Особенности национальной рыбалки

Поздним вечером, на ночь глядя в одну из пятниц конца января представители алкогольно-рыбацкого кооператива Живчик следовали к очередному месту лова, едва уместившись с багажом в небольшой трехдверной машине, водитель и хозяин которой – Владимир Ильич Ленин – любовно называет её «Жужа». Справа от водителя сидел грузный Эдуард Лимонов, развалившийся Председатель кооператива сзади и тоже справа. Двое последних уже выпившие и разомлевшие от чрезмерно работающей печки. Разговор шел оживленный, предметом его был «уровень воли». Как ни крутили и с какого бока не подходили, все сходилось к одному – что мерило уровня воли вполне осязаемое и количественное – что это есть потенциальная способность или объем проделанной работы против желания, то есть через жопу.

Так за разговором прозевали мы нужный поворот с трассы на дорогу районного значения. Развернулись, вернулись, повернули. Дорога районного значения была не то, чтобы занесена снегом сплошь по всему своему профилю, а наезжена жирной черной колеей лишь по своему центру.

 

- Я тебе, Глаз, говорю, что стать тогда было лучше выше, перед подъемом на перевал Шелестенко, - он (Лимонов) имеет в виду осыпной цирк. 

Ильич очень лихо стал закладывать крутой левый поворот. Очень лихо!

- Кто занл,найдем ли мы там воду. Без воды пиzdeц.

В апогее поворота произошло то, что должно было произойти. Занесло задние колеса и Жужа пошла поперек дороги. Колея асфальта машину остановила и она, развернувшись почти на 180 градусов, стала косо поперек дороги. Глаз с Лимоновым обрушились на Ленина, что тот даже немного рассердился:

- Ты что, гоняешь! Никогда не летал!? – (Глаз и сам по настоящему летал один только раз, тогда с Сашенькой, воле деревни Русаковичи и тоже тогда был поддатый и сидел на этом же самом месте).

- Нет не летал, - Ильич сам только спустя пару минут испугался, осознав прочие возможные варианты. 

- Если бы на снежную обочину вынесло, - уже бы в кювете лежали, - подитожили Глаз с Лимоновым. 

Небольшое рыбное озеро Витебской области, что знает Глаз, оказалось не досягаемо с известной стороны подъезда – дорогу засыпало снегом. Пришлось подъезжать с противоположной, где по JPS акватория близко подходит к насыпи шоссейной дороги. Не мы такие здесь самые умные – в целинном снегу просматривался  заметенный, спускающийся вниз к озеру след. Жужу загнали в сугроб на обочине. Глаз притянул две массивные ветки и для надежности метров за 25 с обоих сторон от машины соорудил как бы огорожу. 

На льду было тихо, тепло и привольно. Эдик тотчас принялся переодеваться. Палатки растянули вблизи у берега. Ильич взял голимоватые шурупы. Их сначала приходилось на треть вбивать молотком и лишьтолько потом закручивать. После, синнегризмом троих и под руководством Эдуарда Лимонова растянули громоздкий восьмигранный чум, который тоже закрепили в лед шурупами.  Костер определили в мангале на ножках (тоже на льду). Костер разгорелся не сразу. Рыбаки уселись вокруг на раскладных креслах, начали судачить и ставить ставки вовсе не торопились. Мангал источал приятное тепло, в сторону противоположную от берега летели вялые треки искр. Черемуховые палки проседали, прогорая, - скоро закипела вода. 

Эдуард пошел спать, а Глаз с Ленином раз пять собирались выбраться сверлить лунки и поставить хотя бы часть ставок сегодня. Выбраться после последней стопки, но последняя все не была последней, к тому же хорошо гонялись чаи, а еще немного спустя ходить и буравить лунки по темноте уже совсем не хотелось. 

- Ладно, Ильич, тьфу! Завтра, когда светло будет и поставим. Даже я сам и поставлю, - махнул рукой Глаз, - спать пошли.

На льду у недалекого противоположного берега парочка рыбаков. Возле нас мужик с бабой. Мужик городского вида, в шапке-ушанке, с удлинненным интеллегентным лицом. Он был приятно не навязчив. Глаз часто проходил мимо, ну обмолвиться можно парой-тройкой фраз, да и все, не вязнет никто в разговорах. 

- Это вы с дороги по следам спустились, так то мои, я на прошлой неделе здсь был. На блесенку одна щучка взяла, но сошла. 

- А я ставки попробую поставить. 

- Попробуйте. Что-то да будет. Из Минска вы?

- Мы из Витебска сами.

- А я вот зимнюю рыбалку больше люблю, чем летом. 

- Вон, она тоже зимой больше любит, - указал мужик на бабу, что сидела на ящике шагах в двадцати. 

Женщинам многое идет, многое и не идет. Но что касается зимней рыбалки, то с бабами это не вяжется особенно. Не была исключением и эта. В какой то белой косынке и в очках. Нелепо выглядели эти вот ватние штаны и бушлат – все сикось-накось, будто в насмешку. 

Глаз похлопал варешками и принялся энергично сверлить первую лунку. То-то, говорят не будет сорока сантиметров лед, под 50. Штуки четыре жерлицы поставил – первая горит. Не размотало, и карасик на месте. Значит, плохо заправил пружину. Ставить решил в один ряд, все у берега вдоль тростника. Восьмую дырку начал буравить – снова сработка. Гм, странно. Подошел. Решил заправить не разгребая крошку, которой засыпал лунку, только подмотать немного надо. Тотчас, как принялся это делать – рывок! Вот оно что! Сидит! Суповой размер. Бороться было не с кем. Щука-шнур. Заглотить не заглотила – просто засеклась при поклевке. Вот так озеро. Не успел и снасти толком расставить, как уже поимка. Что же дальше то будет!

Глаз пошел к палаткам, костру и чуму, снова мимо сдержано-приветливого мужика. 

- Одна есть.

- Я же говорю, здесь будет. Еще попадутся.

Эдик с Ленином уже поднялись. Костер дымил рваным полупрозрачным шлейфом. Уже на грани кипенья был чай. Оба они опохмелялись, кто водкой, кто виски.

- Ну что там?

Глаз вынял из-за спины руку с как гибкой дубинкой извивающейся рыбой, и бросил её на снег. Она изогнулась несколько пируэтов, перевернулась вверх брюхом и затихла. 

- Это что?

- Каг что! Щупак...Так мы всю рыбу прозеваем. А что это вы тут пьете? Давай и мне наливай.

- Глаз, слышишь-слышишь, ну, а ведь уже от нуля ушли?

- А то. С почином вас.

 

Ставок было у нас на сей раз в наличии 38. Ставились они ни шатко ни валко и стояли в снаряженном виде уже только к сумеркам. Часть была с одной стороны от нашего пристанища, а часть по другую сторону. Штуки три уходило за поворот и Эдик периодически отходил немного дальше от берега и солидно смотрел в бинокль, не поднялся ли где ещё флажок. 

Занимались сумерки. Из Минска приехал Коля Б. Для него подскочить в выходной день в Витебскую область не круг. Договориться с ним и скорректировать действия достаточно одного-двух звонков, что ценится. 

- Уголь только захвати, - только и успели сказать.

- Понял, выезжаю.

Машину свою он оставил там же притулив к сугробу, где и Жужа. Место это на обочине, обозначенное ветками облюбовал и тот мужик в шапке-ушанке из Витебска, что ловил здесь рядом. Он под вчер уехал. Приезжали назавтра и другие рыбаки и запарковывались здесь же. 

Ничего больше кроме той щуки мы не поймали. Ставки молчали, а до удочек не дошли руки. Но и рыбака по соседству и женщину в очках, которые занимались только рыбалкой, причем активно, меняли и закармливали лунки, ловили на игру, рыба тоже не баловала. 

Бог с ней с рыбалкой. Сверлить дырки, ставить ставки и потом их собирать – тоже процесс. 

С наступлением темноты рыбалка перешла в алкотрэш. Костер поначалу чадил и все не занимался, как должно. Но Коля его путем долгих и энергичных усилий таки раскочегарил. 

Яркий пульсирующий язык огня в центре. По периферии на плоскости льда в уготованных в снегу ямках горела дюжина свечей (Колина работа). Получился какой-то мистический круг, в центре которого мы сидели и долго, долго рассуждали. О метафизике, счастьи, религии. Секта!..

 

Каждая рыбалка что-то дает.  В первую очередь опыт. Эта в том числе. Зачем отходить далеко от берега, мерзнуть и прозябать на просторах, например Любанского водохранилища, когда преспокойно можно становиться под покровительством берега, с костром и дровами, где чай, тепло, еда. Наблюдать за ставками из такого убежища весьма удобно, тем паче, что их уместно ставить вдоль прибрежного тростника в подавляющем своем большинстве. 

 

На льду сидело несколько рыбаков, и было похоже, что рыбачится им там солоно. Они собирались кучкой по четверо, ненадолго расходились, затем снова собирались - выпивают! Южный ветер вздымал снежные флаги, преобразовывал их, гнал по льду. По небу бежали низкие рваные облака, а между ними тускнеющие и блекнущие колера рассвета. У нас же костер, затишье и оазис. 

Та четверка, что сходилась и расходилась, не было и двенадцати, как они снова собрались вместе, постояли и шеренгой отправились назад, прочь от этого ветродуя. 

Мы поставили свои машины, да и тропинку проторили от насыпи дороги к озеру, к тому же это был самый короткий путь. Разумеется, нашему примеру следовали и другие, как вот эти четверо. Они как раз мимо нас и возвращались: по внешнему виду горожане, поддатые и довольные, но с весьма скудным уловом - один из рыбаков нам показал две мелкие рыбки (плотва и подлещик). Они не были навязчивы, потолковали, сколько нужно, да и пошли к своей машине по тропинке в горку между вербными деревьями, могучими и морщинистыми. 

- Дававйте еще шашлык жарить.

- Да не подбрасывайте вы, эти палки пускай прогорят, уголь будем сейчас ложить. 

 

Мороз слабый. Лунка-скважина, что я просверлил рядом с мангалом, тонким и хрупким ледком затягивалась медленно. Никто из нас за несклько дней ни разу и не замерз. А там, чуть дальше от берега, ветродуй ветродуем. 

- Ну, здравствуйте, ребята, на костер, что-ли к вам можно? - мимо проходил последний рыбак-одиночка, - по всему водоему ароматов напустили.

- Можно, - осклабился развалившийся на складном кресле Глаз. 

Это был местный дядька, хорошо знающий водоем терпиливый и опытный рыбак. Он сетовал, что вот именно сегодня клев не совсем, не так, как он того ожидал. Но открыв свой ящик нам продемонстрировал не менее полутора десятков подлещиков спортивного размера. Звали его Витей. Витя был в хорошо сидящем на нем бежевом бушлате, не новом, но крепком и таких же штанах. Все прочее и бур и самодельный ящик были тоже видавшие виды, но еще весьма надежные - верные спутники задумчивого рыбака-одиночки, разделяющие с ним минуты восторга и неизбежные томительные часы скуки. 

- Вы, ребята, только мусор здесь не оставляйте, - резонно указал на большой пакет Витя.

- Оставлять у нас не принято, все с собой увозим. 

На рыбалке Витя принял уже больше, чем триста и теперь вынял из ящика не законченную. Поведал он нам, что водоем неплохой, рыбный, но рыба очень здесь капризна. Глубины с его слов здесь выходили до 42 метров (по каталогу водных объектов Беларуси 28, но всякий местный склонен к преувеличениям). Работает шофером. Он и был похож на работающего человека, не бездельник. Лоб прорезали характерные морщины, как у всякого, кому приходится длительно всматриваться в дорогу. Окладистые свисающие усы шли мужику весьма импозантно. 

Выпили, поддержали, принесли еще и свою из чума. Но Витя очень быстро ухудшился и стал навязчив. Домой он уже как будто не собирался, хотя мы принялись намекать. А после еще хуже, что ни скажи, начинались какие-то препирательства.

- Ладно, Витя не обижайся, на вот еще выпей, но только две подряд, - радушно и открыто, но с сардоническим чувством предложил уже начавший злиться Глаз.

Коля к тому времени уехал и гастролей не застал. Гость стал уже всех троих сильно раздражать. Но сработал метод "две полные подряд". Незнакомый пришлый рыбак с импозантными усами свалился со стула навзничь и захрапел. 

- Ну что ты, Глаз, сделал, - со спокойной досадой вывел Эдуард. 

- А что! Я все правильно сделал. Надо мне его эту голиматью слушать, проспиться, да потом домой пойдет.

- Ведь замерзнет.

- Не замерзнет. 

Принесли из палатки коврик. Перекатили на него несчастного ничком и накрыли двумя спальниками. 

- Руки, руки накрой.

- Да, не надо было его поить. 

- Что же ты его сразу на хрен не послал?

 

Незванному гостю оказали самый радушный прием с соблюдением всех славянский традиций. Но пролежал он не долго. Наконец откинул спальники, стал на колени и принялся мочиться на лед. Глаз на всякий случай оттянул спальники и коврик в сторону. Бенефис продолжался. У представителей кооператива Живчик страдальческими гримасами преобразились лица. 

- Ложись еще поспи. Не дури голову.

Спать Витя более не хотел, он напротив, поднялся, стал перечислять местных авторитетов и обещал учинить над нами расправу. К Глазу все время липнет какая-то шлоебень. Всем как один, не хватает 150 рублей, все как один "дай сигарету" или "послушай, братишка", а что ни девка, то: "не достает полторы тысячи на электричку до Барановичей. 

Витя начал угрожать. 

- Так я от тебя пьяного просто убегу, - подитожил Глаз, но на всякий случай поднялся со стула. 

- У-у-бе-жишь! - торжественно поднял со льда и взял наперевес свой видавший виды бур Витя.

- Убегу, - на всякий случай тоже взялся за его бур Председатель кооператива и коротко ударил агрессивного гостя в лицо. Виктор упал, но Глаз для острастки еще несколько раз ударил его ногами по ребрам (да что ему там будет в ватнике).

- Но-но!! Ты что! Зашибешь! - повскакивали Ленин и Лимонов.

- Глаз, можно же было не бить, - с досадой махнул рукой Лимонов. 

- Каг! Не нас, так палатки нам эта сука буром покосит.

- Ты прав, Глаз, что девять десятых у нас народа - быдло, - тоже разозлилися Ленин.

Витя немного еще полежал, больше его ни чем не накрывали. В промежутках между гастролями пили чай и водку (Глаз с Эдиком), не забывали посматривать и за ставками. Лимонов распространялся на предмет психологии вот этих вот колхозников. Витя полежал, полежал, да и снова принялся нам угрожать, терпения у всех еще более поубавилось и Глаз снова ударил его в лицо и оторвал от бушлата погон. Прошло еще немного время и все равно Витя был в центре внимания и мешал нам ловить рыбу. 

- Витя, еще хочешь?

- Все, хватит. Можно я шапку подниму?

- Поднимай.

- А ящик забрать можно?

- Забирай.

- Уй-юй-юй-юй! Что-то у нас не то, пацаны, получилось, - взялся ладонью за начинающее пухнуть лицо гость, - можно я пойду домой, пацаны?

- Да пиzduй ты nachuy отсюда !! - в один голос закричали мы все трое. 

Незванный рыбак горочку взял не сразу, часто падал и отдыхал, - но ни бур, ни ящик не забывал. Мы ему даже вручили сигареты "Минск", что выпали у него из кармана. Ходили наверх проследить, чтобы не побил машину. Не побил, но дворник сзади украл. По национальному с ним получилось. Сенг, зима, рыбалка, радушно приняли, покормили, налили, но в итоге оттырили...

Лимонов и Ленин съездили в ближайший водочный магазин ещё за одной.

Темнота, тихо и уютно. Одни мы на озере. Оно лучше всего, когда одни, когда предоставлены сами себе. Кто нам нужен. Никто! Зима, озеро и лед - вот, что нам нужно. Мы приходим сюда, как к себе домой. Есть одно но, сюда могут прийти еще люди. А все беды, все горе и грязь - это люди.

- Фу, Глаз, насилу от него открепились, я теепрь понимаю, отчего ты такой мизантроп.

- Устал от нашего электората. Тесно мне с населением. Быдло, blядь.

Угли вывалили на лед. Запарили они, зашипели. Развернули мы тут платок то, и этот не потребный чум. Сборы домой были поэтому небыстры. Но ничего не забыли. 

- Танцуй Рос-си-ия!

 И плач Ев-роп-па!

А у меня самая самая красивая оп-па!, - вышел Глаз с фонарем на лбу из темноты. В руке извивалась щука, - А я собираю, смотрю – горит! А мы и не заметили. Приходят тут всякие свиньи, совершенно не возможно заниматься. Забирай, Ильич улов. Твоя очередь.

Улов он положил в пакет из магазина «Виталюр». 

Домой добрались благополучно. На 180 градусов больше не разворачивало.

23.40. Телефон сел. Председатель кооператива ввалился домой с рюкзаком, саквояжем со ставками, пакетом не израсходованного угля, ведрами для живца и с горящим фонарем на лбу.

- Ну и как вы порыбачили, - с обреченной иронией спросила супруга Луша,- как улов?    

Глаз насупился, чинно присел и раскрыл саквояж. 

Вот..., - поверх снастей лежал оторванный от Витиного бушлата бежевый погон. 

{jcomments on}