уживающимся здесь в Местии соседством научно-технического прогресса и феодальных каменных домов и особенно хорошо сохранившихся сторожевых башен.

Предположений для их назначения несколько. Но быстрее имели они оборонительное значение. Не столько даже от внешних врагов (такие не сильно сюда и захаживали), сколько друг от друга, соседних кланов и кровной мести. Про сванов в Грузии рассказывают анекдоты. Это, пожалуй, самая темпераментная этническая группа в Грузии. Радушию и гостеприимству сванов нет предела, но и ничего не стоит, чтобы сван обиделся.

Туристов по Местии ходит немало. Инициативная группа повстречала туристов очень древней национальности. Те сообщили, что в районе Ушгулей, где были они и куда направляется группа Полковника, есть кустарник и дрова и что газа, дескать, истратили они совсем не много. Инициативная группа под предводительством Волосачза тотчас помчались попытаться продать газ прочим туристам. Я сказал сразу, что не дам ни одного баллона. Забегая наперед, сообщу, что наша подгруппа, спускаясь на ледник Цаннер, имела в своем запасе не более стакана бензина. Эта страсть сбыть газ был уже не звоночек – набат во что превратиться коллектив, задержись он здесь на денек другой.

 

Постой ухудшал состояние материально технической базы и моральных дух. Волосачз в канун похода приобрел (в магазине Смирнова) надувной коврик фирмы Novotur за сто баксов. Паленый попросил полежать на таком коврике и испытать. Сережа предупредил, чтобы тот не пробил его хотя чем острым. 

Спустя минут пять раздавались возмущение и сентенции Волосачза и примирительно подбадривающие реплики Паленого, мол, всё можно склеить. Пробить коврик он не пробил, даже хуже того – прожег сигаретой. 

- Смотрите, Паленый пропалил коврик, - констатировал свершившееся Руся. 

Клеили коврик потом в несколько рук и кто-то еще давал советы. Не с первого раза, но дело в итоге вышло. Надували и он не спускал.

Говеть получилось примерно до обеда. Затем Полковник уговорил опохмелиться. В процессе этого процесса как раз писался данный дневник. Как обычно вышла промашка – конечно, немного переборщили. Затем Руся раскрутил Глаза пойти в кафе «Лайла».

Официант в «Лайле» включала дурку, будто не понимает по-русски. Не понимать в Грузии многие начали с 2008 года. Разговаривала зато на слабоватом английском. Заказ худо-бедно удалось оформить. В том числе взяли чачу и какую-то жареную форель. 

Рядом сидел субтильного вида турист из Питера. Он подтвердил, что все они, когда надо разговаривают на русском.

Полковник ухудшился когнитивно. Дело шло не по-писаному. Соньки, прошу заметить, что до сих пор не было. Вел он, Полковник, себя раздраженно-агрессивно. Линять определенно нужно было с этой Местии.

Вечером все также Сонька не явился воочию и всё также не позвонил. Именно последнее и коробило всего больше. Получался сложный алгоритм – на каком именно этапе дело пошло не так. А если пошло, то отчего не позвонил, не сообщил?

Гога согласился помочь. Не официально в уже не рабочее время мы подъехали в очень официальное здание. Глаз нужен был, поскольку помнил паспортные данные Соньки. Волосач был необходим для солидности. Там на стеклянном лифте поднялись на четвертый этаж. В какой-то базе знакомая Гоги быстро нашла, кого требовалось.

- Посмотрите, это он?

- Он, точно он, - с экрана монитора, как ни в чём не бывало, на нас смотрел даже веселый  Сонька. Но нужная приписка не оставляла нам больше шансов. Дело в том, что грузинскую границу он пересекал в 2008 году. Выходит, что в Батуми ни вчера, ни сегодня он не улетел.

Жаркие споры разгорелись у нас на счет дальнейшего. Оля почему-то склонялась, что он панически боится летать и тем более сообщили, что наш самолет ожидает, пока совершит аварийную посадку другой самолет. Это якобы укрепило решимость Соньки быстрее ссадиться, пока не взлетели.

Эта версия мало вязалась с фактом, что Сонька регулярно благополучно летает и что когда он садился, никак не было признаков даже малейшего страха.

- Я поеду в Киев его искать! – настаивал Максым-Шаро.

Ему объясняли, что это, не окажись его в аэропорту, будет поиск иголки в стоге сена. И официально, чтобы объявить в розыск требуются родственники и то через три дня от момента исчезновения.

- А если он в больнице?! При смерти?!

- С другой стороны, а почему он именно должен быть в больнице?

- Потому что не звонит и не сообщил нам, почему не приехал.

- В Минске он на месяца исчезает и может не звонить.

- То же в Минске.

Если лететь в Киев, то уже всем. А чего лететь туда всем? Рабочую версию придумали, что он опять забухал и не сел в самолет на Батуми. А раз не сел, то опять забухал. Далее может вернуться домой, на крайняк поехать к кому-нибудь в гости вплоть до того, что на Украине.

Решено было, наконец, завтра выходить на маршрут. Дело осложнялось еще и тем, что у Соньки были оттяжки скалолазные 9 штук. Ботинки Волосачза альпинистские. Кошки Волосача (тоже альпинистские). И ботинки и кошки, оказалось, что подходят Полковниковы. До встречи двух групп решили, что первый возьмет, что нужно, у второго, а там посмотрим. 

В разгар спора мы увидели вдруг примерно в километре страшных размеров пожар.

- Это же дом моего одноклассника горит! - спохватился Гога.

Все мы побежали туда. Сразу по асфальтовой улице. Затем на подъем в гору…

Весь большой двухэтажный несколько обособленно стоящий дом был объят чудовищным огненным петухом. На расстоянии даже было жарко. Бушующие языки пламени с треском пробивались через окна. Взмывались высоко над крышей. Это была жуткая теперь уже не поддающаяся контролю стихия. В голос плакали грузинские женщины.

- В пожаре, в пожаре-то люди есть!?

Людей в пожаре благо не было. Сказали, что загорелась якобы проводка. Что там на самом деле случилось, кто его знает.

- Давай отойдем чуть. Газовый баллон может рвануть.

 И в самом деле позже раздался взрыв. На подъем пыталась подняться пожарная машина марки ЗИЛ 131. Лет ей было может быть сорок. Проржавевшая цистерна плакала струями воды. ЗИЛ сдавал назад, делал тщетный разгон, но все так же захлебывался на подъеме и глох. С советских времен видно не обновлялся тут парк пожарной части.

Рабочая версия с Сонькой оказалась точной. Не кривя душой, Сонька потом подтвердил, что взял билеты и благополучно переехал в другой аэропорт Киева Борисполь. Но, к сожалению, в Борисполе ждать требовалось довольно долго. Он не выдержал и решил опохмелиться. Засадил столько, что проснулся, когда самолет уже улетел. Как Смирнов подал на него в розыск в точности я вам не скажу, но факт, что его на сутки задерживали до выяснения обстоятельств. А когда Желтый Дима с Перепелицей собирались за ним ехать забирать, выяснилось, что его уже отпустили. Говорит, приехал сам, а иные, что депортировали.

Сонька был излюбленной темой в данном походе. На случившееся Оля Климович реагировала категорически негативно. Руся всегда выступал адвокатом.

- Глаз, а ты его уволишь из Секты?

- Нет, не уволю. Он пострадал, пожалуй, побольше нашего.

- А мы то чего должны из-за него страдать.

- Это называется добить. Зачем его добивать.

- И что будешь брать его в походы, как ни в чем не бывало?

- Нет. С официальным опекуном. Спрос весь будет с опекуна. Он пусть и ищет, где он там очередной раз уснул. 

Расположились ночевать всё в том же дворе у Гоги. Все так же уверенно и вальяжно прохаживались мускусные утки. 

 

4 сентября 4-ый день

Рюкзаки собирались плохо. Как обычно ничего не влезало. Вторая подгруппа (Полковника) уже была готова к выезду в Ушгули. Согласно списку им собрали в нагрузку заброску, которую планировалось оставить в Жабеши. Заброска, даже, если бы имелся Сонька, выглядела весьма внушительно. Гога усадил их, подгруппу Полковника, в праворульную Тайоту Делика.
- Товарищ Полковник, а вот если мы не придем в нужное время на слияние ледников Оиш и Цаннер, что вы будете делать?
- Сидеть и ждать.
- А вот если мы несколько дней не придем, то, что тогда будете делать?
- Сидеть и ждать.
Вообще тогда мы существенно надеялись на мобильную связь (если не между собой, то хотя бы иногда через сайт).
Мы выступили довольно позже. Тянулись уныло сначала по асфальтовой улице и с как всегда тяжелыми рюкзаками. Не было жарко, однако сразу взмокли. Из Местии выйти всё никак не получалось. То одному, то второму, то третьему приспичивало пополнить телефонный баланс. Если одному это удалось, то далее уже не вышло. Второй и третий вспомнили не сразу. Уже образовалась очередь в несколько человек. А в Грузии подобные очереди продвигаются очень не быстро. Весь вчерашний день еще уравновешенный Глаз стал сокрушаться, дескать, выйдем ли сегодня хотя бы в горы или нет, что всё это сделать можно было и вчера.
Вышли мы с большим трудом. Сразу по левому берегу вдоль бегущего в каменной россыпи русла Местичалы. На отшибе поселка добывали грунт. Экскаватор нагружал его в кузова стареньких еще советских времен КРАЗов. По ровному и плоскому мы быстро дошли до аэропорта. Аэропорт был весьма импровизированным. Довольно скромной длинны огороженная взлетная полоса. Административное здание же аэропорта было предельно примитивно. Хотя всё это, наверное, соответствовало местным требованиям.

Территория аэропорта непосредственно соседствовала с погранзаставой. Беспристрастно-придурковато мимо пройти никак не получилось. Грузинские пограничники не навязчиво и гостеприимно, но потребовали оформить нужный пропуск входа в приграничную зону. Оформление коллективного пропуска (тем более его потом сдача) были сильно формальны, но процесс сопровождался особенной доброжелательностью и дружественными напутствиями. Мало ли что – срок выхода из зоны заявили, как 17 сентября. А что выходить будем объяснили что – через Жабеши. Карта на стене в заставе была значительно подробнее нашей километровки. Для пущей убедительности и доверия Глаз примерно показал линию маршрута.
Сравнительно примитивная карта нашего маршрута дополнялась вполне новым описанием российской группы, которые шли почти недавно (в 2013 году). К ключевым моментам и техническим участкам прилагались фотографии с линией движения.
До русла Чалаата мы шли, несколько даже растягиваясь по практически пологой ровной дороге. Дорога велась по дну долины Местичалы с круто вздымающимися склонами, поросшими травой и древесной растительностью. Немало мы повстречали туристов с легкими не экспедиционной экипировки рюкзачками, Бог весть зачем экскурсируемыми к руслу Чалаата. Туда можно доехать и на машине, но дальше только тропа.
Мы было поставили даже камбуз чум, полагая, что разыграется дождь. Временно нависла над нами туча, но дождь посеял-поморосил, но так и не разыгрался. Величественная убийца Ушба, откуда ежегодно немало приносят тел (нам это в Местии накануне сказали) была близко, но отсюда не видна. Зато открылся обзор на вершину Чатына. Серая скальная громада нависала близко отвесными своими стенами. За неё цеплялись слоистые облака отдельными обрывками и фрагментами, хотя ожидаемую дождевую тучу уже разбило-разогнало и унесло прочь.
Частично вдоль, частично по дороге тек здесь чистый холодный ручей. Напились из него. На дровах даже сварили чай. В установленном чуме лежал Максым-Шаро, подавленный и высказывающий мысли, что не пройдет и не стоит ему выходить вообще на этот маршрут. Но как же не выходить, когда на нем завязано немало общественного груза. Что получится с нами. Когда итак каждый по тридцать пять тянет.
После устья Чалаата дорога превратилась в тропу. Встретились нам два пограничника молодого возраста. Для убедительности показали им пропуск.
- Тропа будет выше или ниже? - осведомился Глаз.

              Местичала, потеря тропы
Сказали, что идет ниже, вдоль ручья (Местичалы). Так и пошли, но она рассыпалась. Река с грохотом переваливалась через гигантские каменные глыбы. Мы оказались в самом глупом положении: на траверсе крутого травянистого склона, что и ни туда, ни сюда. И с тяжелыми рюкзаками и ни вперед, ни назад. А поскользнешься – упадешь в Местичалу, смоет, и в лучшем случае останешься без рюкзака.
- У нас же веревки есть, - обрадовалась аудитория.

Траверсировать травянистый склон пришлось с ледорубами и по типу маятника, вверх-вниз, запуская привязывать веревку Паленого. Её, двойную потом сдергивали. Глаз, как уже писалось ранее, прикупил в этот поход новый рюкзак Novotur: красивый внешне, но не практичный крайне. В самый неподходящий момент на этом самом травянистом склоне вдруг частично отстегнулся клапан. Из-под него сразу как грыжа вылезла куртка. Подоспевший на помощь Волосачз ничего путного так и не смог предпринять. В сверхнеудобных условиях пришлось снимать и настраивать этот поганый рюкзак.
Глаз пошел в разведку и удивительным образом обнаружил крепкую тропу выше нас и не далеко.
Она вывела вскоре на поросшую травой террасу. Везде Кавказ он разный. Не только по рельефу, а и по фауне.
Возле сосны и пихт имелось презентабельное место для лагеря. В принципе, идти еще можно было по времени час. Кто его знает, будут там дальше удобные площадки и вода.
Пришлось немного поработать расчистить место под палатки от обилия сосновых шишек. В семь часов вечера стемнело. Грохотала Местичала.

5 сентября 5-ый день

До впадающего слева (орографически) Мурквама шли около часа. Погода была хорошая. Разок привалились возле чистых отфильтрованных ручьев. Встречались слизни исполинских размеров. Колорит зеленым пейзажам добавляли насыщенно-сиреневые лычки Иван-чая. Паленый сразу принялся обильно фотографировать виды. Но как обычно карточку в итоге отформатировали. Фотоаппараты в принципе дублировались, но только не было в этом походе фотографов, вот, как например Сережа Климович. Когда не просто позирование и бивачные кадры, а именно движение и фишки. 
Вода в Муркваме была прозрачная. Переходить вброд ручей не пришлось. Через него были переброшены два бревна. Мураквам по ним и форсировали. Тропа постоянно норовила потеряться в лесу. Кое-как мы её находили по турам. Светило солнце. Мы были мокрые как мыши. Это тяготило еще больше тяжелых рюкзаков. В лесу встречались неровные каменоломни. Белого камня. В одном из таких мест Глаз травмоопасно упал.
Лес благополучно закончился. Мы вышли на бараньи лбы с зет-образной косой полочкой: единственное возможное место спуска в каньон Местичалы. Веревку перебросили через прочно укорененный куст. По очереди произвели дюльферный спуск. Самым стремным было сдернуть ветвью веревки какой-нибудь из плохо лежащих камней себе на голову. Такая возможность была.

Далее после отдыха шли по осыпи вдоль Местичалы. Деревья исчезли. Позже всякая растительность пропала тоже, сменившись свежей мореной. Шли не спеша. Глаз раскручивал товарищей на компрометирующие истории. Дескать, расскажи то, расскажи это.
Орографически правый берег обрывался к Местичале вертикальной стеной. Левый выглаженными бараньими лбами. Вопреки описанию туда сильно и искренне несло Паленого. Подъем на моренный вал оказался значительно круче нежели выглядел издалека визуально. Мы поднимались крутым косовосходящим траверсом. Некоторые участки живой сыпухи были совсем нехороши.

- Не разбредайтесь, ……, - матерился Глаз.
Однако Паленый все-равно здриснул и «попал» камнем в ногу идущему ниже Виктору Гюго.
- Ай!! Блядь!!! – на все ущелье заорал Гюго.

Так мы вышли на правобережную террасу тоже в виде морены. Впереди виднелся конечный язык ледника. Выглядел он довольно круто. Из протаявшего канализационного сифона пенно вырывалась Местичала.
По времени можно было еще и идти. Но очевидно, поднявшись на ледниковый язык, будет опять же зачехленная морена и проблемы с водой. В прошлом году так оно на Памире и приключилось. Мы зашли на язык Хадырша, а там едва разыскали средь моренных неровностей ледниковую ванну. Горы везде разные. Но определенные закономерности в ледниковой зоне существуют.
Нашли подобие площадок, довели их до ума. А когда разбили лагерь, то любящий посещать отхожие места Волосачз, посещая, насмотрел уже кем-то подготовленное место для лагеря. Лучше нашего

 6 сентября 6 день

День обещался быть хорошим. Солнце уже давно освещало ледник Лекзыр. У нас здесь в узком ущелье Местичалы долго еще было зябко и сумрачно.

Хозяйство велось теперь (как, впрочем и обычно) по кирпичной системе. Мешок с едой на всех на день именовался «кирпич». Дежурил именно тот, чей предполагалось реализовывать кирпич. Варили как на газу, так и на вонючем бензине. Поначалу большинство предпочитало газ. Для кухни использовался чум-камбуз «Алешкин дом». Он пережил 53-ий поход. Его подремонтировал Гомельский аппарат и даже дошил зимнюю юбку.

   Восточная ветвь ледника Лекзыр
Выходили мы обыкновенно в половину одиннадцатого. Точно так же было и сегодня. Были мы в урочище Лекзырский Крест. Здесь когда то пересекались ветви ледников. Но теперь уже Лекзырского Креста не существует. Из-за глобального потепления центральная и более нижняя часть условного «креста» протаяла и превратилась в морену.

  Необыкновенное приключение Виктора Гюго на моренном чехле Лекзыра
Подъем на ледниковый язык был вполне демократичен. Мы неторопливо продвигались по моренному чехлу косо и направо, пока не вышли под орографически левые утесы места перехода восточной ветви Лекзыра в Местичалу. Коричневая нависающая над нами стена шерилась своими холодными неровностями, плакала многочисленными ручейками. Но попить было негде. Шли по крупноблочной осыпи коричневого цвета. Стена обвалилась недавно, ибо каждая глыба была неотесано-угловатой и лежала шатко. Перескакивать приходилось травмоопасно.

  Волосачз (в центре кадра) на леднике Лекзыр
Масштабы Кавказа не Памирские. Идешь тут довольно быстро. То есть имел я в виду «картинка меняется» скоро. Еще каких полчаса и мы вышли на пологий стол восточной ветви ледника. Здесь среди льда бежало множество ручьев: в протаинах и поверх льда, мой генерал.

Ручья образовывали множество полостей, конфлюэнсов, сифонов, как на всяком это бывает леднике в дневной час, во время полуденного солнца. Северная ветвь ледника тоже подтаяла и теперь уже из сплошного превратилась в висячий ледник. Из-под краевой нижней его части вырывался водопад. То струями, то рассыпаясь в нежную вуаль брызг. После деградации Лехзыра перевалы, которые через ГКХ по визуальной оценке очень превосходят категорию, что заявлено на карте.

Другой водопад через сорок минут хода был еще более значительный. Он низвергался сверху, со стены и падал метров на сто, продалбливая у основания стены ранклюфтоподобное углубление.

Настроение в группе несколько приподнялось. Трое в ледниковой зоне были впервые и теперь находились в эйфоричном состоянии близком к восторженному.
По «столу» идти было особенно удобно – в режиме променада – и полого и быстро и даже без одышки – постоянного спутника горнотуристических путешествий. При всей пологости, мы тем не менее высоту набирали.
Сзади нас открылась панорама Ушбы и массива Шхельда. Спорщик и фрондер Паленый убеждал Глаза, что Ушба это Чатын. А Чатын это Ушба. Визуально даже было понятно, что Ушба выше. «Шабаш ведьм» - называют сваны этот столп. Всегда почти, даже когда хорошая погода, зубцы Ушбы скрыты облачной шапкой. Так было и сейчас. Гора стояла к нам северным своим боком. Южная и Северная вершины проецировались почти в одну линию. Но были прикрыты верным своим спутником - тучей. Туча матовела и только-только начинала разряжаться, вновь вдруг сгущалась, розовато подсвеченная вечерним солнцем, сокрывая очертания Ушбы. Премьер кавказских гор-убийц.

Чем далее вверх, тем более очищался от камней ледник. Все меньше их было и меньше, наконец, остались только отдельные вмурованные в лед призматические глыбы. Для ледников Сванетии характерна ступенчатость: чередование пологой столовой части и ледопадов.
Ледопад возвышался трехсотметровой ступенью, казался вполне преодолимым в правой орографически части. Но это уже не на сегодня.

                        Ушба (та, что с облаком) и Чатын (тот, что без облака) на заднем плане
- Глаз, Глаз, а на ледопад мы завтра полезем?!
- Да, да, полезем.
- А в кошках, в кошках полезем?!
- Да, да, полезем.
- А с якорями, Глаз, полезем? С якорями?
- С якорями не полезем.

Ступень ледопада выглядела веревок на пять. Палатки поставили недалеко от взлета на шикарной плоскотине. Воду набирали в ближайшем желобе. Было тихо и безветренно. Мы были совершенно одни в этом затерянном мире, отчужденные от цивилизации несколькими днями хода. Не было даже мобильной связи. Атмосфера автономки была приятно-тревожной и немного мрачной. Это и придает драйв нашему отдыху и путешествиям.

7 сентября - 7-ой день

  Демократичный ледопад
Небо было чистым, но только за исключением околовершинной области Ушбы. Она была, как обычно, снабжена облачной шапкой.
Неподалеку от палаток была обнаружена вполне легкая красная альпинистская каска. Маршрут наш не был торной тропой, однако, стигмы посещения его туристами попадались постоянно.
- Глаз можно я эту каску себе заберу, - поинтересовался Паленый.
- Бери, разумеется.
При сборе лагеря Глаза заставили нервничать. Топтались по его вещам. Они лежали в совершенно таком же месте, как и соседние. Сколько не просил отойти. Наконец Волосачз кошкой наступил на кружку, сплющил, но не пробил!

  Паленый в горах. Сванетия 2014г
До ледопада было близко. Это оказалось не совсем то, что виделось. Не нагромождения, как чаще встречается призм, а радиаторные и глубоко расчлененные лезвия. Непроходимость ледопада сразу сделалась очевидной. Согласно описанию, поднимаются по осыпи правого борта. С ледника на верх пройти можно в одном месте, перепрыгнуть несколько трещин по снежнику.

         Паленый на леднике Лекзыр
Ледопад этот был живой: где-то стекала вода, где-то катились или соскальзывали камушки.
- Мы не хотим подниматься по осыпи, - обиделся Максым-Шаро, - Там соскальзывают камни. Камни соскальзывали в определенных местах, где обнажился лед.

   Максым-Шаро

Глаз ходил в разведку без рюкзака – ходилось.

                                     Путь подъема по крутой осыпи
Осыпь была единственным маршрутом подъема. Подъем этот изнурительный и гораздо длиннее, чем это казалось визуально. Рюкзаки были еще тогда неимоверно тяжелы. Камни под ногами живые, группа разбрелась каждый в своем темпе. В некоторых местах нижние проецировались под верхних. Глаз решил, что группой в горы пошел в последний раз до тех пор, пока в ПВД не станут ходить, держась за шнурочек.
На середине пути нам повстречался водопадик, который низа не достигал, а уходил под осыпь. Почти три часа мы лезли на верх и путь нас привел на очень оригинальный гребень, будто выполненный из плотного слежавшегося гравия.

            Своеобразный гребень

Нашлись даже площадки под ночевку. Только здесь не было воды. 

   Тучи над Ушбою (на заднем плане) ходят

По времени была истрачена пока что только половина ходового дня. Седловина Башиля была довольно далека и то спрятана за гигантскими, кажущимися пологими ледовыми холмами. Фотографии старались сделать, но Паленый отформатировал опять же повторюсь карточку и те, что приведены здесь только не значительная дублирующая часть. Уже давно мы не видели воды: хотелось пить. В циркоподобное расширение предполагалось спуститься с «гравийного гребня». Но мы все не могли найти где. Пошли выше, вроде как по тропе с туриками (тур – подобие или пирамидка, рукотворно сложенная из камней и служащая в горах ориентиром), но она затерялась. Да еще и требовалось идти на подъем. Спуск не был далек и преодоление крутого участка хватило бы две веревки. Нашли даже подходящий массивный камень для спусковой петли. Глаз сходил в разведку и нашел следы. Они спускались, образуя в грунте даже заметные углубления-ступени. Уже разматываемую веревку пришлось собрать. Мы благополучно спустились на лед. Он был здесь ровный и пологий. Хватало питьевой воды. Оглядываясь, место спуска с нижнего ракурса было очевидно, как и то, что оно единственное логичное.
Обедали обыкновенно карманкой. Карманку раздавал дежурный. Старался чаще утром, дабы скорее разгрузиться. После обеда, смещенного сегодня ближе к ужину, двинулись дальше. Хотелось сегодня как можно ближе подойти под перевальную седловину.
Ледник был открытым. Шли сразу по ровному жирно блестящему льду, но чем дальше тем больше становилось трещин. Сразу небольшие совсем, но чем дальше, тем они становились шире и глубже, пока, наконец, мы не попали в самый настоящий ледовый лабиринт. Волосачз пошел несколько левее. Трещин там, где Сережа, было меньше, но перейти просто поперек не получалось из-за этого самого лабиринта. Решили спуститься не много до того места, где разошлись. Неожиданно Максым-Шаро провалился ногами, но застрял рюкзаком. Пришлось размотать веревку и связаться в сосиску. Сосиска двигалась значительно медленнее, но методично и вскоре пристегнули и ожидавшего Волосачза.
Этот огромадный, даже не характерный для ледниковой зоны Кавказа цирк был особенно мрачный. Он чем-то походил даже на Колизей или другое место, где совершаются различные убийства, с возвышениями и ступенями. Особенное зловещие придавала ставшая пасмурной погода, ну, и, разумеется, близость вечера. Ледник был сырой – дышал духовитой влагой. Как мы ни старались идти быстро, к перевальной седловине было видно, что сегодня сильно не успеваем.
Часы просигналили.
- Глаз, вечер уже!
- Вижу, что вечер.
- Становиться надо уже!
- Сам знаю. До дальнего камушка дойдем, там посмотрим.
У дальнего камушка стать лагерем тоже не получилось – ледник был весь расчленен бороздами, наплывами и пузырями.
Решено было идти до очень дальнего камушка. Так и сделали. Заняло это еще двадцать минут. Не столько под этот мрачный вечер теперь были мы устамши, но озлобелены.
- Да куда ты выстегиваешься! - журили Волосачза.
Плоское место было наконец найдено. Здесь был снеголед. Волосачз принялся его не то копать не то рубить и быстро довел лопату марки Фискарс (уже итак) подгулявшую в условно пригодную.
- Лопатой снег насыпают, а не рубят! …
Глаз принялся помогать Паленому утаптывать снег, но, когда тот принялся давать советы, психонул и пошел варить ужин (был дежурным).
Ходим по семь-восемь часов, а наметилось отставание от графика хода. Пока еще компенсированное. Перевальная седловина не была видна. Перед нами возвышались широкие пузыри предперевального взлета, все распаханные плавными продольными бороздами и подрезанные зияющими поперечными трещинами и бершрундами.

8 сентября 8-ой день

Вчерашний мрачный и сырой ледник, похожий на Колизей, за ночь подмерз и теперь, осиянный солнцем, весь блистал и улыбался. Рядом с Башилем, которого совсем еще не было видно напротив отлично и панорамно смотрелся перевал Тот. Идти его – 3А решительно не имеет смысла. Выводит туда же, куда и наш Башиль 3600м 1Б-2А*. Фотки только жалко, что похерили.

Мы просмотрели путь подъема и начали его. Как оказалось, пошли единственно правильно, ибо везде были трещины: на поверку ледник оказался гораздо более разорванный. Светило солнце. Здесь уже становилось не жарко. Выше было совершенно полого, но и трещины прикрыты. Пришлось связаться в сосиску. Сосиска шла медленно по ровному полю гофрированному ровными плавными буграми. Перед самой седловиной был небольшой взлет. По бокам он, конечно, подрезался бергшрундами, но нам это было ни по чем. По центру ходилось совершенно свободно.
Перевальная седловина. Была возможность даже стоять здесь лагерем. Но это ещё это было не «футбольное поле». Перевал Башиль это называлось. Сюрпризов на подходах для 1Б, даже со звездочкой больше ожидаемого. Подходы даже сегодня были ласково-привольные по погоде. Будто даже не в ледниковой зоне находимся. Погода в Сванетии в сентябре приравнивается к санаторной. В низах летом бы от жары сдохли. Да и на осадки пока грешно было бы жаловаться. 
Кошки царапали фирн с крупно гранулированным поверх сахаром.
- Глаз, а дальше как, - вдруг осведомился Гюго?
- А только с веревками и дальше.
Отчет за 2010 год, что я проштудировал накануне, вносил только дезинформацию. Там спускались по телу ледника. Об этом теперь не могло быть речи. Ледник на спуск стал не только слишком вогнут, но и сплошь был теперь располосован ледовым лабиринтом. Трещины злобно шерились имелся единственный проход вдоль левых скал. Так и рекомендовали в отчете 2013 года. 
Проход был только по узкому сужающемуся ледовому языку крутизной 40 градусов. Но нужно страховаться: слева вытаявшая щелевидная пещера ранклюфта не известной глубины, а слететь вправо – поперечные трещины ледникового языка.
- Зачем я тягаю этот айсбайль? - вдруг вспомнил про бремя Волосачз.
- А затем и тягаешь, что теперь без него никак.
Айсбайль пришелся как нельзя кстати, причем прямо теперь. Фирн был именно такой, когда еще не будет держать бур, но уже не заходит ледоруб. Два ледоруба, куя по головкам, забили айсбайлем и сблокировали лентой. До камней, где ходится безопасно ногами спускаться было две веревки. Как на зло, поднялся чрезмерно свежий ветер. Пока четверо остальных проделали спуск (недопустимо медленно) Глаз на ветру чуть не окочурился. Распаковывать рюкзак и лезть за вещами было здесь не удобно. Глаз матерился по рации, пытался подогнать, но дело от этого не ускорялось никак. Вопли и матерщина без рации просто разносилась ветром и не доходили до адресата (адресатов). Рюкзак был пока еще столь тяжел, что ничего не оставалось, как сначала дюльфер производить с ним. А потом возвращаться и сбрасывать ледорубы, но уже без рюкзака.

Мы катастрофически много время потеряли на две веревки. Стало очевидным, что для технически насыщенных участков группа наша не состоятельна. Глаз с Паленым пошли забирать ледорубы. Глаз слазил и как надо связал по типу «топоры». Мы стояли с Паленым на уверенной каменной грядке.
- Глаз, сейчас в щель свалятся, - накаркал Паленый.
Глаз потянул за одну из ветвей сдвоенной веревки… Никакого эффекта.
- Ты, Глаз, просто потяни сильнее, рывком, - посоветовал было Паленый.
После рывка Глаз упал навзничь. Опорный ледоруб выскочил со свистом. Высоко подпрыгнул вверх, увлек за собой блочный. Разгоняясь несколько секунд конструкция-конгломерат из снаряжения вдруг свалилась в ранклюфт!
- Давай тянуть потихонечку, - предложил Паленый .
Тянули потихонечку, но метров через десять веревку заклинило, причем, стало очевидно, что стационарно.
- Давай мне, Паленый, свой ледоруб.
- Полезешь?
- Разумеется, что полезу.
Ледоруб Паленого раза с двадцатого удалось вогнать почти на три четверти. Следовательно можно нагружать.
Холодная темень полости ранклюфта косо уходила куда-то бездонно. Ледорубы заклинили метров на шесть в глубине. Туда получилось в узком месте спуститься в распор, высвободить и также выбраться…
Новая конструкция «топоры» вылетела с первого потяга и уже ни в какие трещины не сваливалась. Мы благополучно спустились с Паленым до камней.
 Дальнейший спуск на выполаживание ледника происходил по сверх крупноблочной не стабильной осыпи. Гигантские скальные обломки коричневого цвета были сильно не стабильны и нагромождены были шатко. Спускаться получалось исключительно медленно. Ощупью, осторожно. Даже с выпусканием разведчика – не дай Бог с такими рюкзаками ещё и спустиишься не туда. Крутая каменоломня узко по единственно возможной траектории спуска явно выводила на выполаживание ледника. Справа осыпь круто обрывалась к разорванному ниспадающему языку ледника, слева поджимали выглаженные когда-то ледником ледником бараньи лбы. 
Туров никаких не наблюдалось. Просочились по осыпи на глобальное выполаживание. Уже наметилась тенденция к потемнению. Мы все полагали, что за следующей россыпью вмерзших в лед камней будет положе и уютнее. Но стали появляться все более разверзнутые поперечные трещины.
Стали, где место само и просилось. По времени мы шли часов семь или восемь (как и другие дни), но результат был не очень: спустились только преодолев самую верхнюю часто ледника.  

   

  9 сентября 9-ый день

Сегодня Верхняя Сванетия нас не баловала. Согласно расписанию поднялись мы, как и всегда в семь утра. Организованно позавтракали. Небо вдруг опустилось и сравнялось с ледником.  За утренним чаем зашелестел, заволновался тент палатки. И вот уже застучали, закропили крупные капли дождя. Разлеглись в палатках. Довольно скоро возникла тенденция к развиднению, но всё это было не надежно.  Глаз начал готовиться к пурговке и успел засадить сотку.

- Глаз, Глаз ну посмотри, какая сейчас замечательная погода! – теребил Паленый.

 

Признаков хорошей погоды не было. В окнах облачности тучи, что выше шли не в ту сторону с облаками, что ниже. Удалось Паленого избежать, оттянув время на два раза по полчаса.

- Ну, Глаз, ты только посмотри, как начала улучшаться погода, - скандировал Паленый.

Небо стало выше. Решено было идти. Максым-Шаро, однако, не хотел идти:

- Глаз, я саботирую.

Доселе он считался по хладнокровнее.

- Оставайся. Это будет тогда лебединая песня, - согласился Глаз.

Начали спускаться. Снизу стали тянуться космы тумана. Мы шли выше этой четкой белесой границы, но была тенденция к его подползанию выше. Мы двигались по пологому леднику. Он был весь в трещинах, даже они были не то что трещинами, а целый лабиринт трещин. По большей части мы их, трещины, перескакивали.  При нормальной еще видимости вышли на правый моренный борт.

Туман стал навязчивее и подобрался еще ближе. Максим все сильнее раскапризничался. Глаз пошел в разведку и обнаружил «нужный» дюльферный камень, прочно вмурованный в дерн. Здесь были сразу два репика и основная веревка всё сблокированы дюльферным кольцом.

 Видимость в сыром тумане двести метров. Дюльфер тридцать. Куда спускаться было хорошо видно. Максим канючил.

                                      Дюльферный спуск
Глаза запустили первым. Рюкзаки были еще особенно тяжелы, что с ними не особо и дюльфернешь. Решили передать как троллейбус. Дюльферный спуск вывел на травянистый бугор. Рядом лежал гигантский валун. Вниз спуск какое-то время был опасно крутой в виде узкого сыпучего (или не сыпучего гребня горной глины). Это была правая бровка ледника Дзинал. Совсем рядом нависали глыбы ледопада. Они зловеще голубели.

 

Туман охватил нас своими холодными объятиями, пошел мелкий дождь в виде мороси. Мальчишки спускались из ряда вон как медленно. Еще хуже было с передачей рюкзаков.  Глаз и Шаро натягивали веревку, встегиваясь в обвязки. Получался троллей. Сверху по какой то хитроумной методике другой веревкой Паленый и Гюго рюкзаки сдавали на скользящем карабине или оттяжке. Волосачз принимал и отцеплял. Что они там на мудрили понять было сложно, но последний рюкзак (Волосачза) заклинил. Точнее пацаны запутали веревку.

- Глаз, надо отпускать, веревки нет!

- Ну, отпускай! Раз ничего другого сделать нельзя.

Рюкзак с гулом разогнался. Веревку натянули чуть мягче, чтобы ударился о землю касательно. Рюкзак впечатался в неё грузно и шлепко. От задрожавшей веревки разлетелись брызги воды.

- Ну, почему именно мой рюкзак!! – не унимался Волосачз.

Пошел дождь, и стало еще холоднее. Нас потряхивало. Макс вел себя отвратительно. Ждали, пока разойдется туман.

- Надо было там на леднике остаться. Ты, Глаз, самый отвратительный на свете человек. Не надо было ходить.

- Это называется в окна ходить. Вот и будем ждать окно.

               Окно в тумане

Окно ждали не долго. Поставили камбуз-чум. Тотчас сделалось теплее. Выглядывали периодически на улицу. Минут через сорок пять туман разбило. Его белесые обрывки растащило по окрестностям. Спускались очень осторожно ощупью. Спуск здесь был весьма опасен. Можно соскользнуть по плотной горной глине с камнями-катушками и так выехать на крутые сбросы. Шли потиху, стараясь не скинуть ни на кого камень. Постепенно стало положе и наметилась тропа с туриками, хоть и прерывистая, но она все же хорошо читалась.  По узким ущельям Сванетии ходить тяжело. Посещают их не многие, но посещают. Мы встречали стигмы туристов, их самих за поход не видели ни одного человека. Связи тоже здесь не было.

Ледник Дзинал слился с Кулактау. Дно долины было здесь широкой пологой мореной с руслом ручья по середине. Тут же появлялась нежно-зеленая травка. Издалека мы еще увидели тур на большой каменной глыбе. За ней, этой глыбой и уютные площадки для лагеря.

Туман почти совсем разошелся к вечеру. Лишь кое-где на гранитных утесах остались его отдельные рваные клочья. Как всегда в такое вот вечернее время очень тихо в горах, только где-то неподалеку умиротворенно шумит река.

10 -ый день 10 сентября

Бытовой сектор работал безотказно. Этот был одним из не многих наших походов – режимный. То есть, когда соблюдался режим дня. Поднимались точно в семь утра. Собирались, может если и не быстро, то ходового времени выхаживали по семь, восемь часов. Но, не смотря на то, что откровенно не динамили и даже несколько спешили, всё же опаздывали на рандеву с Полковника группой. Чем больше становилось очевидным опоздание, тем назревала сильнее и вынашивалась тревога. Не столько за них, сколько за то, что они предпримут, не обнаружив и может, не дождавшись нас.
День выдался спокойный и ясный. Очень заманчиво было идти не в обход , а сократить путь через перевал Кулак. Но это двойка Б. Определяющая сторона от нас на подъем – крутой ледовый склон. Более всего смущал поиск прохода между разрывами и сераками ледопада. Хоть описание было за прошлый год, теперь все могло оказаться грустнее.
Ручей Дзинал шумел по моренной плоскотине. Затем, низвергаясь вниз, с шумом убегал, производя резкий левый поворот. Справа примыкал отрог крутого грязно-серого и всего разорванного ледника спадающего с перевала Тот (3А). Слева поднималась невысокая скальная гряда. С ракурса лагеря через неё идти выглядело привлекательнее. Макс не хотел переправляться через реку, хотя ему доводилось переходить препятствия и по значительнее, нежели Дзинал. Форсировали поперек шеренгой, опираясь друг на друга.
Дальше следовало сходить в разведку без рюкзака, дабы не запереться? куда не следует, чтобы не пришлось возвращаться.
Разведка террасы выявила две новости – плохую и хорошую. Первая это, что с террасы спуститься невозможно – всюду скальные сбросы в виде сплошных выглаженных бараньих лбов. Следовательно, реку придется переходить обратно. Вторая, Дзинал после поворота устремляется внутрь ледника и к левому берегу можно перейти по моренному чехлу поверх реки.
- Это входит в программу тура? – возмутились туристы.
- Конечно, - обрадовался Глаз, - По чуть-чуть в этом походе сочетается всего. У нас в Сванетии ВСЁ ВКЛЮЧЕНО.
- А переправа, переправа, Глаз, еще будет или не будет?
- Какое там просто переправа! Навесная будет! – пошутил Глаз.

Новость, что Дзинал требуется переходить обратно, не была принята с восторгом, однако личный состав отнесся к тому довольно спокойно. Перешли. Потом спускались по гранитному конгломерату. Еще потом по подобию тропки с туриками. Затем по мелкой сыпухе. А еще позже Глаз с Паленым шли по некой даже, скажем, грязюке.
Дзинал действительно исчезал под моренный чехол. Это ничем не помогало. Морена упиралась в скальный прижим. Ниже из сифона вырывался поток воды, уже более водоносный, нежели выше. Стало очевидно, что Дзинал опять придется форсировать. Коллектив был у нас уникален. То тормозили, но неожиданно иных было не обуздать, стихийно возникало какое-то внутреннее руководство к действию. Порывались бежать и переправляться. Группу охватила близкая к панике одержимость.
Из вытаявшей пещеры, откуда вырывалась вода, веяло влагой и холодом. Для переправы участок был ограничен. Не многим ниже пещеры Дзинал принимал справа почти равноценный по водоносности приток.

              Волосачз (на переднем плане и перевал Тот (на заднем плане)
На поверку ручей оказался значительно мощнее, чем сразу нам казался. Ожидать следующего дня было решительно не нужно. Перепады температур ночью-днем не так сильны, к тому же ещё и не поздно, двенадцать.
Глаз выбрали пушечным мясом. Требовалась двухусая переправа. Только все никак не выбиралось под неё оптимальное место.
- Допизделся Глаз. Придется навесную переправу делать! – определил Глаз.
- Допизделся! Всё включено, - поддержали коллеги.
Как нельзя лучше на другом левом берегу был вострый гранитный гребень. Если его перебросить, там можно вполне заклинить веревку. Решили – сделали. Гюго бросал-бросал. Но конец веревки с камушком всё сваливался в воду.
- Дайте попробую я! – вдруг предложил Волосачз.
Конец веревки сразу попал в цель и очень надежно заклинил. Глаза пристегнули на скользящем поводке и вручили жумар.
- Тебя если Глаз смоет, то ты подтягивайся за жумар, - посоветовали мальчишки.
Течение было не шуточное. Глаз отклонялся навстречу и упирался, чтобы не свалило, со всей дури. Каждый шаг переставлялась нога на грани фола. С усом бы не дошел – течение бы подтаскивало и за ус.
У противоположного левого берега было несколько глубже, там Глаза и завалило. Но вылез, хватаясь за веревку – до берега было уже не далеко. Жумар же с поднятым курком был застегнут в сторону правого берега, то есть обратно.
Нашли где по берегам возвышались удобные гигантские валуны. На правом берегу оставили превосходную петлю от расходного репика-семерки. С другого берега Глаз натянул веревку через четыре перегиба полиспастом. База сильно динамила. Людей переправляли на грани макания жопы. Но если изловчиться, то можно было и не подмокнуть. Было забавно и даже не много ржачно. Дошла речь до рюкзаков.

                        Гюго Паленый (который висит) и Глаз
- Клапан! Клапан в рюкзаке моем застегни!!!
Паленый лихо взвалил рюкзак и направился к переправе. Река грохотала.
- Клапан, Паленый застегни!!
- Что-оо??!
- Кла-пан в рюкзаке застегни, еб твою мать!! – беснующийся поток было не перекричать.
Переправа была осуществлена вполне успешно и с не свойственной нам оперативностью. Дороги назад не было. Шаро высказывал мысль здриснуть вниз и каким-либо способом добраться до Жабешей.
- Назад, Максим, только назад через Башиль или вперед к Полковнику.
Через Башиль возвращаться Максиму менее всего и хотелось. Глаз если слукавил, то не сильно. Дзинал далее врывается в скальный каньон. Называется он урочищем Ворота Грузии. Ворота Грузии я читал, что обходят хитро по верхам и еще и через какой-то Уфимский перевал. В общем это не просто идти на спуск. То на то бы и вышло.
Шли по пологой широкой долине сразу мореной, далее по земле с отдельными валунами. Еще вперед по дерну, а потом петляя через кустарники. И так до реки Китлод.
Китлод тоже сбрасывался в каньоноподобном углублении. Сначала мы шли по относительно плоскому не протяженному участку, поросшему карельской березой. Отдельными россыпями выходили обнажения валунов. Пейзажи и обстановка были здесь локально приближены к Хибинским.
Наконец начался крутой подъем. Высокая трава была примята тропинкой. Скорее всего, на спуск тут несколько недель назад прошла группа. По ней и поднимались. Трава закончилась, и мы оказались на плотном грунте крутого траверса. От тропы остались едва заметные углубления от чьих то ботинок. Прошли еще вдоль, но дальше было совсем страшно – сорваться вниз по склону в каньон Китлода. Шаро и Гюго изловчились и дошли до места с удобным для дюльфера камушком. Остальные трое идти туда побоялись. Полезли косо вверх через морщину. Ногу ставить каждый раз было некуда. Глаз придумал выковыривать камни: так получались ступени. Передохнуть и расслабиться можно было возле березы, произрастающей из склона. Шаро и Гюго находились от этого дерева в проекции дюльфера.
Обвязали березу. Глаза запустили без рюкзака разматывать веревки. До низа оказалось сто пять метров. Обратно пришлось лезть с жумаром. Конфуз произошел на спуске с Глазом и Паленым. Трое спустились по одинарным веревкам. Но их надо было забрать. Двойной шестидеситиметровой веревки от камня до низа не хватило. Глаз нарастил как самовыдачу толстый репик-семерку и стал стравливать. Но веревка вдруг престала проскальзывать по дереву. Каково же было удивление, увидев над собой жопу! Это был Паленый.
- !!!!!!!!
- Я же не знал, что тебе веревки не хватает!!
- Так какого ты лезешь, пока она не свободна!
Этот затычный траверс отнял у нас сколько-то времени. Палатки поставили на мшистом пятачке среди кустов. Подъем на Верхние Китлодские ночевки на завтра не обещался быть санаторным. Чуть поодаль круто взлетала ступень ледопада. Над ним серело вечернее небо. Где-то по аналогии с Башилем слева должен быть пролаз. Но отсюда не было видно. Глаз решил поутру сгонять в разведку без рюкзака.

11-ый день 11 сентября

Время все больше поджимало, наступало нам на хвост. Следующий перевал требовалось пройти как можно быстрее. Чтоб выйти на пологий предвершинный цирк ледника – это надо миновать Китлодские обрывы. Что под ними подразумевается? Никаких обрывов подозрительно не было видно. Вместо того зажатый в ущелье взлет ледопада. Слева, как и на подходе под Башиль, он был более пологий. Справа наползал матовым пузырем изорванным в верхней своей части, но не забор лезвий, как на подходах под Башиль. Пришлось идти в разведку. Глаз поднялся еще до дежурного по кухне и пошел себе налегке. Небо подозрительно становилось ниже. Облака все более сгущались и вскоре сплотились в непрерывную облачность.

Идти сразу было вдоль ручья Китлод. Довольно многоводного. Зеленка быстро закончилась, уступив место морене. Потом свежим моренным выносам. Вокруг было довольно интересно, разнообразно и, невзирая на все более портящуюся погоду, живописно. Траектория подъема была причудливой. Серповидный путь по морене поверх ледового вала с постепенным выходом на траверс и косой набор высоты. Что вполне можно зайти по правому моренному борту на ледопад стало очевидно. Прошло час сорок с тех пор, как я вышел из лагеря. Какое ценное тактически место. Случайно обнаружились площадки (не искусственного происхождения). Рядом из камней совсем неожиданно вырывался чистый ручей. Визуально не более часа оставалось косо восходящего подъема траверсом. Далее можно зайти в морщину, которую прорезал очередной ручей, а там видно, что уже выполаживание. 

Не успел я дойти до лагеря. Пошел дождь. Мальчишки уже поели и оставили завтрак. Шел дождь. Шло вместе с тем время. Пришлось сидеть в палатках. Как будто уже к обеду дело стало проясняться. С интересом мы, мальчишки, высунулись из палатки. Сверху было действительно чище. Воздух дышал духовитой дождевой влагой и был неподвижен.
- Вниз, вниз посмотрите!

Снизу, откуда мы сюда пришли. Извиваясь, выползли белые щупальце. Они поднимались быстро и зловеще явственно. Мы остолбенели от ужаса. Но полтергейст быстро стал объяснимым. Щупальце побледнели и не выглядели потом так уже аномально: за ними потянулись молочно-белесые клубы тумана – самого густого, какой только вообще бывает. Спустя минут десять все окунулось в сыро-промозглое непроглядное марево. Позднее с новой силой разразился дождь.
Пережидать было бы еще более уныло, если бы Глаз не придумал игру.

              Паленый в зеленке
- Назовите мне двадцать элементов горного рельефа, - предложил Глаз. Ему оппонировали Гюго и Паленый. Назвали шестнадцать.
Глаз ответно называл двадцать брэндов одежды. Мальчишки назвали вполне двадцать узлов, но спалились на известных картинах русских художников. Глаз же подкачал с двадцатью песнями группы Ария.
- Ну, как там эта…, тьфу, ну, …зомби, зомби всё злей и зле-ей,
Зомби, зомби в душе мое-ей.
- Ой ха-ха-ха-ха, - от души веселились Паленый с Гюго, - Мы тебе не можем эту песню защитать. Такой нет.
- То есть как это нет?! – возмущался Глаз.
- Есть …бесы, бесы всё злей и зле-ей,
Бесы, бесы в душе мое-ей.
- Не один ли хрен?
- Нет, нет, - мы тебе Глаз это не можем засчитать.
Гюго и Паленый играли мало того, что вдвоем, так еще придумывали всяческие послабления себе. По отношению же к Глазу правила были драконовскими. Это не помешало всё-же Глазу выиграть у них почти пол-ящика коньяка.
Дело, казалось, уже сегодня не будет вовсе. К половине четвертого было можно идти по погоде. Тем более Глаз не успел еще поддать. Спешно свернулись и выдвинулись к тем самым площадкам, что Глаз на разведывал утром. Хоть два часа окна и хода – хоть сколько приближают нас к перевальной седловине. Это как дядя Борис обожает – ходить в «окна погоды».
Двигались дружно. Там, где Глаз на разведку шел просто по камням, теперь бежала вода, и приходилось обходить по неровному. А один раз даже пролазить через крупные востроугольные обломки свежей осыпи. С рюкзаками шли до площадок на сорок пять минут дольше. К ним рюкзакам притерпелись, и, кажись, тогда этот переход сделали без единого привала.

Времени на подготовку места ушло считай не много. Разве пришлось выковорить из песка парочку десятков каменюк. Происходили сумерки. Стояли палатки. В камбузе уже дружно сопели горелки.
- Глаз, а мы завтра можем взять перевал?
- Можем и не взять.
Облачность разрывало. Редкие и скупые пробивались звезды.

12-ый день 12 сентября

Мы поднимались косо-восходящим траверсом правого моренного борта ледника. Подъем становился все более крутым. Дело шло не быстро – с соплями и пузырями. Склон, наконец, сделался той крутизны, когда ходбьа уже не ходьба. Уже участвуют руки, но это еще не лазание. Выбирали где удобнее. Глаз увлекся за Волосачемз или наоборот, но резко вверх мы стали набирать раньше чем то полагалось. Шли вдоль прорезающей склон рытвины. Осторожно. Почти попеременно. Чтобы не убить Глаза камнем (шел несколько ниже).
Негодованию Глаза не было предела. Он клял обоих, на чем стоит свет. Самыми оскорбительными выражениями. Остальные трое преспокойно поднимались как по ступеням по булыганам вдоль ручья. Мы туда не могли попасть из-за обрыва. Обойти верхом не получалось по той же причине.
Мальчуганы увидели случившийся конфуз. Разрешать дело был отправлен Паленый с веревками. Он, Паленый, спустился через верх. Оставил нам веревку и с жумаром уполз обратно.
Меня, Глаза, всегда утром спрашивали. Нужно ли одевать обвязку и вообще, пригодится ли сегодня оная. Всегда одевать её сначала было не надо, и всегда необходимость в ней ставилась под сомнение. Как правило, неожиданно выяснялось, что без обвязки никак и хуже всего, что она оказывалась не вверху рюкзака. Так же было и сегодня: пришлось потрошить рюкзак, извлекая, что нужно из самых его сокровенных недр.
С Волосачзом произвели дюльфер к ручью. Глаз, чтобы не мешали, сбросил треккинговые палки. В одну при спуске Глаза попал камень. Не перебил её, но искривил. Выпрямили с Волосачомз. Палка была еще рабочаяз.
Подъем вдоль ручья действительно был удобным, словно по ступеням. Еще лучше было привалиться попить.
- Вот, суки! – рассердился Глаз, - ты смотри, Сережка, не ждут, уходят.

Три человеческих фигуры сделались толще (одевают рюкзаки). Затем над перегибом склона виделись только рюкзаки. Три, два, один, - все исчезли.
Поднявшись на моренный борт ледопада, мы не увидели гигантского перевального цирка. Было здесь расширение ледника, но сползал он, судя по всему, еще издалека. Ясная погода постепенно перешла в пасмурную. Туч нагнало из Нижней Сванетии. Отсюда явственно виднелся массив из нескольких вершин 4000м. Скорее всего, это и есть Лайла. Вот с Лайлы непогода и пришла. Пошел дождь. На очередном перегибе желтел наш чум «Алешкин Дом». Двести метров до него доходили под дождем. Чум-камбуз вещь не заменимая: ставиться за пять минут. В дороге на случай непогоды всегда в него можно залезть и переждать.
Пережидать теперь пришлось не долго. С той же Лайлы, как и непогода, пришла погода. Мы выдвинулись дальше. Первое время шли почти горизонтально в широкой и губочайшей моренной борозде. Дальше нависали Китлодские Обрывы. Стена с отдельными узурами, расщелинами, трещинами и башнями. Возвышающаяся, а местами и нависающая на несколько сотен метров над ледником.

           Гюго и горизонтальный перилл
Мы стояли на краю прижима как раз возле стены. Мелкий курумник был здесь такой крутой, а придержаться было не за что, что целесообразно было повесить горизонтальный перилл. Ниже возле ручья-водоската обвязали камень (Паленый выступал пушечным мясом). Выше была сногсшибательная щель, куда как нельзя лучше залегла смастеренная Глазом закладка из репика и камня. К водоскату подошли по скользящему карабину. Далее вдоль водоската по сыпухе требовалось спуститься сто метров до тела пологого участка ледника.

Грюппа была склонна к бродяжничеству. Все знали и понимали, что разбредаться и бродяжничать нельзя, но все равно мальчишек несло.
Глаз матерился, чтобы стояли и ждали. Но если на стометровом участке спуска еще можно было как-то иных удержать, то, если бы это бывало все протяжённее, смотришь один убежал, второй пошел по другому пути, третий не по пути второго, а по своему собственному, четвертый и пятый тоже изобрели свои альтернативные варианты… Такой хоккей нам не нужен. Не этот раз и следующий, значит через следующий, кто-нибудь кого-нибудь камнем да зашибет. Если следующий раз в горы и пойду, то после ПВД, где группа будет связана суровой ниткой. Кто порвет нитку несколько раз, будет немедленно дисквалифицирован.

За пологой частью закономерно следовал следующий двухступенчатый ледопад. У его края была гранитная стена. Лед подступал к стене, образуя узуры, протаявшие колодцы, пещеры глубиной пять, десять и более метров.

Мы пошли, куда глаза глядят. По телу ледника. На всякий случай рюкзаки сбросили, сами же стали разведывать. Разведка быстро захлебнулась в тупиках. Всюду разрывы ледовых трещин. Темнели они, голубели, шерились. То там, то здесь что-то таяло, журчало, с шелестом сползали камни. В вечернем пасмурном безветрии ледник был особенно зловещим. Был один вариант сколько-то пройти по Z – образному вострому лезвию, торчащему из глубоких сужающихся книзу ледяных карманов – холодных и могильных. Только это уже со страховкой.
Глаза пустили пушечным мясом. Гюго сдавал веревку. В нужных местах Глаз закручивал буры. Расходовались и буры и веревка быстро. Оставалось её, веревки, совсем мало. Ужаснее всего было, что на очередной серак нужно было запрыгнуть через трещину и тогда только лезть. Весельчак-Глаз, когда веревки не было уже совсем, забрался на пологое и завернул еще буры. Нужен стал теперь Гюго. Еще с бурами и веревкой. Прошло пол дня и лишь тогда появился Гюго с бурами и веревкой. Глаза отправили со второй веревкой выше. Гюго выдавал. Там было выполаживание. Далее лабиринт трещин. Единственный вариант - разбежавшись перепрыгнуть на подтаявший край в одном из узких мест. Нужна третья веревка (то есть нужно снять первую). Пока переправить сюда мальчуганов, еще много воды утечет! Не факт, что дальше проходимо.
- Пше курва!
Это место было Гордиевым узлом перевала. Черт его знает куда тут дальше пройти. Гордиевы узлы разрубаются каким-либо насильственным и прямолинейным способом. Чтобы слезть к Гюго как нельзя лучше имелся ледяной наплыв. Глаз ледорубом подрубил бороздку. Вокруг наплыва как раз и можно набросить было веревку, чтобы потом спуститься и сдернуть.
Дело близилось к вечеру. Остался последний вариант – сдюльфернуть в ранклюфт. И оценить его на предмет проходимости.
На поверку ранклюфт (отсюда, а если ниже, то, как писалось – пещеры, узуры и колодцы) оказался легко проходимым - широким и постепенно сужающимся кверху ледовым желобом присыпанном в большей или меньшей степени вмерзшей в лед сланцевой «халвой». Так что кошки можно было снимать. В районе перегиба ледопада ранклюфт превращался в узкий неровный ледовый раструб. Там на пологий участок пролазилось не то в распор между льдом и стеной, не то, придерживаясь за стену.
Это и был единственный путь. Глаз последний поднимался уже в глубоких сумерках. Выше Паленый подавал Гюго руку в районе раструба. Последний поскользнулся, ударился бородой:
- Ай-БЛЯДЬ!!! – на весь темный и притихший ледник Китлод заорал Гюго.
Место под лагерь было особенно не обычное. Таких похожих не припомню. Это был ледовый стол в мульдоподобном углублении. Стол был расчлененный большими или меньшими трещинами. С одной стороны отвес гранитной стены, с остальных глыбы ледника. Имелись вытаявшие ванны, сифоны. Резко похолодало. Температура близилась к минусу, но еще оставался скудный трафик в ручейках, проторивших себе во льду русла-бороздки.

 13-ый день 13 сентября

Следующий день начался для меня, Глаза, утренним морозцем, и полнейшим нежеланием выползать из палатки. Однако решено было с вечера идти в разведку. Без рюкзака по-легенькому, дабы найти уверенно дорогу по крутой осыпи. Сразу бодро зашагал и Паленый, обуреваемый едва сдерживаемым желанием вешать где-то какие-то веревки. Паленый через минут десять к разведывательному рейду охладел и сделал реверс. 
Я поднимался по холодным камням змейкой и траверсами одновременно. Крутизна склона всё возрастала. Крупноблочная осыпь постепенно стала средней, а еще потом мелкой. До выполаживания следующего ледопада осталось уже мало. Осыпь перешла в мелкий курумник. В мерзлый песок ногу было не вбить, - помогали руки, но не везде находился прочно вмурованный камешек.
Последние метры… Я вышел к Верхним Китлодским Ночевкам. Табличка погибшему и ледоруб. Отсюда открывался узкий сыпучий кулуар перевала Кулак. Основной частью панорамы был гигантский ледовый цирк Китлода. Сравнимый по размерам с Замерзшим Озером Джикаученкез (восточные склоны Эльбруса). Из -за перевала Семи в это же самое время вылез оранжевый диск солнца. Он выползал и поднимался прямо на глазах. Еще было морозно, но психологически с солнцем стала чувствоваться все разливающаяся теплота. Угрюмый ледник и мерзлые насыщенно черные камни, все осиянные утренними лучами солнца, теперь улыбались. Ледник искрился перламутрами, камни источали жирный гудроновый блеск и тем контрастнее выделялось черное на фоне белого.
Спуск с Верхних Китлодских Ночевок происходил тоже очень забавно. Сначала в тени, потом Глаз долго возвышался силуэтом над тенью. Только когда солнце поднялось ещё, тень от склона отступила назад, а тень Глаза, уменьшившаяся в размерах, стала идти отдельно и вниз.

Час сорок ползли мы с рюкзаками до Верхних Китлодских Ночевок. Цирк заливался мириадами света. Можно было идти как бы более напрямую, через перевал Комарова Китлодский (но он и на сто метров выше). Глаз всё-таки решил через перевал Семи. Оба они 2А. На Семи это переться ажно в самую удаленную часть цирка. Фотографировались.

       Максым-Шаро на фоне горы Тихненген (на заднем плане самая высокая)

По левую руку явственно виднелся перевал Черной Осыпи 1А. Чтобы обойти разрыва ледника, ходят через него этот 1А. На фотографиях ледник выглядит отвратительно порепанным. Теперь же он был как ровное поле. С трещинами, конечно же, но такого размера, которые перешагиваются. Левее от перевала Семи возвышался треугольник горы Тихненген. Тихненген слагают более светлые породы в отличие от других соседних гор.

   Глаз в горах
Когда мы шли через ровное поле цирка, атмосфера была весьма жизненной. Светило солнце и в бороздах бежали веселые ручейки, будто мы попали в апрельскую капель. Вдруг над перевалом Комарова Китлодским появилась суровая снежная правильная пирамида. Гестола – сразу подумал я, Глаз. Но форма не узнавалась, и по идее видеть Гестолу отсюда мы не можем. Это же Тетнульд, - догадался Глаз. Две пирамиды почти одинаковые по высоте они вызывают очень высокий интерес к этому региону, завязанному на Катынском Плато и перевале Добровольского.

  Тетнульд над перевалом Комарова

   Тетнульд и гребень перевала Комарова

Взлет к перевалу Семи некрутой, но весьма длинный и нудный тягун. Сначала на солнышке, словно на пляже, мы разлеглись ничком на мелких камнях сланцевого происхождения. Было вольготно. Неподвижный воздух: тишина казалась звенящей.

- Глаз, далеко ли до перевальной седловины?
- Два перехода.
Переходов оказалось больше.

- Заколебал этот перевал, - то один, то другой периодически изрекали мы.
Паленый дружит с мамой. И теперь решил сфотографироваться специально для неё в горах.
- Надо написать на снегу послание, - советовал Глаз.
- Это ещё зачем? – не понимал Паленый.
- Ну, как, если не напишешь, то мама может очень обидеться, - убеждал Глаз.
Фотки в том числе с посланием отформатировали.

  Стена Тихненгена и перевал Семи

   Волосачз на фоне стены Тихненгена
Обходили трещины, прижимаясь к стене Тихненгена. Издалека Тихненген выглядел вполне ровной с претензией на правильность пирамиду. С близи это была неровная сильно разрушенная стена с частоколоподобной гребневой частью. Вся в жандармах и башнях, что не поймешь, где именно вершина.

 Тягун
На перевальной седловине, куда мы вышли только к 16.30, мой генерал, нас стало сильно пронизывать холодом.

                                     Седловина 

  Ляльвер (на заднем плане) между головами Глаза и Максыма -Шаро. Хорошо видны

три седловины Цаннер Верхний, Ц. Средний и Ц. Нижний (слева направо)

Хоть ветер был не сильный. Небо затягивалось тучами. На мгновение только открылась гора Шхара, как облачность скомпоновалась на высоте примерно 4300.
Стало очевидно, что мы опаздываем столь сильно, что можем в месте рандеву не обнаружить Полковника. До места рандеву сегодня мы не дотягивали какого часа, может двух. Хуже всего если они нас не дождались и свинтили вниз. У нас, кстати, осталось пол литра бензина и еды только на ужин и завтрак. Всё! Это не самое страшное. Хуже всего, если пойдут вниз, и заявят спасателям, что пропала группа. Сегодня исходил последний третий день, отведенный как крайний срок нашего прибытия. Газ, бензинчик и продукты были примерно на этот срок и распланированы.

Теперь же думалось, что предпринять на случай, если они там есть. На перевал Добровольского (с дальнейшими амбициями) лезть не было времени. Был маршрут 2Б-3А (альп.). Можно будет оформить как ознакомительный рейд – «Соприкосновение с Безенгийской Стеной». Радиальным выходом Глаз задумал за два дня подняться на перевал Нижний Цаннер, там переночевать. Утром подняться на Ляльвер (самый нижний и крайний с севера столп Безенгийской Стены). За оставшийся день сбежать в базовый лагерь (слияние ледников Цаннер и Оиш), где нас уже по идее давно ждет Полковник. Ляльвер, правда, выглядел отсюда весьма внушительно. Крутизна его плеча заставляла призадуматься. Согласно описанию, идут по снежному склону все возрастающей крутизны, затем простое лазание по простым сильно разрушенным скалам и выход на вершину. Какое бы там не было простое лазание, у Полковника были скальные крючья и у нас не полных 70 метров расходного репика семерки с собой. Если подняться на Ляльвер, то это уже можно как-то более красиво оформить, чем просто прошли трекинг. Так мне думалось тогда. Не факт, что затею с ликованием воспримет группа. Да и вообще, сначала встретиться с Полковником, потом думать.
- Ну, пошли вниз, замерзнем здесь. Время-время.

Все три перевала Цаннер (Верхний, Средний и Нижний) были как на ладони. Верховья ледника Цаннер для экскурса были вполне импозантны. Теперь правда, было не до экскурсов. Очень спешили.
Ледник на спуск стал круче и более разорванный. Спускались быстро. Кошки с шипением резали гранулированный снег. Чуйка хорошо нас вела через лабиринт трещин. Один раз пришлось прыгать на снежный мост. Но он выдержал.

                      Спешили. Из-за ходьбы зигзагом продвигались в полезном направлении не быстро
Спешили. Из-за ходьбы зигзагом продвигались в полезном направлении не быстро.
- Вон смотрите, Полковника выставили в дозор. Он за нами наблюдает, - пошутил Глаз.
Отделяющаяся от подножия массива скала была действительно похожа на человеческую фигуру, несомненно, Полковника.
Спешили. Вышли на моренный вынос. Долго снимали и укладывали уже не актуальные кошки. Моренный вынос сменился быстрым шустрым шествием по ровному матово-белому телу ледника. Ледник был с редкими поперечными трещинами и отдельно вмороженными камнями.
В сумерках мы подошли к ступени ледопада. За ледопадом должен быть Полковник. Не хватило нам час или два. Сюда же выходил круто ниспадающий бесснежный цирк с перевала Комарова Китлодский. Можно было увидеть отчетливо следы проходящих недавно групп. Следы в виде более белесой тропинки-трека на более темных камнях. Склон с ракурса нашего зрения казался очень крут.

Быстро и организованно мы поставили лагерь. Еду варил Глаз. Поели плохо. Максым-Шаро был очень удрученный. Кажется, и вовсе есть не стал тогда в тот вечер.
Мало ли увидят… Когда совсем стемнело, Глаз поставил свеженькие батарейки в фонарик и светил им в сторону перегиба ледопада.

 

14-ый день 14 сентября

В семь утра прозвонил будильник. На дворе был легкий морозец. Лужи подернулись хрупким и тонким ледком. На леднике было сухо. Трафик воды по протаявшим канавкам прекратился. Но можно было набрать из полостей ледовых колодцев. Небо чистое. Безветренно. Солнце еще не вывалилось из-за горных гребней.

Глаз придумал отправить в разведку человека, чтобы тот дошел до крутого спуска, откуда теоретически можно увидеть палатку или другие стигмы лагеря Полковника. Визуально было это высоко вероятно. Выбор отчего-то не удачно пал на копошливого Виктора Гюго. Он будто нарочно не хотел идти и нервировал, наклеивая какие-то пластыри, вошкаясь. Эммоции и раздражительность в горах, как известно, обостряются. Я, Глаз, уже совсем решился погасить горелки и идти самому, но в самый последний момент Гюго стартанул.

- Я пойду с ним, - предложил внезапно появившийся Максым-Шаро. Глаз снабдил их рацией с рекомендацией периодически докладываться на счет ситуации. Две утренние фигуры удалялись по леднику. Максым-Шаро выгодно отличался от Гюго. Последний был в какой-то совсем уж не приметной и естественного цвета одежде. Зато Шаро в кислотно-зеленой куртке сложно было не заметить даже издалека. 

Спустя какое-то время рация сообщила голосом Шаро, что никаких признаков лагеря с высоты ступени ледопада не наблюдается. Это произвело на личный состав тягостное впечатление. Склонялись к варианту развития событий худшему – группа Полковника, не дождавшись нас, свинтила вниз. И что, может быть сквернее, сообщила (или еще сообщит) в МЧС о нашей пропаже.
Глаз сварил последние запасы еды. Бензинчика в двух емкостях осталось кот наплакал – примерно стакан. Поели мальчуганы очень плохо, и много пришлось выбросить.
- Витя, ты ебланишь?! – зловеще поинтересовался у копающегося в вещах Гюго Максым-Шаро.
Он неожиданно эскалировал ситуацию, накручивая и преподнося всё в самом мрачном свете.
- Мои дети, никто в горы никогда у меня не пойдет! – беапелляционно злился Шаро, - Ноги моей в горах больше не будет.

Бросил (убежал) от остальных. Полез в пролаз между бараньими лбами с рюкзаком и без страховки. Немыслимый беспредел по отношению к Глазу.
Ледопад круто ниспадал к сиянию ледников Цаннер и Оиш. Мы оказались между двумя водопадами. Правый как бы в ранклюфте, левый ближе к центру ледника.

Везде здесь были бараньи лбы. Путь спуска туриками промаркирован был редко. В основном спускались мы по наитию и чуйке. Один из пролазов между бараньих лбов, когда идти стало опасно, подстраховались веревкой, которую без труда сдернули. Вскоре понадобилась снова веревка, но уже в другом месте. Шаро в кислотно-зеленой куртке спускался уже далеко. Мы жадно всматривались в ледник, но не замечали никаких признаков лагеря. Хотя несколько раньше видели, что Шаро кому-то махал руками. Может, просто так.

Наша четверка наша вела себя тоже довольно плохо. Постоянно готовая к разбреданию на спуске.

    Перевал Добровольского 3А* 4300. Слева Гестола, справа Тетнульд
Слева особенно живописно ледник Оиш вздымался на перевал Добровольского. Ледник не грязный и протаявший. А белоснежный с голубеющими призмами сераков. Перевал Добровольского был как бы зажат между двумя столпами одинаковой почти пятитысячной высоты – Гестолой и Тетнульдом. Их пирамиды сверкали и снежно блестели. Незыблемость вершин были грозны своей неподвижностью и нависающими лавинами.

Кислотно-зеленая куртка остановилась на пологом моренном выносе. И только теперь мы четко увидели, что она не одна, а её еще окружают человеческие фигуры три или даже четыре не заметные из-за сливающихся с цветом камней одежд мышиного цвета. Смущало отсутствие пузыря палатки. Но её могли поставить где-нибудь в камнях. Одно из двух. Или наши, или отряд спасателей. Больше походили, конечно же, на наших.

Встреча сопровождалась объятиями и овациями. Настроение в коллективе резко улучшилось. Еще больше от того, что здесь появилась хоть и не устойчивая, но связь с социальным миром. Не было Руси и Кати. Выяснилось следующее. Идя с сильным опозданием. Вчера они выдвинулись на заключительный участок подъема от устья ручья Нагеб в полной амуниции и с нашей заброской.

На каких-то крутых сыпухах Руся стал держаться не уверенно и с Катей пошли обратно в зеленку к устью Нагеба. Русю – апологета каких-то «лифтовых ботинок» (короткая берцеподобная обувь с массивной подошвой, подогнанная каким-то ханыриком-лифтером) – стали подводить эти самые лифтовые ботинки. Они не держали на крутых склонах, по которым к тому же Руся с роду не ходил. Треккинговые палки и прочие вспомогательные опоры Руся по совету Соньки заменил «Каркалыгой Руссианова». Под Каркалыгой Руссианова подразумевался неровный березовый дрын, пришедший сюда вместе с Русей из района урочища Ушгули.

Остальные (Полковник, Оля Хлимович и Таня Арнтгольц) на оговоренное место рандеву пришли сюда еще вчера под вечер. Еды особо не было, тоже спальников и палаток (или один спальник был). Ночевка была холодной в обоих смыслах. Ночевали между камней, накрывшись веревками и чем было из вещей.

Полковник явственно видел вчера над ледопадом бегающие лучи фонарика, и, кажется, слышал голоса. Ему не сосбо верили и себе не верил до конца он и сам. Они уже планировали возвращаться вниз, но неожиданно утром увидели наверху кислотно-зеленую куртку Максым-Шаро. Сомнений быть не могло. Это хорошо, конечно, что Глаз придумал пойти в разведку. Сам Шаро с появлением связи и сообщением, что встретились, разительно приободрился, охотно делился впечатлениями и совершенно не высказывал категоричных мыслей об завязке хождения в горы. Полковник с удовлетворенной усталостью заглядывал в лицо:
- Это, правда, хорошо, что я сюда их привел.

После первого сумбура встречи стало очевидно, что место это не очень подходит для бивуака с палатками. Глаз тотчас нашел ровные, будто бульдозером выровненные и освобожденные от камней площадки. Перебазировались туда, заодно и окрестили новый стремительно развернувшийся лагерь «Полковничьими Ночевками». Потом уточнили «Цаннерские Полковничьи Ночевки».

Глаз распорядился, что встречу стоит немедленно замочить. Спирт имелся в удовлетворительных количествах свой. К тому же немного еще пришло и снизу. Процесс не заставил себя долго ждать.
Статус кво нашей объединеной группы:
- Здоровье на месте
- Еды достаточное количество
- Топливо в достаточном количестве
- Снаряжение в достаточном количестве
- Времени только сходить на Ляльвер (с ущербом для моря)
Но ни о каком Ляльвере (или перевале Добровольского) уже никто не хотел даже и слышать. Море и только море. Тогда не очень логично получалась заброска сюда этого всего, чтобы теперь тянуть вниз. Этот уже мало кого интересовало. Вниз – там зарядить телефоны, писать СМС-ки. Ну, и прочее.
Оля Климович сообщила, что с Русей они поругались и даже не разговаривали. Яблоком раздора послужило, что приходят с Полковником в палатку с перегаром, но в целом Руся не полностью плох: таскает тяжести и выполняет общественную работу.

Неожиданно раздался хлюпот. Возмущению Сережи Волосачаз не было предела. Он раскошелился на надувной коврик на сто баксов. Мало того, что его Паленый пропалил окурком, так еще и теперь вылезла грыжа. Грыжа в самом не удобном месте. Ладно бы под головой – можно тогда рассматривать как подушку. А тут на тебе – прямо по центру.

Между тем Цаннер был очень харизматичен и красив. У меня в голове появились мысли предпринять еще одну экспедицию сюда (или по ту сторону перевала Добровольского). Для интересных радиалочек здесь как нельзя лучший район. Новый проект (дешевый, что немаловажно в сравнении с Памирскими и прочей экзотикой) на протяжении этого дня и вечера я мысленно культивировал.

Спиртное между тем давало о себе знать. Появились обвязки. Стали производиться элементы дюльфера, пробоваться всяческие модификации схватывающих узлов. Это самое неожиданно пригодилось назавтра.

Еще позднее, когда стемнело. Вынесли лопату. Её в поход брали для снегостроительных работ. В походе в снегостроительных работах не было необходимости. Но пригодилась она, лопата, как раз теперь. Ей охотно били по жопе, пошедших в поход в первый раз. Это, разумеется, сопровождалось спичем и дополнительными возлияниями.

Не так давно пришла СМС-ка от Кати, что у них всё хорошо, если не считать, что Руся (на радостях, что мы воссоединились) пребывает в сильной степени алкогольного опьянения.

    15-ый день 15 сентября

Сборы происходили оперативно. Чувствовалось настроение, точнее мотивация , личного состава побыстрее отсюда свинтить. Полковничьи Ночевки покинули последними Глаз с Полковнивом. С его слов идти выходило красиво, но решительно долго.
- А вот все, в смысле, говорят, Глаз, морена, морена..., а вот что такое морена, - поинтересовался Начальник Второй Группы.
- А вот по морене мы как раз теперь и идем.
- Пошли тогда, в смысле, по льду.
- Пошли.

Перешли на лед. Он был здесь ровный и чистый. Матово-жемчужным клином сползал к сужению долины Цаннера. Крутизна льда постепенно увеличивалась, пока не стала очевидна необходимость одевания кошек. Вернулись снова на камни.

Ниже из-подо льда прорывалась река. Делая плавный живописный поворот, русло сбрасывалось водоскатом. В ущельях Верхней Сванетии ампир – ниспадание ледников в узкие щелеобразные каньоны.

Точно также было и здесь. Справа отвесная стена. Слева живописный подъем на бараньи лбы. Подниматься было достаточно удобно. Стаффажем были первые кустики зеленки в щелях между бараньими лбами. Наверху сделали второй привал. Дальше спуск был в расщелинах и бороздах между бараньими лбами. Кусты карельской березы с узловатыми коричневыми стволами уже стали откровенно мешать, цепляясь за одежду и рюкзак. Разошлись случайно, как это нам свойственно. Вышло так, что Глаз и Полковник пошли по другой борозде, ближе к прижиму стены. Остальные напротив, больше к обрыву в каньон.

- Товарищ Полковник, как вы тут поднимались? Похоже, что на отвесные сбросы выйдем.
- В смысле где-то здесь. Ну, чуть что, в смысле, у меня веревка есть.
- А обвязка, обвязка у тебя есть?
- В смысле, обвязки нету.
- Ну, нет, значит нет.

Стало спускаться небезопасно. Глаз пошел налегке смотреть. Осмотр выявил наличие двадцатиметрового почти отвесного сброса, чтобы выйти на травянистый траверз. Благо имелся в нужном месте массивный камень. И более того – он уже был обвязан веревкой. Даже имелось дюльферное кольцо.

                           Каньон Цаннера
- Товарищ Полкковник, живем, - там уже кто-то спускался.
Первого снарядили Полковника. В его задачи входило спуститься и привязать глазовскую обвязку, чтобы тот вытянул себе обратно (имелась, как известно, одна на двоих).

Сбросились благополучно. Как раз по факту спуска имелся превосходный ручей.
- Товарищ Полковник, а где же хрены?
- Что-то, в смысле, не видно.
- Не могли они так быстро пройти этот траверс.

Их мы увидели очень быстро, едва ступили на траву. В одной из щелей часть народа посели вокруг деревца. Один кто-то из девочек сбрасывался на веревке, кто-то уже спустился.

- Сам, в смысле, не пойму, где это мы прошли позавчера пешком. Значит, очень надо было прийти.

Березы дальше росли все кущнее и все крупнее, толще выше. Спускались во влажном сумраке. Меж камней была сплошь осокоподобная трава. Все гуще становились мясистые темно-зеленые родадендроны. Воображаю, что здесь твориться в пору их цветения – наверное, начало лета. Теперь же на кустах остались только жухлые сморщенные бутоны. Попадалось немало и съедобных грибов. Со слов коллег, когда поднимались нам навстречу, был у них и грибной суп и Арнтгольц насобирала даже лесных орехов.
Так добрались мы до устья Нагеба.
Здесь стояла палатка-четверка, были не естественно гладко выбритый Руся (расхаживал в портках) и Катя.
- Нарзана попейте! Нарзан же ведь! – хлопотал Руся.
Неподалеку был источник. По ржаво-ослизненным камням сбегали ручейки. Пахло сероводородом.
Коллектив охватило возбуждение. Сгущались тучи, собирался вот-вот пойти дождь. Полковник предупредил, что идти еще далеко. На спуск не меньше, чем четыре часа. Промежуточных же мест стать не будет.
Глаз очень рассердился. Коллектив стремился вниз. Быстрее-быстрее – только вниз и как можно быстрее! Зарядить телефоны (заебали уже со своими телефонами)! Глаз сказал, что ночевать у людей не будет, когда хорошо это можно и здесь.

Руся перешел в портках, придерживаясь за бревно, Нагеб. Если подняться выше, там ловит связь. Дозвонился до Ираклия, чтобы в обед завтра прислал машину.
Дождь прошел трех серийный. Каждая последующая атака была слабее предыдущей. Над ущельем Цаннера клубились плотные белесые облака. Руся за наше отсутствие насобирал грибов. Их девчонки почистили – вышел отменный суп.

В темноте долго сидели у костра. Играли в ту же игру (не знаю, как её и назвать), что и перед подъемом на Китлод. В сентябре в Сванетии очень душевно.

 

16 сентября 16-ый день

Поднявшись спозаранку, перешли Нагеб кто по бревну, кто  придерживаясь за бревно. Косым траверсом и спускаясь тропа шла по левой бровке ущелья. Растительность чем ниже, тем становилась гуще. Внизу в глубоко прорезанной щели шумела вода.

Место это было весьма необычное. Гладкая терраса бараньих лбов образовывала как будто здесь смотровую площадку. Панорама открывалась вниз на расширяющееся ущелье Цаннера. Лес внизу и далеко был зеленым еще ковром. Сюда не пришла еще осень. Было облачно. Здесь, объяснил Руся, они – вторая подгруппа стояли лагерем. Вот только тут именно можно перейти на другую сторону ущелья. Перейти по скальной пробке. На пробку нужно было еще спуститься. Для этого здесь имелась деревянная лестница.

Дальше мы шли уже спускающимся траверсом, но по правой стороне. Куда-то, почти досюда за поднимающейся второй подгруппой дошла крупная немолодая собака  Порожняк. Дошла из деревни  Жабеши. Собака скулила, дальше, то есть выше тропа становилась уже импровизированной и еще пригодной для человека, но уже неподходящей для собаки. На привале Глаз рассказал скабрезную историю под шумок про то, как в Хибинах за нами увязалось четверо собак и что из этого вышло.

Поросль леса стала гораздо гуще. Тропа более оформленной. Она была устлана прошлогодними сосновыми иголками. Шишки выступали катушками. Мы многие неоднократно поскальзывались и падали. Глаз матерился, поднимался, шел дальше. Погода спортилась окончательно. Скупой и редкий заморосил было дождь. Радуясь, как ребенок, Арнтгольц собирала лесные орехи.
Навстречу показались два грузных быка. За толстые короткие шеи были они впряжены в одну деревянную упряжь-хомут.  Два свана цепляли в упряжку огромадных размеров бревно.
- Гамарджоба! - неожиданно заорал Виктор Гюго.
- Гамарджоба, - охотно поддержали сваны.
- Виктор, ты хоть знаешь, как эта упряжка называется, или не знаешь?
- Не знаю, а как?
- Ярмо…
- Как, как?
- Ярмо.
- Как еще раз?
- Да, … ярмо! Не слышишь что ли.
В деревне нас пригласили в дом. Настойчиво. Подчивали чем Бог послал. Послал он лаваш и вареную баранину. Хозяином дома считался Малхыз – дядька лет пятидесяти в рубашке. В Грузии путешествовать хорошо. Чувствуешь здесь себя в отличие к примеру от Украины совершенно свободно. Ничего не уворуют и будто соревнуются с соседями, кто лучше гостей примет. Хотя и видно было, что это не богатые селяне. Наобещали приехать еще.
Максим осмотрел дедушку семейства. У него оказалось то самое, что и говорили врачи из Тбилиси – остеомиелит пяточной кости. Это лечить только оперативно. Им и тогда предлагали, да они отказались.
Как нельзя комфортнее было здесь, разумеется, Русе. В плане познакомиться, поговорить и так далее и, не без этого, - выпить.Сванетия подходит Русе как нельзя лучше. Нашлась выпивка и теперь. Как нельзя проще придумалось, что Ираклий, чтобы ехать на море, заехал за нами прямо сюда.
Осенью как таковой пока еще и не пахло. Всё кругом было зелено. Глаз, не будь он Глазом, разведывал у Малхаза, как у непосредственно здесь обитающего про особенности погоды. Услышал примерно то, что хотел. Дескать, летом осадков много и погода капризная – по десять раз на дню меняется. В августе дождей поболее даже чем в июле. В сентябре суше, но тоже год на год не приходится. Октябрь суше и еще до ноября тепло. Он в ноябре даже как-то каких-то там евреев куда-то водил и тепло было. Регион был расценен как весьма перспективный даже и для дальнейшего года. Ибо в плане взаимодействия с местными чувствуешь себя здесь совершенно свободно, ездить сюда бюджетно, с погранзоной никаких вопросов не возникает. Можно запросто сюда ехать и в следующем году, обойти район Лайлы и подойти снова к Катынаскому Плато со всеми вытекающими с него возможностями. Магадан совсем остановился в развитии. Команда пойти в следующем году на Памир всё равно отсутствует и вряд ли её можно за год создать.   
 Приехал Ираклий с молодым парнишкой (забыл как звать). Нас они не торопили. Спирт сделал свое дело. Перед посадкой в бусик долго не могли распрощаться и вели себя экзальтировано.

             В Жабешах
Пропуск Глаз сдал туда, где и выписывали. Срок заканчивался завтра. В Местии купили, кажется, вина, каких-то там пряностей и Максым-Шаро майку с изображением Местии.

   Карьер на окраине Местии

           Необыкновенное приключение Максыма-Шаро в Местии
Дорога на море была брутальной, экспрессивно-алкогольной. Подпухший Виктор Гюго лежал на коврике и совершенно забыл, что в Грузии не принято материться. По дороге запомнилось еще что заезжали к дамбе электростанции на реке Ингури.

Высадили нас в Кобулети – ападная окраина Батуми. Мнения разделились. Глаз заявил, что не хочет никак жить, кроме как на пляже в палатке.  Единомышленниками в этом оказался Гомельский Аппарат, Руся, и Полковник Малышев. Девочки, Шаро и Волосачз жили где-то неподалеку, снимали некие домики. Автор отчета до туда так и не дошел.

Палатку поставили прямо на морском песке. Оттяжки привязали за выворотни, выброшенные морем. Слегка пахло солью. Слабо шелестел прибой. Мы сидели прямо у кромки воды в каком-то ступорозном состоянии. Вода была теплая.
Отправили ходоков добыть выпивку. Её оказалось добыть не просто. Заманчиво светящееся здание оказалось ни чем иным как зданием Иранского посольства. Там какая-то баба, у которой через час самолет на Минск, всучила Паленому початую бутылку коньяка.

 

          17 сентября 17-ый день

Сегодня у Глаза день рождения. Чаще это происходит в путешествиях.
17.9.2006 полуостров Кольский, река Умба порог Падун
17.9.2007 полуостров Кольский, река Варзуга
17.9. 2008 одно из озер Северной Карелии
17.9.2009 окраина города Якутск, река  Лена
17.9.2010 Кавказ, цирк перевалов Цата и Шелестенко
17.9.2011 Работа
17.9.2012 Алтай, Верхнечуйский хребет, ледник Актру
17.9.2013 Работа

Мне сегодня 35. Черное Море. Кабулетти.  Пляж  пустынный и совершенно дикий. Возле нас он был очищен от мусора. Дальше территории, которую убирают, все смотрелось весьма грусно. Вода теплая. Почти полный штиль. Вода теплая настолько, что в ней можно долго сидеть. В воде медузы, много медуз. На горизонте силуэты нескольких кораблей.

Все предлагали переместимться с этой гальки к деревьям. Но, как это обычно получается, вроде все согласны, а как доводить дело до практического исполнения, так все на пяту. Так и закончилось все просто сотрясанием воздуха. Плохо было здесь лишь то, что если шторм, то можем не успеть сняться, да и присутсвие каких-то уродливых до абсурда сегментированных жуков. Вроде бы они не кусались, но одно их присутствие поначалу раздражало.  
Руся был послан за выпивкой и продуктами. Нашелся сразу какой-то Олег, у которого свой магазин. Олег искренне согласился помочь:  оставил телефон. Теперь можно было добывать, что нужно в любое время, в том числе и ночью.

Глаза разбудили, сообщив, что есть подарок. Только нужно завязать глаза и куда-то идти.
- Мы тебе дарим этот город, - единодушно заявили концессионеры.

Этот  была крепость сооруженная из песка, в одном из гротов которой баночка пива.
Один день на море еще можно выдержать. Чем занимаются в подобных отпусках нормальные люди – для меня немыслимо. День рождения отмечали перманентно. Несколько раз ложились спать. Просыпались, отмечали снова. После обеда пришли гламурщики – так мы назвали теперь остальных. Мало что у меня осталось в памяти от того дня, разве что события выхватить из этих фотографий.

 

18-ый день 18 сентября
18-ый день похода прошел примерно, как и 17-ый, только возможно несколько вялЕе. Близко к горизонту долго стоял на рейде какой-то большой корабль. Погода и море были всё теми же. Вроде бы собирались пойти на экскурсию по Батуми. После звонка Олегу стало очевидно, что это делать не обязательно – и так отсюда хорошо всё видно. Город расположился на очень плавно изгибающемся морском берегу. Вел себя тихо, лишь в темноте подсвечивая огнями и только этим демонстрируя своё присутствие.
Во второй половине дня пляжно-морской отдых начал уже себя откровенно исчерпывать.
Пусть экскурсия по Батуми будет представлена несколькими ниже приведенными фотографиями.

     Виктор Гюго в Батуми

 

19-ый день 19 сентября
Было пасмурно и безветренно. Море тихо и спокойно себе себе шелестело, на пляже не было ни единой души. Нужный бус с Ираклием подъехал в нужное время. Мы были собраны. 
Три часа дороги по довольно заселенной территории мало чем запомнились. Дорога была обсажена шелковицей и акациями. Вперемежку от неё тянулись поля, сельскохозяйственные угодья да населенные пункты. Разок делали мы санитарную остановку. Рядом как раз была железная дорога. Шел поезд. За локомотив был очень ржавый электровоз шестидесятых годов, какие у нас уже много-много лет не встретишь. 
Газа оставалось у нас довольно много. Его пришлось просто подарить Ираклию. Ираклий зримо обрадовался приобретению. Завез нас к себе домой, принес лаваш, бокалы и огромную канистру вина. 
- Выпьем же тогда, чтобы белорусы и грузины всегда помеж собой дружили!...
- Все люди это братья!.. – посидлеки в нежаркую пасмурную погоду во дворе начались патетически.
- Тогда давайте выдадим здесь в Кутаиси замуж Арнтгольц! – эта установка за поход стала вожделенной.
- …так понравилось гостить в Грузии, что вероятнее всего придется в следующем году вернуться. 
- И штоб мы не забывали друг о друге.
- Здоровья штоб у нас было побольше.
Мне Глазу в Грузии отдыхать особенно понравилось. Кроме бюджетности это еще и психологический комфорт. Накормят, напоят, но это не главное. Не обворуют зато, а помогут, подскажут. Даже те погрангичники не куражатся превосходством положения.
До самолета еще было время. Ходить десятью человеками по Кутаиси менее всего хотелось. Глаз с Русей и Полковником от остальных убежали. Полковник вследствие накопившейся усталости и перманентного алкоголизма был очень агрессивен. По дороге домой, уставший от впечатлений он всегда агрессивен. Я и сам был раньше такой, теперь это, должно быть, выражено поменьше.
Ноги привели нас, разумеется в Старый Город к дяде Юре. Сделали мы нужный заказ, разумеется с чачей. Дядя Юра напомнил, что она 60 градусов и с ней чтобы поосторожней. Города, дороги, перекладные и прочее даже если чуть-чуть больше они чем надо – уничтожают. Не полюбить мне никогда цивилизованный труизм. Дядю Юру на всякий случай предупредили, чтобы ожидал нас визитеров и в следующем году. Он объяснил, что чача да и всё прочее здесь круглый год никогда не переводились. 
На небольшой уютный аэродром приехали пьяные и надоевшие друг другу. Руся с кривым березовым посохом – Каркалыгой Руссианова. Глаз пообещал, ежели довезет до Минска Каркалыгу, то оформит её как сувенир. С реки Мста мы так уже привезли огромный старый, ржавый и даже слегка треснутый шуфель. Шуфель отдраили электрощеткой, покрасили. Глаз с Желтым Димой высверлили дырочками надпись «Мста» и вручили подарок в день рождения Соньки. Подарок имел ошеломительный успех.
Каркалыга Руссианова в рюкзак ни в коем случае не влезала. Руся пошел на улицу её ломать (не так то просто её было и сломать). Туда с подозрительностью и рациями направились работники аэропорта. Дескать, всё ли в порядке у вас, молодой человек, и что вы здесь делаете.
- Я каркалыгу пытаюсь сломать.
- Какую каркалыгу??
- Ну, я домой хочу отвезти Каркалыгу Руссианова. На память о Грузии. Эта березовая палка называется Каркалыга. 
Мы прошли навязчивую процедуру регистрации и досмотра. Глаз дал маху, забыв, что в рюкзачке для ручной клади остался перочиный ножик.
В самолете Глаз сидел по соседству с Русей. Рейс был ло кост. Кресел в самолете слишком много, что колени упирались в спинку впереди сидящего. А впереди сидели какие-то совсем не приятные бабы наших лет. Жирные, одна в очках, обе с прищиками и высокой самооценкой. Делали несколько раз нам замечания. То им в спинку сидения коленями уперлись. То еще что-то.
В Киеве было некуда податься. На хороший поезд из Одессы билеты не продавались в Минске даже за месяц. Ожидать того, на который продавались требовалось около суток. Женская часть коллектива быстро уехала к каким-то знакомым Оли Климович. Мы, мальчишки, долго не могли помеж собой договориться куда нам поехать. Гомельский Аппарат и Волосащ настаивали на снятии квартиры. Мест же в хостелах нигде не было. Таксисты заламывали ценник. Сперва мы доехали до ж.д. вокзала. Там квартиру сдавали только одну, но не на столько человек. Да и сдающая тетка не располагала к осуществлению сделки.
- Да заебали вы со своими квартирами! – уже окончательно рассердился Глаз, - Поехали.
Глаз, Руся и Полковник Малышев полезли обратно в минивен. Таксист был мировой, не как обычно усатые и в кепочке рвачи-уксусы. Жалко только, что не оставили его телефон. 
- Куда ехать то?
- Куда-нибудь в чисто поле.
- Таких заказов у меня пока еще не было, - удивился водитель, - Тогда было лучше с аэропорта ехать.
«В чисто поле» ехали двадцать минут. Водитель охотно поделился, что гривна падает, что идет война и что в политике происходит вообще невесть что. Этот уже в отличие от того, когда ехали вперед, так категорично негативно в адрес России не высказывался.
Чисто поле на самом деле оказалось абсолютно таковым. Водитель принял нас совершенно буквально. Интуитивно мы заехали на заправку и взяли газированных вод. Где-то подле шелестели машинами путепроводы, за спиной у нас лаяли собаки. Сбоку сонно дремал огромных размеров Киев. Мы втроем с рюкзаками брели аки тять в нощи этим постылым и удручающим полем рядом от большой цивилизации и вместе с тем решительно отрекшись от неё.
- Глаз, а куда, в смысле, идти то?
- Пошли куда глаза глядят, вперед и пойдем.
- А-а-а. Пошли тогда.
- Вон впереди что-то типа кургана, там и деревца, смотрите есть.
Среди выжженной солнцем луговины с редкими стеблями вдруг возник пятачок оживления, какие-то цветочки, саженые умышленно и организованно, кусты шиповника и даже словно трава здесь была стрижена. 
Поставили палатку, опохмелились после дороги и перелета. Здесь, в «чистом поле» всё-таки мы были больше дома чем где-либо.
- Глаз, там, в смысле, какое-то чучело стоит. Иди посмотри.
Чучело оказалось и не одно. Кроме того настораживали обнаруженные нами выложенные камнями круги или даже дорожки. Тут луч фонарика нащупал огромный деревянный крест.
- Какое-то ритуальное место, не иначе. Или здесь захоронение?
- Глаз, а не стремно тебе?
- Да и волос с головы упасть не долОн без воли Отца нашего небесного. Как там в сященном Писании сказано?.. Нет, если только погребенные здесь после смерти обрели душевный покой.
Было уже такое. По студенческим временам тогда еще в Светлогорском районе в темноте на лыжах мы тоже так вот шли чистым полем по снежной целине и увидели совершенно аккуратненькую рощу. Нелепо расположившаяся она приближалась и была там как нельзя кстати. Сначала разрыли снег и поставили палатку и лишь потом, когда дело дошло до сбора дров вместо желаемого подлеска обнаружили обелиски…

 

20-ый день 20 сентября
День выдался погожий, теплый не жаркий и безветренный. Небо чистое. По-осннему лазурное. Это называют вёдро. Ночевали мы, как оказалось, именно на могильном кургане. Памятная табличка гласила, что в 1612 году за веру и правду здесь заживо погребли 60 монахов в возрасте 18-30 лет. За что не указывалось. Я пытался в интернете всяк найти информацию про этот курган, но всё безрезультатно.

Оставался в бутылке Баллантайз. Русе дали рацию и послали в магазин за закуской. Ближе к автотрассе Руся обнаружил хижину бомжей из полиэтилена и прочих импровизированных строительных материалов. Как раз зашипела рация. Бомжи решили, что это облава и стали разбегаться. 
Руся вернулся с закуской. Пригодился Баллантайз (какое-то крепкое коричневое бырло).
- Это точно, что человек нередко в мечтании своем стремится недосягаемое досягнуть и к недоступному доступ найти. А вследствие того, или повод для раскаяния, или и самую скорбь для себя обретет.

- Да, Глаз, справедливо.
- А потому и надо нам от гаданий да от заглядываний подальше себя держать, а быть довольными тем, что Бог пошлет. Многие нынче любят кругом да около ходить: и то не так и другое не по ихнему, а третье вот этак бы сделать, а я этого не люблю. И сам не загадываю и в других не похвалю. Высокоумие это – вот я какой взгляд на такие попытки имею. 
- И это справедливо.
- Мы все здесь – странники; я так на себя и смотрю. Вот Баллонтайзу попить, закусить что-нибудь легонькое… это нам дозволено! Потому Бог нам тело и прочие части дал.

 
- И опять таки, вполне справедливо! – обрадовался Руся и от внутреннего ликования опрокинул в себя целую рюмку.
- Я так рассуждаю, что ум человеку дан не для того, чтобы испытывать неизвестное, а для того, чтобы воздерживаться от грехов. Вот, ежели я например чувствую плотскую немочь, или смущение и призываю на помощь ум: укажи мол пути, как эту немощь побороть – вот тогда я поступаю правильно. Потому что в этих случаях ум действительно оказать помощь может.
- Больше все-таки вера, наверное…
- Вера сама по себе, а ум сам по себе. Вера на цель указывает, а ум пути изыскивает.
- И против этого возразить ничего не могу.
- А я даже так думаю, что первое грехопадение человека оттого произошло, что дьявол, в образе змия, ум человеческий затмил.
Дальнейшая беседа велась всё более оживленно и всё скабрезнее. Два велосипедиста – парень и девушка – приблизились к нам, но что-то их видимо испугало: сели на велосипеды и дали ходу.
Не так из далёко весь день играла музыка. Это, как нам объяснил водитель, происходила какая-то осенняя ярмарка. 
Уже стемнело не основательно, однако сумерки были уже поздние. Водитель наш, издали заметив наши идущие по полю фигуры, поморгал фарами. Доехали так до вокзала, заглянув предварительно в магазин за продуктами.
Если на отшибе Киева беспечно происходила ярмарка, то на вокзале чувствовалась нервозность. Ходили молодчики, бесстыдно зажимались некоторые не трезвые молодые пары.
- Слава Украине! – заорал кто-то где-то.
- Героям слава! – ответили из разных несколько голосов мест.
Остальная часть нашего коллектива гуляла по городу. Из происшествий известно два. Первое, что Оля Хлимович поругалась в Троллейбусе с кондуктором, но при этом она, Оля в конфликте занимала активную позицию. Второе, что к Паленому приехала девушка Настя из Гомеля. Настя прогуляла с Паленым по городу день. Вечером Паленого посадили на поезд куда-то в Закарпатье: решил проведать восьми десяти пяти летнюю бабушку.
- Глаз, а почему ты не придумал, как называть Настю. Она может очень обидеться.
- Так, а ты мне помоги придумать. 
- Ну, поступок это она совершила крепкий?
- Какой поступок?
- Что приехала из Гомеля.
- Ну, пускай будет тогда Крепыш.
- Так, а ей это подойдет?
- Ну, естественно.
Садились в поезд и отъезжали уже домой не спокойно не навязчиво. Не было с нами и Максыма-Шаро. Улетел на самолете выдавать дочку замуж. Здесь продемонстрировал сильный поступок. Мероприятие профинансировал, но доверил эту сомнительного удовольствия миссию более «специально обученным людям» - родственникам.

21 день 21 сентября
Поход закончился рано утром в Минске погожим безветренным началом дня. Как обычно Глазу было через полчаса на работу. Нас встречали около десятка друзей и знакомых. 
Поход сей не остался в нашей памяти культовым бестселлером, но мы открыли для себя новый уютный и радушно-гостеприимный регион – Горы Сванетии. Туда хотелось бы ещё и не раз вернуться.