Год назад
А год назад был поход, который назывался Русское Поле Экспериментов. Срок его составил 24 дня. Сначала главной доминантой событий была угроза провалиться под ненадежный лед Онежского озера, которая сменилась пробой на крепость карельским тридцатиградусным морозом. Ближе к концу мы влезли в тайгу, в настоящую зимнюю глушь - глупые, молодые и наивные. 12 января прошлого года мы были среди развалин нежилой деревни Ворожгора. Ближайшим населеннным пунктом был поселок Валдай. До него по сугробам без сил и продуктов не шлось. Обычно бежишь подальше от цивилизации, но тут мы наоборот шли к ней поскорее. И, встретившийся нам случайно наезженный зимник, был просто, как подарок. В Валдай прибыли в сильнейшем изнеможении. Но прошло пару дней и снова мы засобирались в Карелию, но уже на будущий год и точно также, непременно зимой, но только уже на две недели.
Выяснилось, что у меня есть знакомый, который живет в Карельском поселке Салми, что на северном берегу Ладожского озера. Когда с Дедом планировали, как и куда пойти, оба предпочли по льду Ладоги. Решили из Лахденпохьи в эти самые Салми, но через Валаамский архипелаг (критики и здравого мышления было у нас тогда еще меньше).
Как раз мы учились тогда в далеком 2002-ом на шестом курсе, а зимней сессии в это время нет, что облегчало сборы в этот поход. Билеты на 18 января взяли еще 17 декабря. Была, как сейчас помню, большая очередь. Билеты спрашивали до Лахденпохьи, но станция называется Якима (Якиманский залив Ладоги), поэтому не сразу объяснились, чего мы хотим.
- У меня сегодня все пассажиры такие интересные, - изумлялась билетный кассир, - разрешение для въезда в приграничную зону есть?
- Конечно есть, - так сказали мы, зная, что приграничную зону уже отменили.
Быть или не быть
Накануне мероприятие было на стадии провала. Я был готов, оставалось только собрать рюкзак. Если в прошлом году в поход от бедности пришлось ходить в милицейском бушлате, то теперь я немного поднялся, раздобыв внушительный летчицкий комбинезон. Старенький, зато из натуральной кожи и с натуральным мехом. Всё было хорошо, но только с Дедом проблемы. Раньше, еще в институте мы ходили в основном с Дедом, а зимой только с Дедом. Через пейджер он не отвечал. Уже было так два раза, что перед походом он исчезал, а потом за день оказывалось, что не идет. В ДХЦ приехали американские кардиохирурги во главе с неким Вильямом Новиком и Дед там сидел безвылазно. Объявился он меньше чем за сутки, когда я уже хотел идти сдавать билеты.
- Дед, мы пойдем в поход или не пойдем?! - я был уже на измене.
- Как это не пойдем, пойдем.
Детали обсуждали уже ночью и ночью же ходили к Деду домой за лыжной мазью.
0-ой день 18 января пятница
18 января утром я проснулся с температурой. Было откровенно плохо. Болело горло - ангина. Я не болел уже 12 лет, хотя, может быть, было, что день или два гриппом, а тут на тебе. Расстроился и пошел в аптеку за антибиотиком. Выбрал цефалексин в капсулах. Раньше десять лет назад внебольничную инфекцию цефалексином можно было вполне завалить.
На вокзал я прибыл на такси. Пришел в условленное место первым. Но очень быстро стали собираться провожающие:
1 Голуб-Копыток Ирина
2 Малыш
3 Евгения Тропашко
4 Татьяна Трепашко
5 Мурашко Саша - жених
6 Мурашко Алла - невеста
7 1м 10
8 Васенька Райкин (Тимошенко) он же Чипполино
9 Сашенька Смирнов
10 Знакомая Сашеньки Смирнова
11 Дедова невеста Иринка
12 Таня Тихомирова
13 Наташа Стельмахович
14 Алевтина Белозерова
15 Сестра Диджея Яся Оля
16 Максим Дмитриевич Очеретний
17 Зайкинд Саша
18 Кинзибулатов Марат Борисович
19 Первый Друг Кинзибулатова Марата Борисовича
20 Второй Друг Кинзибулатова Марата Борисовича
21 Граф Слава
22 Коля Носань
23 Невеста Коли Носаня
24 Сергей Кульпекша
25 Димонька Лопаткин
26 Иржи Зубрицки
27 Дубровский Виталик
28 Капа
29 Колюша Протонкин
30 Брат Колюши Протонкина
31 Пашка Божок
32 Петенько Рогачев
33 Перельман
34 Наташа Довгулевич
Многие пришли с презентами, которые сгружали во вместительный пакет. У этого пакета ближе к отправлению норовили оторваться ручки.
Многие подходили, ощупывали мой комбинезон, трогали наощупь лыжи:
- Ой, а я то думал, что это сноуборд.
Аллочка Бенько говорила, что мненя как минимум убьет, если не приду к ним на свадьбу. Я заверял, что должны успеть вернуться, хотя знал что мы не успеем вернуться, а если и успеем, то скажу, что не успели, чтобы откосить от этого тягостного церемониала. Дед знакомил со всеми свою немного смущающуюся невесту, называя достоинства, недостатки и особености каждого.
До отправления поезда оставалось пять минут. За окном вагона стояла огромная галдящая толпа. Все пытались сфотографироваться, но не влазили в кадр фотоаппарата-мыльницы. Появился зато неизвестный булдос, который руководил мимо проходящими прохожими, чтобы не мешали и не мелькали перед объективом. Наконец поезд тронулся. Провожающие остались во всех смыслах для нас уже по ту сторону. Сегодня эта бригада не должна самостоятельно просто так разойтись.
Номер нашего вагона был четыре. Соседей-собеседников было двое. Мужик довольно приятной наружности до сорока лет и с ним мальчик-семиклассник - его сын или племянник. Дед, Не будь он Дедом, затеял самые оживленные разговоры. Мужик поддерживал. Все портил его сельский акцент, который как в детстве заседает, его потом уже ничем не вытравишь.
Через проход ехала девушка лет двадцати. Она была симпатичная, но маленькая. С прямым носом, волосы подкрашенные и подвиты. Ей было не только скучно одной, но и интересно, что рядом холостые мальчишки. Она очень внимательно слушала Дедовы басни, живо на них реагировала и скрыто перед нами заискивала. Оказалась студентка 4-ого курса инъяза и, что удивительно - к ней, как к репетитору, ходит наш один общий знакомый Женя Д. Выяснилось тотчас, что Женя подленивается и регулярно не выполняет домашние задания.
Я еще был слаб от своей болезни и полулежал-полусидел на своей нижней полке. Дед засадил пару-тройку бутылок пива разговорился окончательно:
- Глаз, скажи..., - или:
- Глаз, а подтверди...
Спать улеглись только тогда, когда уже проехали город Витебск.
- Глаз подтверди, что когда ты поддатый в поезде вверху на боковушке ездишь, то, чтобы не упасть вниз, ремнем к решетке пристегиваешься.
1-ый день 19 января суббота
Спал плохо. Как всегда, в вагоне было жарко. Дед же, напротив, спал, как пшеницу продавши. Соседку, что ехала через проход на боковушке, звали Оксана. В общении с нами Оксана освоилась окончательно, оказавшись еще и без комплексов.
Говорю в шутку:
- Оксана, ты хочешь померять мои летчицкие штаны?
- Ну конечно хочу.
- Да ты можешь не разуваться и так налезут, ну как тебе?
- Ой, а какая здесь большая ширинка (говорит с восхищением)!
- Короче, мы с Дедом в Минске к тебе придём на блины.
- А с чем вы любите?
- С вареньем, разумеется.
- Вы только мне обязательно позвоните, не то я буду звонить сама.
- Позвоним-позвоним. А тебе хоть понравился наш кофе с коньяком?...
Поезд прибыл на Витебский вокзал. До Финского добирались на метро без особенностей. Как вышли из метро, подошел мужик в кепке и поинтересовался, для могула ли это лыжи.
- Нет, это охотничьи.
- Дед, а что такое могул?
- Это почти то же, что и фристайл.
- Дед, а что такое фристайл?
- Ну, это езда там по бугоркам с резкими поворотами.
Финский вокзал выглядел мрачно. Внутреннее помещение было выкрашено непонятным мясным цветом. Чтобы попасть на перрон, было необходимо предъявить билеты на турникете. Вещи мы сдали в камеру хранения. Я пошел разменять 500 рублей и сделал это очень выгодно. Вместо одной из соток мне дали опять таки пятьсот. Дед тому обрадовался не меньше моего и спрятал все деньги, билеты и документы в сумочку.
- Вы что это деньги теряете?! - послышался сзади голос. Он принадлежал одному из местных бомжей. Билеты и деньги лежали на полу, а мы уже отошли шагов на десять. Бомжа пришлось поощрить монетами. Железной мелочи у нас собралось немало, к тому же я взял с собой и ту, что осталась из прошлых поездок.
Пошли гулять по городу. Грязь и +1. Питер выглядел серым и хмурым. Был день, но подслеповато светились электричеством окна старых домов центра города. Многочисленные дворы-колодцы. В одном из таких дворов мы обнаружили магазин туристического снаряжения. На него мы вышли с улицы по стрелочкам на тротуаре.
- Глаз, ну почему я дома забыл горелку! - сокрушался Дед.
Здесь были как раз подходящие газовые баллончики, которые разобрали в Минске. Коврик он тоже забыл. Пришлось купить его здесь. Далее гуляли по городу с ковриком. Вышли к Неве. Прошли вдоль неё, перешли мост и вышли на Литейный проспект. Спустя полчаса, оба сидели в кафе. Дед нажимал на колу с мастером бургером, Глаз на какие-то фруктовые желе и чай.
Прошло ещё полчаса. Дед подробно был здесь с невестой не прошло как и месяца и принялся быть гидом.
- Это, Глаз, Марсово Поле. Это, вот смотри, Боткинская больница. А это вот памятник какому-то педиатру.
Вышли к Авроре. Сегодня были дни блокадного Ленинграда и на крейсер пускали на халяву. Где-то на палубах Дед ненадолго успел потеряться.
Нева не стоит, только лишь кое-где были участки рыхлого льда. Я резонно предположил, что Ладога навряд ли будет как нам надо замерзшей.
Ходили мы тогда очень много и даже это нам поднадоело. На одной из улиц ремонтировали трамвайные пути. Приходилось жаться к домам, обходя грязь и многочисленные накопанные ямы. Здесь же в одном из дворов-колодцев мы подметили старый разбитый фонтан. Снова остановились в какой-то питательной точке, где Дед пил пиво, а я, Глаз, поглощал яичницу глазунью. Что здесь, что в прошлом месте, работает одна молодежь.
Перед отправлением следующего поезда позвонили. Я домой, Дед невесте, также отправили письмо Максиму в Салми.
"Дикий прапор"
Прапорщик, он везде прапорщик
В 16.15 мы заняли свои места в поезде № 249 С.Петербург - Костомукша. Ехать требовалось немного - пять часов. За проводника здесь был невозмутимый худой очкарик лет 40-45. По соседству с нами проезжала такого же возраста замкнутая тетка. Она читала какую-то примитивную книжечку.
Спокойно мы ехали где-то час-полтора, пока неожиданно не объявились двое в пограничной форме. Первый совсем молодой, второй - прапорщик. Был он, как и все прапорщики: невысокий, с умеренным пузом, свиными глазками и характерным не терпящим возражения голосом. Они, скорее всего, бы прошли мимо, но сильно били в глаза наши огромные рюкзаки, да ещё и лыжи. Вообще-то мы заранее знали, что едем в приграничную зону, и что нас могут ссадить с поезда. Однако, полагали, что это маловероятное событие. Естественно, что нужных документов у нас не было.
- Так, выходите в Сосново, сейчас будет, и едте обратно в Питер, понятно? - сказал прапорщик.
- А откуда начинается приграничная зона? - поинтересовался я.
- Здесь спрашиваю я, - начал раздражаться прапорщик.
Чем больше мы разговаривали с этим ебнутым прапорщиком, тем он сильнее заводился. Говорил он очень громко и возбужденно, почти что кричал. Всё же удалось выяснить, что погранзона начинается после Приозерска. В Приозерске там рядом сразу берег Ладоги. Неудобно, конечно, но уже можно выходить.
- И не дай Бог вы попадетесь мне в поезде после Приозерска. Я буду с вами тогда уже по другому разговаривать, - сообщил уходя прапорщик.
Тотчас, как они ушли, к нам подсела парочка бабушек, свидетелей нашего инцедента, и стали они с нами разговаривать. Только никакого проку от этого не было. Потом Дед пошел на консультацию к флегатично-невозмутимому проводнику в толстых очках.
- Выходят они в Элисенвааре, а это раньше, чем Приозерск. Да ты вообще его можешь на ... послать. Он тут никто. - пояснил проводник в очках.
Дед, не будь он Дедом, пошел было искать прапорщика. Найден он был через один вагон вместе с начальником поезда. Начальник поезда сразу отмахнулся, ссылаясь на то, что подобное дело совсем не входит в его компетенцию. Прапорщик разъярился и пообещал нам 15 суток, в том случае, если мы не покинем поезд после Приозерска. Я предлагал Деду спрятать рюкзаки где-нибудь в другом месте на нижней полке, а самим уйти подальше куда-нибудь из нашего вагона. Или закрыться в туалете, пока не переедем станцию Элисенваара. Они выходят раньше нас.
Не тут то было. Взбесившийся прапор, когда поезд подходил к Приозерску, пришел лично убедиться, что мы сойдем с поезда. Пришлось выйти. Прапорщику оказалось мало.
- Держи красный фонарь, - сказал он юнцу, пока сам сбегал ещё за двумя другими мужиками, но без формы и поделикатнее. Прапорщик настаивал, чтобы нас задержали, но те двое рассеяно топтались на пустынном перроне и не собирались нас задерживать. Наконец поезд плавно тронулся. Колеса зашелестели.
- До свидания, - с сарказмом сказали мы.
Прапорщик не унимался и орал, высовываясь через открытую дверь вагона, пока поезд его не увез в темноту.
Ялгуба 2
Дед, не будь он Дедом, тотчас принялся ласкать вокзальную собаку:
- А кто это у нас такой хороший, а кто это у нас такой красивый...
До Карелии не доехали. Высадили нас ещё в Ленинградской области. Карта Карелии была адекватная. А вот Ленинградской области предельно примитивна - её брали, как схему всего маршрута, вместе с куском Карелии. В сантиметре 7,5 км. Не важно как идти, зато знали направление, где должно быть озеро.
Мы долго выходили по колено в снегу по задворкам Приозерска. Тяжелые рюкзаки тянули волоком, положив на лыжи. Наконец вышли на шоссе. Рядом была колдырятня мало отличающаяся от того, как в прошлом году мы проходили Ялгубу.
Далее мы шли вдоль шоссе, всё также волоча рюкзаки на лыжах. После Приозерска прошли деревню Бригадное и только после этого свернули направо к Ладоге. Сначала были какие-то дачи, но они скоро тоже исчезли. Дачи были обитаемы, и за это время мы потревожили немало местных собак. Отвсюду теперь доносился их поганый лай. Дед, не будь он Дедом, плохо переносил ночные приключения и всё предлагал мне стать лагерем. Время было позднее, и в итоге я, хоть и не сразу, но согласился.
До озера так и не дошли. Стали в лесу среди сугробов. Дров было мало, их приходилось искать. Быт, однако, постепенно наладился.
Спать легли в два часа ночи. Тишина.
2-ой день 20 января воскресенье
Собирались долго. Двинулись по припорошенной снегом дороге на север. Дорога тотчас взяла круто вгору. Сразу стало тяжко тянуть рюкзаки на лыжах на подъём волоком. Неожиданно дорогу перегородила колючая проволока.
- Мы доберемся, наконец, до этой Ладоги или нет?!
Чуть поодали виднелось мрачное нежилое четырехэтажное строение. Недалеко от колючки стоял вагончик. В вагончике открылась дверь, вышел солдат в майке-тельняшке и не заметив нас выбросил бычок. Пришлось его окликнуть.
- Да здесь уже Ладога, за этим вот желтым зданием.
Солдат в вагончике оказалось двое. Один был в тельняшке. Второй, которого звали Сергей, - в подтяжках:
- А вы это, из Приозерска?
- Да, на рыбалку.
- А чего рюкзаки такие у вас неподъемные? Вы, наверное, на вечерний клёв?
- Нет, мы просто на несколько дней.
- Ладно, проходите тогда здесь, а если кто спросит, скажете, что заливом пришли.
Военные порекомендовали нам пролезть под колючкой. Так и сделали. Оба раком. Только Дед головой вперед, а Глаз жопой.
- Глаз у нас всё через жопу делает, - заметил Дед.
Скорее бы выйти на ровный лед. Это уже был бы совсем другой поход, а не то, что по этим сугробам ползать.
Дед, а там лед есть?
Дошли таки до вышеупомянутого мрачного желтого здания (казарма нежилая, не иначе). Дед пошел в разведку по глубокому снегу за здание. Вернулся скоро.
- Далеко идти то?
- Не-еа, не далеко.
- Ладогу видел?
- Видел.
- Дед, а лед там есть?
- Есть.
Рюкзаки дотянули снова до колючей проволоки (уже с той стороны). Я остановился как вкопанный - близко за деревьями была свинцовая рябь воды. Сразу с того места, где заканчивается залив. Дед туда похоже не посмотрел и сейчас испытал те же самые сильные чувства.
- Глаз, а ведь Ладога совсем не стоит.
- Вижу. Мы с тобой впросак попали.
Вода была у самых берегов, что не перейти даже на ближайшие острова. У берегов крупные каменные валуны и нагромождения льда, с которого свисают сосульки.
Ситуация была конфузно-тяжелой. Даже непонятно, что теперь делать. Как раз к тому времени стало уже темнеть. Все пути куда-либо были отрезаны.
Мы прошли 300 метров по дышащему льду залива, пока он не закончился. Поднялись на горочку и стали разворачивать лагерь.
- Сегодня палатку ставит Глаз, - отдекламировал Дед.
- Давай пусть и Глаз, - поменялись мы обязанностями и обоим стало непривычно.
- Ты, Глаз, плохо поставил, мне теперь в желобе придеться спать. Иди тогда забрасывай макарон, сейчас вода закипит.
- Мне еще фонарь на лоб повесьте, так я и ночью могу работать.
- Тогда давай, Глаз, бухать.
- Не могу, я же ведь антибиотик пью.
- Ты же ведь и сам знаешь, что это всё хуйня.
- Тогда ты пей один.
- Так я не могу один.
Посидели мы сегодня до 22 часов.
3-ий день 21 января понедельник
Поднялся я раньше Деда (так почти никогда не бывает). Дед сломался и его уже тогда походы интересовать начинали переставать. Иначе бы он поднялся первый, стал бы расхаживать по лагерю с какими-либо хлопотами и петь пестни. Я одел лыжи и поехал в коммандировку, чтобы осмотреться, что нам здесь может светить, и куда вообще можно пойти. Это январское утро было темным и пасмурным, как все равно вечером. Пять градусов мороза. Легким прибоем шелестела Ладога. До горизонта была матовая свинцово-серая вода с фиолетовым оттенком. Дальше она сливалась с небом. Я вертелся между деревьев на широких лыжах, почти не проваливаясь в снег. На спусках я их боялся сломать. В могуле я совсем пока никак.
Выехал на лед на лед еще одного из заливов. Пошел по льду еще быстрее. У берега лежал тяжелый ял. Оказалось не ял, это всего лишь такой камень. Дальнейшей дорогой была река, она впадала в этот залив и на ней был лед. Я пошел вверх по течению и повстречал двух рыбаков. Их собака против меня была настроена весьма решительно. Я орудовал лыжной палкой, пытаясь ударить её, собаку по самой морде. Река вверх по течению которой я пошел, привела она опять таки в Ладогу, но в другом месте. Был здесь тоже залив и небольшой островок. На том островке стоял котедж. Тут я был атакован уже другой собакой, но уже менее напористой.
В лагерь вернулся я уже другой дорогой в первом часу. Дед как раз в это время готовил еду.
- Что видел?
- В принципе, ничего весомого.
Казалось, что мороз как будто занимается. Дед уже нацепил мои штаны с подштанниками, а мне становилось холодно без рукавиц.
Пишет Дед (набрано из дневника без редакции)
Я рядом! Я тут! Настоение на троечку! Неизвестность манит. Мороза нет. Глаз молодец! Писать буду, но потом.
Стыдновато. Вышли, как и вчера в 15 часов. Раньше понятие зимний поход у нас было тождественно с понятием ночной поход. Шли по лесным ухабам тяжело. Медленно на лыжах с тяжелыми рюкзаками. На совсем маленький подъемчик широкие фанерные лыжи-недоразумения совсем не ходят из-за отдачи. У меня вдруг нога полетела выше головы и я неловко упал с тяжелым рюкзаком в сугроб. Подняться всё не получалось. Дед утверждал, что у меня мозжечковая атаксия, я же уверял, что это так нарочно - просто падения отрабатываю.
На реке, куда утром ездил, оказались, когда как раз начали сгущаться сумерки. Река неширокая, местами мокрый снег, встречаются островки. Из снега выглядывает тростник. Теперь мы пошли наоборот вверх по течению. Пройдя немного, увидели незамерзшую промоину. Пришлось выбираться на берег. Это значит одевать лыжи и рюкзаки на плечи. Так оказались мы на территории чьей то усадьбы-хутора. Последняя была обжитая - торчала параболлическая антенна. Лай собак был прямо таки оглушающим. Меня иногда очень бесят собаки. Подбежала какая-то большая, видно породистая, которая сильно не лаяла, лишь только ворчала. Но именно такие и могут укусить. На беспокойство собак вышел не сильно приветливый человек:
- Идите вот по этой дороге, - указал он, - так на асфальт и выйдете.
Снова сняли рюкзаки, положили их на лыжи и сорок минут шли до асфальта, тянув эту динамомашину за веревочки волоком. Потом еще где-то полчаса по шоссе в северную сторону.
Как потеряли моральный дух
Итак, остановились мы на том, что вышли на шоссейную дорогу. Именно такую, какие в пешем походе могут интересовать менее всего. Рельеф был умеренный. По сторонам и довольно близко подступая - могучий хвойный лес. Cил был тогда у нас вагон. Едой прокормить можно было пятерых. Но Дед идти не хотел. Это был его последний поход, не в буквальном, конечно, смысле, но он уже больше с тех пор зимой не ходил. Ситуация предлагала нам только такой вариант - топать по этой дороге с машинами.
- Дед, что с тобой?
- Глаз, куда мы идем?
- В Карелию, десять километров осталось.
- Давай карту посмотрим. Я знаю, почему не хочется идти.
- Почему?
- Просто мы потеряли моральный дух.
Шли с передышками, но довольно быстро и эффективно. Было темно. Между деревьями висело звездное небо. Редкие проезжали машины.
Как Глаз с Дедом отдыхали на даче
Шли по полчаса и останавливались на пятнадцатиминутный отдых. Рассказывали друг другу басни. Глаз настаивал, чтобы идти еще. Дед постоянно предлагал где-нибудь стать.
Справа от шоссе показались неизвестные приземистые постройки.
- Давай, здесь посмотрим.
- Д-давай.
Пошли в разведку в разные стороны. Я вернулся к рюкзакам позже.
- Н-ну как.
- Там, Дед, нормально, бытовка открыта.
- Д-давай тогда туда и пойдем.
- Д-давай.
Дед сидел на шкафу-камоде, выставив ноги на кирпич, лежащий на железной печке. Помещение быстро нагрелось. Это был уютный полумрак. Красноватым светом сияли раскаленные дрова. Дрова сгорали транзитом, не особо нагревая котелки. Зато труба накалилась докрасна. Я периодически открывал дверцу буржуйки, вкидывая туда новую порцию топлива. Огонь гудел.
- Ты уже, Глаз, таблетки не пьёшь?
- Утром сегодня последний раз выпил.
- Тогда давай бухать.
- Д-давай.
Оба выпивают.
- Давай ещё.
- Д-давай.
Оба выпивают.
- Так, ещё.
- Не торопись.
- Ай, ну Глаз.
- Ну, ладно, д-давай.
Выпили не шибко много. В водку добавляли для аромата бальзама, презентованного Сашенькой. Развезло капитально. Я улегся на диван и вырубился. Времени было час ночи.
4-ый день 22 января вторник
Поднялся я, как и вчера, в 9.50. На улице минус шесть. Идет снег. Не идет, а валится хлопьями. Это не есть хорошо. Дед сварил завтрак.
- Давай я заварочки подсыплю в котелок.
- Д-давай.
Чай Принцесса Канди медиум имеет такую особеность, что не придает нужный цвет в терапевтических концентрациях. Когда завариваешь его, ориентируясь на цвет, выходит убойный чафирь. Мы выпили всего-то по кружечке этого вяжущего пойла, как Дед лег на кровать навзничь и даже стал разговаривать вяло. Я размяк, сидя на стуле. Потом от греха подальше вылил вон на улицу сногосшибательный лечебный отвар. А то мы никуда с этой дачи не выйдем. А пить то хочется. Пришлось заново ставить воду. А растопить снег это время. Всего то ночь тут переночевали, а такой развели бардак, что ажно самим стало неуютно: затоптали пол, разбросали вещички, набросали оберток от конфет, и от крабовых палочек. Случайно даже оборвали штору. В тетрадку-дневник, с которого я это всё спустя десять лет набираю, подклеили трофей:
"Объявление
4 августа 2001 года в 15.00 на поляне, излюбленном месте для купания, состоится общее собрание членов садоводства "Лопастное" с повесткой дня:
1. Отчёт председателя правления о проделанной работе за истекший период.
2. Выбор членов правления.
3. Перспектива развития садоводства и пути её решения.
4. Утверждение сроков и суммы оплаты взносов.
5. Ответы на поступившие вопросы.
Явка всех членов садоводства обязательна." Правление.
12.10 уходить не хочется совершенно. Деду так вообще чаёк так настучал по мозгам, что он уснул, лежа на диване.
Тронуться получилось только к 14.00. Опять шли по дороге на север. Погода, применительно к походу, говняная. Дорога вчера была черная, теперь по ней ездили снегоочисители. Снегопады и оттепели это всё, конечно, хреново. Спуски и подъёмы были очень крутыми. Справа была какая-то вода, река, не иначе, как скоро впадающая в Ладогу.
Дорога раздваивалась. Навстречу шла сгорбленная бабуля. Близорукий Дед издали подумал было, что это собака. Потом неожиданным образом бабуля раздвоилась, но приблизившись, снова слилась воедино.
- До Березова далеко будет?
- О-ой, далеко.
- Километров пять-восемь?
- Не-ет, три-четыре. Вам на базу?
- Да, на базу.
- Ну, тогда это первый поворот.
Дошли и до Березова. Перед этим Березовым деревья расступились и справа нашему обзору открылся большой залив, ксати скованный льдом. Возле берега стояло несколько раздолбанных ржавых барж. Дошли и до нужного поворота. Вот здесь то мы и пересекли границу. Теперь мы были уже не в Ленинградской области, а в Карелии.
Надо льдом и подо льдом
Мы увидели пограничников, но те не обратили на нас внимание. Потом сделали кадр. В сугробах стоял старый и раздолбаный запорожец.
Лыжи скользили плохо. Подлип. Пришлось взваливать на плечи и рюкзаки и лыжи. Стемнело. Сразу не посмотрели на компас и пошли не туда. Потом сориентировались. Увидели нужную протоку. Туда как раз вели мотоциклетные следы. Даже теперь вот в темноте мимо нас проехало несколько мотоциклов с колясками, освещая перед собой фарой. Дед, как обычно в темноте, не хотел идти и всё предлагал остановиться. Мне становиться не хотелось никак. Дойти бы хотя до моста через протоку. Там наверняка должны быть домики или бытовки (в таких местах они как раз и встречаются). На перекусе съели несколько конфет. Так посидели мы немного в тишине и безветрии да пошли дальше. Но чем дольше шли, тем сильнее запутывались.
- Ничего, Дед, я не понимаю. Посвети ка на компас. Вон нам получается туда. Минут за сорок до этого я остановил один из мотоциклов. Там сидело два "бобра". Сказали, что да, идем мы правильно. Около 20 часов мы зашли в какую-то протоку. Слева был скальный обрыв, справа не понятно что.
Перед Дедом неожиданно стал потрескивать лед. Я по этому поводу совершенно не переживал. Лед наверняка многослойный. Не даром же по нему на мотоциклах ездиют. Больше подумать ничего не успел. Успел только вскрикнуть, проваливаясь вниз. Знакомство с Ладогой закончилось тем, что я плавал в проруби, опираясь руками на кромку льда.
- Так, не волнуйся, Глаз, подыши, - почуму-то предложил Дед.
Он уже скинул свой рюкзак и стал потихоньку ко мне подползать.
Выбрался я сам. Закинул левую ногу назад так, что зацепился за край льда носком сапога. Потом как-то перекатился через спину и через рюкзак. Рюкзак сначала растегнул на поясе и потом потихоньку высвободился из лямок. Кожанный комбинезон воду пропускал медленно и мокрым я оказался только частично. Ближайший берег был в виде скального уступа, неудобный. Мы направились в сторону более дальнего низкого берега. Сначала ползком. Потом только поднялись на ноги.
Страшно не было нисколько, было хладнокровно. Страх появился, когда выбрались на берег.
- Дед, а ведь я чуть не обосрался.
- Я и сам чуть не обосрался.
Костер решили не разводить. Этот остров был очевидо лысым и дров здесь ещё нужно было бы поискать. Дед быстро поставил палатку и также быстро я забрался внутрь и залез было в спальники. Теперь я стал сильно мерзнуть. Вещи в рюкзаке промокли частично. Благо, мороз слабенький, минус три. Всего теперь колотило крупной дрожью. Залез в спальники. Дед затянул под тент мои брошенные снаружи вещи.
Поужинали четырьмя упаковками крабовых палочек.
- Ну, что, средство от тоски пить будем? - предложил Дед.
- Можно и средство от тоски - согласился Глаз.
Дед пробует. Ругается нецензурно. Средство от тоски оказалось термоядерно-убойным. Градусов семьдесят, да ещё и наверное с пектуссином.
Я быстро согрелся и ожил. Внутри сделалось тепло и уютно. Дед поджег сразу две сигареты марки LM.
- А пепел то куда стряхивать?
- Ты пепельницу купил?
- Какую, блядь, пепельницу.
- Тогда будем пользоваться старой, достал Дед из предбанника свой ботинок.
- Форточки надо бы открыть.
- Занимайте места в портере. Глаз открывает форточки.
- А они что снаружи открываются? - я купил новую двухместную палатку и только теперь обратил на форточки внимание.
Вскоре палатка наполнилась таким удушливым кумаром, что луч фонарика казалось едва пробивает эту дымоуху.
Оба быстро заснули. Времени было около 22 часов. По палатке мягко шелестела сыплющаяся с неба снежная крошка. И кроме этого мягкого шелеста не было больше ничего.
5-ый день 23 января среда
Времени около 9 часов. Проснулись мы синхронно.
- Ну что, Глаз?
- Дождь идет.
Поспали ещё до половины первого. Оттепель и +1. Может быть это и кстати. Иначе мои сырые вещи превратились бы в панцирь. Их пришлось бы ломать прежде чем складывать в рюкзак.
При свете дня выяснилось, что искупаться бы пришлось всё равно, поскольку не провались я под лед раньше, попали бы в промоины, которые были прямо по нашему курсу следования и уже совсем близко. И хорошо, что логика подсказала ползти к этому более дальнему берегу. Иначе купались бы еще в ледяной купели. Кстати сейчас крещение. Теперь мы подошли довольно близко к месту вчерашнего происшествия. Вода растеклась по периферии от этого мокрого окна и в несвольких метрах по периферии размочила снег. В темноте все дальтоники, ещё, как оказалось, пошли вчера не туда. Глаз перепутал красную и черную стрелки компаса. Мы шли на север мимо островов, таких высоких и скально-крутых, что они больше походили из торчащие надо льдом сопки. Теперь только мы впервые за время наших мыторств увидели низкое зимнее солнце, и то не надолго. Вскоре его поглотил фронт косматых серых облаков. При дневном свете хорошо были видны промоины, образованные без всякой закономерности и логики. Глаз шел первым, выбирая дорогу. Часто приходилось жаться к берегу, следуя вдоль кромки тростника. Видели рыбаков с мотоциклами, даже женину в шапке-ушанке, которая наловила много мелочи, в том числе и налима.
Мы прошли еще мимо нескольких островов. Потом показался вдалеке мост. Возле самого моста льда не было. Мы выбрались на насыпь проселочной дороги и увидели, как идут по льду две лыжные фигуры.
- Смотри, Дед, никак коллеги наши идут.
- Где?
- Да вон. Местные колдыри в такие яркие одежды не одеваются.
Их тоже было двое. Дед был в этом походе неузнаваем. После того, как они приблизились, он не побежал знакомиться. Те тоже были в замешательстве и выбрались на насыпь. Им дорогу преграждали промоины. Один, тот, что был в оранжевом костюме, решил съехать на лыжах с насыпи и грузно упал.
Мы двинулись дальше вверх по дороге, волоча свою ношу на лыжах. Потом пили из колодца мутную студеную воду.
Стемнело. Дед остался на дороге. Я стал на лыжи и съездил в разведку.
- Ну что там?
- Отлично всё, сегодня ночуем в бане.
- Далеко?
- Полчаса.
Через полчаса мы подошли к группе нежилых строений. С баней вышел облом. Там имелось всё, кроме печки. Труба стояла на колодке. Пришлось передислоцироваться. Обоим понравилась ближайшая хибара. Главное, что из пологого ската крыши торчала кирпичная труба. Хибара выглядела искусительно, несмотря на то, что официально на двери висел замок. Двери открыли с помощью топора, но так, чтобы можно было потом аккуратно забить. Как и в большинстве подобных хибар были здесь панцирные кровати, но только эти какие-то короткие, для карликов. Печка была не печка, а настоящий бойлер, который вмещает в себя большое количество дров. Только бойлер у Глаза не разжигался. Пришлось сменить руку и уже дедовская попытка увенчалась успехом.
Кумар поднялся сразу такой, что стало резать в глазах. Но это было, пока не разгорелись дрова и не прогрелась печка. Как прогрелась, наладилась тяга, закипели котлы и стали сохнуть развешенные вещи, источая влажные испарения. Настроения значительно улучшались. Мы периодически выходили на улицу и смотрели, что там будет с погодой. Снаружи поднялся многообещающий сильный ветер. Прошел час.
- Дед, звезды видны, облачность рассеивается. Луна и минус 7.
Прошло еще часа два.
- Глаз, уже минус десять.
- Это уже что-то.
Выпили немного за погоду.
Напоследок перед сном я вышел на улицу. Красота. По прежнему сильный ветер и признаки крепчания мороза. Сквозь рваные быстро идущие облака пробивается луна. Труба нашей хибары взметает снопы искр, а иногда оттуда выскакивает язык пламени. От горящей печки тускло освещаются окна.
6-ой день 24 января четверг
Уснуть долго не могли, потому что напились кофе. Заснули после того, как уже погасла печь и стала потрескивая остывать. Помещение постепенно начало выхолаживаться.
Дед разбудил меня в десять часов. Как всегда ему сняться сны (мне почти никогда): Максим Очеретний на дежурстве его послал на Комаровку за колбасой, только вместо этого он попал в бильярдную какого-то восточного султана.
Снова топится печка. Шипят котелки. На улице низкое зимнее солнце.
Выдвинулись, когда не было еще двух. Рюкзаки тащили по льду волоком на лыжах, незначительно проваливаясь в снег. Погода что надо, почти даже безветренная. Шли поначалу быстро - километра 4 в час. Останавливались около рыбацких лунок. По ним сориентировались, сколько примерно толщина здесь льда. Вполне удовлетворительная - около 10 сантиметров. Возле одной из лунок вмерз в лед забытый малек судачка.
Сфотографировались. Взяли курс 80 градусов. Дед питал надежду выйти сегодня на мыс, на карте там значится, что должен быть маяк. Только вот мы скоро увидели картину, не совсем обычную. Впереди было солнце и снег, А чуть дальше тень от высокого острова, а еще дальше острова как бы проваливаются в никуда. Они и вверх и вниз, как бы отражаются в две стороны, купаясь в небе.
- Глаз, скажи мне, что это тень от островов.
- Ладога и тут открыта (с досадой).
Мы рассчитывали, что здесь, где островов больше, краем можно пройти.
Мы присмотрелись и теперь уже явственно различали воду. От воды шел пар и на солнце вода блестела, сливаясь со снегом, ее выдавали зеркальные отражения островов.
Мы растеряно соображали, куда нам будет граммотнее пойти. Решили двинуться на север, однако дорогу преграждал высокий остров Корпинсари.
- Давай его попробуем влоб взять.
- Может, лучше обойдем.
Тут мы увидели лыжню. Шли двое в сторну открытой Ладоги. Это не иначе, как след вчерашних туристов, что мы видели возле моста. Решили идти по их следу. Было видно, что идут они быстро, редко делая привалы.
Остров Корпинсари мы обошли с севера (со стороны открытой Ладоги). Сейчас снова явственно увидели воду, но только уже свинцового цвета. Погода стала портиться, небо затягивало тучами.
Лед дальше ухудшился, много где проступали мокрые пятна воды, и приходилось их обходить. Шли по прежнему по лыжному следу, котрый по прежнему вел на север. Похоже, эти два человека имели с нами похожую цель.
Острова вытянуты как бы поперек нашего пути. И что далее, тем становились они более высоки и обрывисты, иногда возвышаясь, как пятидесятиметровые скальные утесы. В одной из проток на карте отмечен был сарай. Лыжня туда и шла. Она стала взбираться на склон. Мы на своих широких лыжах не могли взять склон. Часто поскальзывались и картинно падали.
Сарай случайно в сумерках обнаружил Дед, но он был совершенно непригоден для ночевки. Это был остов продолговатого строения из кирпича, без крыши, а внутреннее пространство было разделено на отсеки - что-то наподобие ванн. Но всё это разрушенно и проросло кустарником.
Дальше очередной залив. Погода ухудшилась еще, и уже не было ничего видно. Решили стать лагерем. Палатку поставили на лед, а костер сообразили на горочке между деревьями. Как надо костер не задавался, раздували его с Дедом путем совместных усилий, размахивая ковриками. Потом шквалами стал налетать ветер, и его отголоски стали нам помогать в раздувании. Сначала мы болели: "Давай-давай". Потом он уже горел сам. Однако всё равно на приготовление еды и чая ушло немало времени. Я надышался за это время вонючего дыма, что теперь хотелось блевать. Настроение ухудшилось перед сном, после того, как хлопьями повалил снег. Снова погода взяла направлени на оттепель.
7-ой день 25 января пятница
Утром температура была около нуля. Мокрый снег шел всю ночь и все вокруг завалил. С погодой в этом походе нам явно не везет. Даже вылазить из палатки нет настроения никакого. Однако я вылез. Одел лыжи, а толку никакого. Снег лепиться на них тяжелыми пластами. Я сходил к сараю, про который вчера рассказывал Дед. Всё было, как он и описывал. Возвращаюсь, моросит дождь. В палатке Дед уже на измене.
- Поехали, Глаз, домой.
- Какое там домой, мы даже пока еще презенты не сожрали.
А я всё планирую, как это нам лучше идти на север. Только до Лахденпохьи это дня три-четыре. Снова вспомнили ебнутого прапора, который нам поход испортил. Всё ждем, когда под нами провалиться лед.
- Ничего страшного, Дед, будем в палатке плавать, как в гондолле.
- Как в гондоне, - раздраженно парирует Дед.
Пришлось лежать в палатке и просто коротать время под шелест падающих на тент капель дождя.
- Дед, а мы пойдем в следующем году в Карелию?
- Дай ты хоть до лета дожить. Так, я теперь вот вылажу, сцу, а потом откроем банку ананасов, и - с водкой.
Еще поспали, пока не стало темно. Потом проснулись, а снег всё продолжает идти. Почти +2. Всё мокрое, а по периферии палатки мокрое пятно. Доели ананасы, допили водку, запивали из чайника не замерзшей водой, которая отдавала отголосками компота из сухофруктов. После распития бутылки, у меня начал заплетаться язык. Снова уснули.
8-ой день 26 января суббота
Ночью был сушняк. Пришлось вылазить за чайником. Сделаешь пару глотков ледяной воды и больше не можешь. В чайнике уже плавали куски льда.
Занялся мороз. Небо продолжало оставаться пасмурным. Тент от нашей палатки, будучи обильно мокрым, превратился в ледяной панцирь, к которому местами примерзла внутренняя стенка.
Вылезли наружу в девять часов. Свои сапоги я забрал внутрь. Дедовы под тентом задубели, и он долго вколачивал в них ноги. Смерзшиеся стойки палатки не хотели разбираться. Эффективно оказалось постукивание по ним ножом. Одиннадцать градусов мороза. Перед самым выходом невдалеке от нас проехало три самодельных вездехода на шинах низкого давления. Идти решили по их следу. Голодные и замерзшие двинулись в дальнейшую дорогу. Сразу шли на лыжах по следу через лес нормально. Правда на одной из горочек я упал и долго не мог подняться.
"Буран"
Из леса след вышел на лед. Здесь нам встретились два колдыря-рыбака. Им явно было холодно - развели дымный костер.
- А куда этот след выведет?
- А куда захотите, туда и выведет. В Куркиёки.
Вышло солнце. Ветер навстречу столь сильный и так вздымает снежную взвесь, что невозможно смотреть. Поземка змеится у ног и ударяет колкой снежной крошкой в лицо. Пройдешь немного вперед и становишься к метеле спиной, чтобы отдохнуло лицо. Зато не проваливаешься. Свежевыпавший снег довольно быстро утрамбовал ветер.
Текут сопли. Сразу я сделал ошибку: сложил в рюкзак задубевшую куртку. Теперь ветер насквозь продувал мои свитера. Передохнуть получилось, спрятавшись за одним из островков. Здесь я насилу одел каменную куртку. Штаны были примерно такие же, что нельзя и присесть на корточки. Примерно здесь упал Дед и сломал лыжную палку.
Буран продолжал неиствовать. Так с девяти часов утра до четырех часов вечера мы шли против этой снежной метели. Шли эти девять километров медленно, однако терпеливо и упорно, сделав по пути всего то две передышки. По сторонам ограничивали этот залив бысокие берега с поросшими лесом скалами. Но оба на них уже насмотрелись.
Вдалеке уже видны были строения Куркиёки. Возле Деда остановился навороченный снегоход Susuky или Yamaha. Человек с вездехода возьми да и спроси, лед ли хороший:
- Да, хороший.
Не успел я и глазом моргнуть, как этот снегоход исчез за поворотом, за ним остался шлейф снежной взвеси.
Куркиёки оказался поселком не сильно большим, но богатым с претензией на место отдыха. Видно было, что частенько сюда наведываются серьёзные люди. Многие дома гостиничного типа, а машины возле них избыточно-роскошные.
Мы были осведомлены, что в 16.30 идет автобус до Лахденпохьи. Автобусную остановку мы нашли без особого труда. Рядом аж три магазина. Вооружились пивом "Клинское", как раз оно было не сильно холодным. Купили ещё, чего надо из еды. Автобус вот-вот должен был подойти. Смотрю, подъезжает к остановке ГАЗель с фургоном. Я спросил водителя, подвезет ли он куда.
- За километр три рубля мы берём, - согласился водитель.
На том и порешили. Автобус ушел. Водитель заверил, чтобы ждали, а он заскочит домой и вернется за нами. Мы остались на остановке одни. Теперь мне стало казаться, что этот водитель на ГАЗеле не приедет. Но он вернулся.
- Ну, поехали.
Рюкзаки и лыжи закинули в фургон. Сами сели в кабину с водителем. Водил он по зиме хорошо. Дорога эта была не из простых: очень извилистая, крутые подъемы постоянно чередовались с такими же спусками. Стемнело. Водитель включил фары. Звали его, как и Деда, Виталиком - 1969 года рождения, а фамилия Филатов. Общительным он тоже оказался весьма-весьма. Дед всё рассказывал про ебнутого прапора, а другой Виталик жаловался про таких же самых пограничников в Выборге. Сам то Виталик работает водителем в пожарной части, а, раз график удобный, в свободное от работы время спекулирует и ездит в Финляндию. Он говорил, что нет необходимости специальную трассу для ралли строить. Местное правительство устраивает санкционированные соревнования прямо на этой дороге.
Впереди показался железнодорожный переезд. Горел как раз красный фонарь. Вскоре прошел мимо и товарный состав. Вот здесь бы мы и проезжали тоже, но только по железной дороге. Всё, если бы не дикий прапор. По прошествии поезда ещё долго горел запрет. Это раздражало.
- Вот в Финляндии по другому, - сообщил Виталий, - Там, как только поезд прошел, ехать можно сразу. А у нас, так не разберешь. Раньше штрафовали, теперь, если переезд проехал и нарушил правила, права безоговорочно отбирают.
В Лахденпохьи (местные говорят Ландохи) водитель заехал к зданию вокзала:
- Приехали.
Неловкое молчание.
- Вообще-то мы до Сортавалы просились.
После легких заминок в разговоре, согласились, что еще даем 250 рублей.
- Ну, бензина должно хватить, - оживился Виталий.
Потом были еще сорок километров такой дороги - извилистой и рельефной. Иногда справа показывались Ладожские заливы.
- Здесь, что её совсем песком не посыпали, - отзывался о дороге Виталий.
Не доезжая 15 километров до Сортавалы, ГАЗель заглохла.
- Что такое?
Оказалось, что закончился бензин.
Водитель взял из фургона швабру и вышел голосовать.
- А швабра то зачем?
- Да здесь собак много бегает.
Тут был удобный для голосования поворот дороги. Скоро остановился дорогой джип. Но, тот, кто в джипе, увидел нас с Дедом, видно, стреманулся: и дал по газам. Спустя минуту остановился ехавший навстречу жигуленок. Это оказался какой-то знакомый нашего водителя. Он пошутил:
- Тысяча рублей за литр.
Поехали дальше. Заправились на первой попавшейся заправке. Потом проезжали через Сортавалу, которая оказалась значительнее ожидаемого. Высадились прямо на лед возле моста, расплатились и попрощались.
Светила луна, отбрасывая на снегу от наших фигур длинные тени. Сразу по карте смекнули, как нам лучше будет идти. Большой остров принялись обходить северо-восточной протокой. У самого моста не надежный лед, судя по большому пятну мокрого снега. Подальше он стал улучшаться, а еще дальше на него уже выехал мотоциклетно-снегоходный след.
Мне хотелось идти быстрее, задать хороший темп по этому лунному ледобану, но почему-то ощутимо отставал Дед. Сортавала оставалась постепенно позади. Отдалялись её тускло освещенные частные дворы, сопровождающие нас собачим лаем. Последние плавно перешли в дачные массивы по обе стороны протоки. Те, особенно, что справа, расположились ступеньками прямо на скалах.
Дед стал совсем уже приплюснутый. Я стал радиально на лыжах ходить в разведку, чтобы разузнать, может здесь где какой угол светит. На лазание по сугробам уходило много сил. Дед ожидал, сидя на льду. Но дачи все казались как-то неподходящи. То собака неподалеку лает, то фонарь в поле зрения горит, то замки. Мы продолжали идти дальше.
Возле одного из дворов нас учуяла очередная собака. Она лаяла и не умолкала. Мы уже прошли мимо, как видим за нами идёт вместе с этой большой собакой маленькая лунная фигурка. Мы остановились. Подошла бабушка. Она осведомилась, что мы не воруем подледные сети.
- А то у соседа в ту субботу украли! Вот ворье! У стариков то воровать!
Тут Дед представительным голосом заверил, что мы идем дальше, на залив ловить налима. Бабушка оказалась ответом удовлетворена, смущало только, что в такой поздний час. Как раз было уже десять вечера.
Мы не так уж и далеко отошли от дома этой бабушки, как я снова пошел в разведку. Почему-то пошел на этот раз без лыжей. Сугробы были такие значительные, что проваливался я едва ли не по пояс. Вернулся минут через сорок замучанный окончательно. На этот раз кое что насмотрел. Объектом взлома на этот раз была небольшая баня. Одним из критериев пригодности было такое устройство двери или такие замки, где можно потом заколотить, как и было. Дверь открыли, ничего не повредив и при помощи топора.
Внутри было то, что совсем теперь неуместно - ванны, скамейки, кадушки. Небольшой запас дров. Свой рюкзак я поставил прямо в ванну. Дед дремал не разговаривая. Я за день тоже устал и теперь был сильно подавлен.
Печь была с низким КПД. Всё не хотела нагревать помещение. Зато было слышно, как с крыши закапала вода. Снег поплыл. Ко всему прочему печь была исключительно неудобной в плане приготовления ужина. Котелок пришлось ставить прямо на угли внутрь, открыв дверцу. Все это была морока. Всё же воды я нагрел и заварил Роллтон. Деда растормошил. Поели этого Роллтона с тушенкой. Потом наварили и чая. Пили последний с медом и сушками. Дед ненароком от банки меда отбил кусок стекла.
Хлопоты с ужином заняли немало времени. Спать легли только в третьем часу ночи. Дед в парилке, Глаз в предбаннике.
9-ый день 27 января воскресенье
Спалось так себе. Плоховато. Баня быстро выхолодилась. Сделалось зябко.
Проснулись в 11.40. За бортом 19 градусов мороза. Солнечно и безветренно. Ослепительно сверкает наш лыжный след на девственном снегу, ведущий сюда прямиком к этой бане! С такой неудобной печкой сборы наши сильно затянулись. Уже 15 часов, а мы только пьем чай. Закончился запас дров. Допиваем по последней кружке и собираемся.
В 15.55 починили дверь именно так, как и было. По прежнему все так же висел замок и уже никак нельзя было сказать, что кто-то этой баней воспользовался для ночлега, если бы не подтеки растаявшего на крыше снега. По своему вчерашнему следу стали отдаляться от бани. Небо было чистое. Еще не село солнце, как взошла луна. Было полное безветрие. С горочки мы спустились на лед. Сначала шли на лыжах, пока нам не
встретился попутный наезженный вездеходный след. Дальше по нему пошли пешком, а рюкзаки на лыжах потащили волоком. Так мы с севера обогнули остров Риккалансари. Путь теперь лежал на юго-восток по заливу Хиделнселькя. Островов немеренно. Мелкие острова часто проецируются в один - сливаются воедино, если смотреть на них из одной точки. Возник спор, куда идти. прав был я, однако поверил категоричности Деда.
Стало смеркаться. Ошибка в 40 градусов скоро стала очевидна. Мы шли в пролив Ханкасалонселькя. Так бы мы этим проливом ушли к югу на открытую Ладогу. Стратегически это дело не меняло. Но лед там, известное дело, плохой и неудобные скалистые берега-шхеры. Пришлось поменять курс движения на более восточный. Невдалеке от нас проехало несколько мотоциклов. Не иначе, как очередные рыбаки, промышляющие налимом.
Двигались со скоростью 3,5 километра в час. Стемнело. Вдалеке горел фонарь деревни Ляскеля. На него было удобно ориентироваться, чтобы не заносило туда-сюда зигзагами. При ярком лунном свете были отчетливо видны контуры острова Охвонсари, сливающегося воедино с Янтасари. Согласно карте, на острове Мякисало, который был пока не виден, имелась пристань и какие-то сараи. Это место запланировали, как конечное для нашего сегодняшнего перехода.
Морозец, чувствовалось, что с наступлением темноты крепчает. Однако он не напрягал, когда безветрие. Мы продвигались двумя мерно покачивающимися лунными фигурами. Шли монотонно и долго, останавливаясь на редкие перекуры. Лед был, похоже что тздесь вполне надежный. Но, когда так долго и монотонно идешь в темноте, потом что-то всё да смущает. То трещина где покажется, то на морозе лед треснет. То ноги с мокрую кашу завязнут. Не знаю от чего это зависит. При прочих равных условиях лед иногда ухает, а иногда не ухает. Может, от перепадов атмосферного давления это зависит. Сегодня он ухал.
Ближе к Ляскеле лед ухудшился. На некоторых участках, несмотря на мороз, на нем стояли лужи. Вместе с тем тут были следы рыбаков и насверленные лунки. Толщина, судя по всему, была вполне адекватная.
Никаких сараев и прочего удобного пристанища на острове Мякисало мы не обнаружили. Пристани тоже не было. Везде скальные выходы, а где их нет, просто заваленные снегом поляны. Берег зато здесь был доступный, лес достаточно уютный и довольно умеренно снега. При ярком лунном свете видно все равно, как не ночью. Заиндевевшие деревья отбрасывали на снег долгие тени.
23 градуса мороза. Чтобы не мерзнуть, при разбивке лагеря пришлось совершать много лишних движений. Ноги пока не мерзли. Спать решил в обуви, иначе утром не обуюсь.
- Ты, Дед, будешь спать в обуви?
- Нет, спасибо, я уже один раз поспал.
Костер удалось разжечь быстро, с первой попытки, но гореть он не хотел совсем. Пришлось стимулировать махательными движениями ковриком. Есть было трудно, ужин стыл моментально. Открыли банку сгущенки. Дед говорил, что здеь главное не за.....ся. Но я за...ся, и ложка приклеилась к губе. Отогрел кружкой с чаем, отклеилась. Во время чаепития развеселились и скандировали безсмысленные цитаты.
Забрались в палатку, когда был уже час ночи. Громко и с эхом, почти как сухой ружейный выстрел, на морозе трещали деревья.
10-ый день 28 января понедельник
Утро для меня было как всегда мрачным. Зябко и, как обычно, не хотелось вылазить из двух спальников. Болело ухо. Пока что терпимо. Вылез первый и стал разжигать костер. Следом Дед. Дед был, как часто по утрам, в хорошем настроении:
- Пре-ее-крас-с-ное далекоо не будь ко мне-э жес-то-о-кооо, не будь ко мне жестоко, жесто-о-ко не будь!! Пре-ее-крас-с-ное далекоо...!!
- Дед, не ори ты, ухо болит.
Полдень. Безветрие. Мороз малость спадает. Идем на юг по заливу Холинселькя. Солнце в дымке. Всё те же виды:блестящий лед, высокие, как сопки, скальные острова, поросшие на вершинах корявым лесом, редким и низкорослым. Залив расширяющимся горлом выходит наконец в открытую белую Ладогу, нескончаемую и пустынную. До горизонта разорванные слоистые облака. Моментами между тучами, как прожектор,
выскальзывал луч или пучок лучей, которые косо упирались в озеро. Замерзла здесь Ладога хаотично, по какой-то непонятной системе. Мы видели гладь воды. Одинокие каменные нагромождения маленьких островов выступали как бы из ниоткуда, когда солнце освещало зеркальную при полном штиле воду. Видели на выходе из залива несколько изб. Можно до них было дотащиться и вчера, да кто же знает, что они тут есть.
Потом начались торосы - ломаные смерзшиеся льдины. Рюкзаки пришлось нести на плечах, а лыжи в руках. Идти так неудобно и расходуется много сил. Было так с километр. Рюкзак еще плохо налазил на плечи. Куртка заиндевела. Ударь меня по спине палкой, еще и отдачу получишь - я в доспехах.
Торосы закончились. За ними десятиметровая полоска гладенького заснеженного льда. Потом начиналось что-то непонятное: Еще более гладкое зеркало, которое как пушком или ворсой инкрустировано большими снежными кристаллами. Этот покров кажется, что имеет серый цвет.
Выделяются две резкие границы: торосы-заснеженный лед, и заснеженный лед-серый лед. К последней границе подошли предельно осторожно. Раздался зловещий треск. Я ринулся обратно к торосному льду. Дед попятился, оказавшись меня повыдержаннее. "Серый" лед определили, как то, что намерзло за последние сутки. Любопытно было узнать его толщину. Он пробивался брошенной увесистой льдинкой. А осмелевший Дед подходил близко к границе и пробивал его лыжной палкой.
Теснясь к торосам, мы стали огибать вострые мысы острова Хунукка, по полоске этого "заснеженного льда". Рюкзаки тянули на лыжах волоком.
Идти между тем было очень страшно. На Онеге год назад толщина была по крайней мере раза в два больше. Здешние берега, омываемые открытой Ладогой это не берега заливов. Они особенно суровы, неприветливы и безжизненны. Большую часть года продуваются здесь сильными ветрами. С каменных утесов с сиротливостью поглядывают частоколы чахлых ёлочек. На мысах к берегу подойти можно, но берег это заледенелые каменные стены. Если провалишься, то выбираться и обсушиться негде. Торосный лед есть только в заливах и то их срезаешь по прямой при этом сильно рискуя, как минимум рюкзаком с вещами. Бывало на стыке торосного и "заснеженного" льда зияли щели. Из них сочилась вода. Идешь по торосам, а рюкзак волочешь по ровному льду. Иначе нельзя. А еще он норовит за что-нибудь зацепиться. Дед еще идет медленно. Объелся утром сгущенки, и на него напал дрыщ.
Начало смеркаться. Справа открытая Ладога, а слева каменные стены. Под ногами лед, который трещит. Я шел за Дедом. А он идет себе монотонно, будто совсем страх потерял, отрекся от действительности и погружен какими-то своими глубокими мыслями. Когда потрескивало, рефлекторно ускорялись и шли еще быстрее, хотя и так мы шли быстро.
Когда стемнело, завернули в некий залив, где стали лагерем. То был восточный берег полуострова Хунукка. За чаепитием Дед рассказал мне свои острые ощущения, даже острее, чем мои, ведь он шел все-таки впереди. Я только теперь вспомнил, что мне болит ухо. Дед ссылался, что болит рука, в которой он держал веревку. Болит от перенапряжения, так её сжимал.
- А, когда ты говоришь, - заворачивай в залив, - я только зубы сжал и боюсь даже голову повернуть, подо мною лед трещит.
- Я думал, что ты вообще меня не слышишь. А слышал такой звук, наподобие журавлиного крика?
- Слышал. Чем-то похоже.
Это жуткий звук. Неизвестно, что его порождает. Возможно выходящий через трещины воздух или что-то другое. Когда село солнце, становиться особенно тревожно и еще этот ужасный звук. Водится страх зимой на Карельском Перешейке.
За день я натер мозоли. теперь лег спать уже разувшись. Ухо, после того, как насосался леденцов, болеть почти перестало, значит барабанная полость дренируется. Иначе навряд ли был я теперь дееспособен. Все равно во сне перевернусь, но лег сразу на левый бок (ухо болело правое).
11 день 29 января вторник
Ночью поднялся штормовой ветер. Не то восточный, не то юго-восточный. Он порвывисто выл в кронах деревьв, шквал налетал за шквалом. Но мы стояли в заливе, да еще и в лесу, поэтому его почти не ощущали. Палатка лишь слегка трепетала. Не дай Бог, думаю, оттепель: путь по льду в Питкяранту нам будет закрыт - расплавится и без того на ладан дышащая опора.
К утру я вылез первым из палатки и разжег костер. Настроение было неплохое: и мороз остался морозом, и ветер стих, и ухо не болит. Дед тоже был доволен:
- Дело было не в бобине,
Разгильдяй сидел в кабине...
Завтрак был примитивен. Роллтон не то с тушенкой, не то с килькой. В дорогу снарядились только лишь к 14 часам. Сегодня не было уже слышно «журавлиного крика». Выходим из залива. Ветер, конечно, великая сила. Гонимый с открытой Ладоги лед, наталкиваясь на более толстый береговой, ломался. На стыке излома льдины наползали друг на друга, одни заезжали под другие. Когда под утро стих ветер, этот конгломерат склеил довольно сильный мороз. Такое явление было нам на руку. Мы могли теперь без страха двигаться вдоль этого излома, где лед многослойный. Такое зрелище видели мы впервые, и оно было доступно только здесь и только нам. Едва ли кто-нибудь подобное увидит. Если поход начинался с каких-то косяков, то концовка была яркой настолько, что результирующая была несомненно позитивной. Льдины были прозрачные и гладкие. Одну поставили на попа и сфотографировались. Вышел отменный кадр. Дед купился на то, чтобы подержать льдину, а я ударил по ней ногой. Дед на ногах устоял и льдина не раскололась. Потом мы её все-таки разбили другими.
Поначалу излом шел удачно, змеясь вдоль берегов. Позднее он стал уходить озеристее от фиордов полуострова Кулхониелли. Еще позже он нас стал подводить: стал ветвиться, как паутина. Появилось много разломов. Попадались и визуально нестабильные участки: местами была видна рябящая на ветру вода. Ветер постепенно свежел. Мрачный берег от нас отдалялся. Становилось страшнее и страшнее. Были такие участки, на которых не было ни капельки снега. А лед такой гладкий-гладкий, как блестящее черное зеркало. Идешь по нему как по воде, а под тобой чернота. Глубина Ладоги 230 метров. Уже видна была вдалеке высокая труба. То была Питкяранта. Мы молча долго шли прямо на нее, стараясь не подходить друг к другу. Ногами просто шаркали, не отрывая их, по этому ровному зеркалу льда. Очень скользко, падать опасно. Так шли мы не один час, все время боялись. Боялись-боялись да и перестали: привыкли бояться. Позднее появились прожилки снега. Идти старались по ним - не так скользко. Прожилки эти были вытянуты вдоль, именно так, как дул ветер. Ветер продолжал крепчать. Он изменил свое направление и, всё усиливаясь, задувал с берега. От непривычной шаркающей ходьбы приутомились. Стали заниматься сумерки. Мороз становился все более чувствительным.
- Давай держаться ближе к берегу. Все-таки там дует поменьше.
Мы перешагнули несколько зияющих узких трещин. В нескольких местах почувствовали нестабильность - что льдины играет под ногами.
Добрались до берега. Под его покровительством немного укрылись от ветра и даже перекусили сухарями. Ушли от открытой мрачной Ладоги к островам. Где-то продвигались ещё час. Труба Питкяранты значительно приблизилась и была уже не так далеко. Путь преградил конгломерат прибрежных торосов. Перешли и торосы, следом заснеженный более старый лед. В лесу отыскали подходящую поляну, куда не задувал ветер. Поляной её правда можно назвать с натяжкой. Как это у нас водилось, Дед поставил палатку, я взялся разводить костер. Костер сегодня был уёбищным и долгое время гореть не хотел. Потом уже совместными усилиями мы его заставили. За день от быстрой непрерывной ходьбы устали.
- Мало ты, Глаз, гречки забросил.
- Хватит, не то всё время добаку выбрасываем.
12-ый день 30 января среда
Дед из палатки:
- Глаз, как мороз?
- Шесть градусов.
Вылез и он. Начали собираться. Собиралось как-то достаточно дискомфортно, быстро замерзали голые руки. Присмотрелся повнимательнее на градусник. Минус 16. Пока складывались, подбежала вислоухая гладкошерстная собака, но испугалась и пустилась прочь.
На Питкяранту вышли через лес очень точно. Райцентр с виду был небольшой. Радиовышка. На берегу выстроились однотипно-уёбищно панельные дома. В стороне дымила промзода - похоже целюлозно-бумажный комбтнат. Доносились с ближайшей станции звуки железнодорожного происхождения, такие, как происходят при маневрах вагонов.
Издалека прицелились в то место, где должна быть станция. Туда и взяли направление. Остановились. Я стал связывать свои лыжи.
- Глаз, а я свои выброшу.
- Ты что, на них ведь еще ходить можно, бери.
- Да им ..... Я только палку заберу, может со мной куда в горы сходит (вторую он сломал, когда шли в Куркиеки).
Дед подошел к ближайшему рыбаку и подарил ему лыжи. Палку выбросил, когда шли вдоль железнодорожных вагонов.
Местные жители порекомендовали до Салмей ехать на автобусе. Ждать последний требовалось час. Вокзал в Питкяранте был уютный. Мы пошли на второй этаж в кафетерий. Меня перед молоденькими девочками смущал мой обветренный и небритый вид. Дед, как обычно: " А можно нам у Вас руки помыть и пр".
Ехать на автобусе было нужно еще километров сорок. Дорога заняла около часа. Водителей в автобусе было два и они как то чересчур медленно продавали билеты. Заставили нас оплатить и багаж. Людей было где-то с пол автобуса. Дорога симпатичная. Высокие густо растущие ели и сугробы. В 16 с копейками вышли в карельском поселке Салми. Он походил на Валдай, как мы были в том году, только собак меньше бегает. Нужный адрес был Гоголя 6. Мимо проходили две женщины:
- Подскажите пожалуйста нам, где улица Гоголя.
- Там.
- А там?
- Там Горького. Вы скажите к кому вы, мы тогда точнее скажем.
- Мышук.
- А Нина, знаем.
- Нам сын её нужен, Максим.
- Он то с Ниной, то с отцом живет.
Мы пришли приблизительно, куда они нам указали. Улица та да не та, нужных табличек с названием в поле зрения не имелось. Попался какой-то немолодой мужик.
- Это, скажите, Гоголя улица?
- Нет.
- А Гоголя где?
- А черт его знает.
- А это что за улица?
- Не знаю, Чехова...
- А Мышук не знаете где живет?
- Вон в том сером доме.
Но Максима не оказалось дома. Он поехал на дежурство в Питкяранту, где устроился на работу в пожарной части. Беседовали мы с его отцом. Отец оказался всем хронам хрон. Он очень сильно напрягался и пытался что-то вспомнить, но в итоге вспомнил, что ему говорил сын.
- А да говорил, что должны ребята из Белоруссии приехать.
Но больше ничего он вспомнить не мог. Очевидно жена от него потому и ушла, что он сильно бухает. Видно было, что и теперь ему физически нехорошо. Мы несколько растерялись, что теперь нам делать. Оставили в избе рюкзаки, а сами пошли погулять по поселку в поисках бани. Обычно в подобных местах они работают только лишь по субботам, но это не обязательно. Может нам повезет.
К бане идти нужно было в другой конец поселка и даже перейти через реку. Отыскать нужное здание нам помогла некая активная старушка.
Баня оказалась закрыта. Но мы знали, что банщиков двое и на крайний случай можно просто пойти к ним домой и договориться.
- Володей Соловьевым его зовут, это ученик мой, две девочки у него, - порекомендовала нам одного из банщиков очередная словоохотливая бабушка.
- А он сговорчивый?
- Сговорчивый, - уверенно ответила бывшая учительница Володи Соловьева.
По сбивчивым описаниям мы отправились искать нужный дом.
Но на деле Володя оказался несговорчивый. Это был худой усатый мужик лет сорока. Он посоветовал нам идти в кочегарку, там, мол, не только душ, ещё и сауна есть.
Для начала сытно перекусили в местной столовой. В кочегарке нам попался усатый кочегар, который нас послал в другую кочегарку. Поскольку в этой душа нет. Она маленькая, только клуб и школу отапливает. А есть еще большая, которая весь поселок греет. Пришлось идти в большую. Там увидели мощные бойлеры и электродвигатели, нагнетающие воздух. Дежурили два кочегара. Тот что постарше тоже усатый.
- Вода горячая у вас есть?
- Да, есть.
- Помыться у вас можно?
- После восьми.
- Что нужно, бутылка?
- Нет, лучше этими, короче, по червонцу.
Через полчаса мы снова были на Гоголя 6. Максимов батя был все столь же мутный, но соображал уже несколько лучше. Проходите , говорит, располагайтесь. Он все жаловался на судьбу, что никак не может слезть со стакана. Чтобы его меньше плющило, предложили наше адское "средство от тоски", презентованное Алевтиной Белозеровой. Отец Максима охотно согласился. Потом периодически извинялся:
- Я, ребята, рюмочку выпью...
- Да, конечно...
После восьми, как и согласовывали, пришли в котельную. В местном магазине пришлось купить по полотенцу. Усатого кочегара не было видно. Был молодой низкорослый:
- Здорово, ребята.
- Здравствуйте.
- Чего хотим?
- Нам помыться.
- Ну, пошли.
Мы зашли по темной лестнице наверх.
- Вы только недолго, пока начальника нет.
- Конечно.
Но мылись мы довольно долго.
Вернулись на Гоголя 6. Связный разговор с Максимовым батей плохо получался:
- Я, ребята, еще рюмочку выпью, вы извините, - прикладывался он к «средству от тоски».
- Ничего, выпейте себе.
Так повторялось еще несколько раз. В итоге Максимов отец ушел в аут. До часу ночи я писал этот отчет. Дед смотрел телевизор. Кроме того мы с ним раздавили целый самовар чаю. Дед спал на кровати. Я расположился на полу.
13-ый день 31 января четверг
В восемь часов утра зазвонил будильник, который мы завели специально, чтобы успеть на утренний автобус на Питкяранту, чтобы свидеться с Максимом. Будильник проигнорировали и хорошо - батя Максима вспомнил вдруг, что Максим на случай нашего приезда оставлял телефон.
Звонил я от соседа. Максим отпросился с работы и часам к двум должен был прибыть. Мы с Дедом пробовали навести какой-то порядок. Отец понуро сидел у печки:
- Максим и Андрей (старший сын) у меня хорошие. Это я распиздяй. Максима в поселке уважают и друзей у него много. Я, рюмочку выпью. Вы уж меня извините, и спать пойду. Только Максиму не говорите, а бутылочку я вот сюда в шкафчик спрячу. И отец (а звали его Иосиф) бережно упрятал "средство от тоски" и вместе с ним граненый стаканчик.
Мы вышли с Дедом на крыльцо и увидели быстро идущую расхлябанной походкой фигуру.
- О-о! Привет-привет! Давно не виделись! И чего вы там стоите!?
Максим был такой как и в том году в Оленьей Губе только с уже сходящим фингалом под левым глазом. Он был очень общителен и рассказывал одну историю за другой, расхаживая по избе. Вскоре мы оделись и пошли на поселок в разведку. Разведали эффективно. Решили назавтра ехать на Питерском автобусе. В дом вернулись, когда было еще светло, с двумя бутылками водки "Карелия " и закуской.
Движение пошло. Дед варил на печке пельмени. параллельно выпивали. Разговор становился постепенно всё более оживленным и возбужденным. Хозяин все говорил-говорил, в два раза больше, чем гости вдвоем вместе взятые. Выпили первую бутылку, затем вторую.
Я уже был бухой. Деду заболела голова, и он остался дома. Я с Максимом пошел гулять в поселок. Максим в ларьке взял еще десять бутылок пива. Получилось с водкой, но на морозе. Зашли потом к Максимовому другу Сергею, с которым он разговаривал очень развязно:
- Глянь, Леша, какой распиздяй этот Сергей. Сейчас в церковь пойдем.
- Какую церковь ? Там же снега по пояс будет, - удивился Сергей.
- Леше показывать. А у нас в поселке больше и показать нечего, - объяснил Максим.
Церковь стояла на пригорке на отшибе. В куполах и сводах её гулял ветер. Со слов местных, здесь в этой церкви в свое время устроила засаду финская пулеметчица и пока её не подстрелили очень много положила народа. Потом издалека мне показали старое финское кладбище.
- Так пойдем сходим, - вдруг предложил я.
- Ты что, знаешь сколько там снега, еще больше, чем в церкви, да и зимой ночью я туда не пойду, - испугался Сергей.
На кладбище не пошли. Потом ходили еще смотреть могилу неизвестного солдата. Потом опять в водочный магазин.
- Как это вы такие бухие, - сокрушался Сергей.
- Потому что пьем с обеда, - объяснил Максим.
Спящего Деда разбудили. Сели пить снова.
- А я могу на мостик стать.
- А я могу на руках пройтись.
- А я на одной ноге присесть.
- А я с мостика на ноги встать.
- Тогда встань сейчас.
- Базара нет, - согласился Дед и встал с мостика на ноги.
- Во дают белорусы, - удивился совсем пьяный Максим и попробовал сделать то же самое. Однако, поднимаясь с мостика, ударился головой о пол.
Глаз с Максимом набухались сильно. Максим ушел к какой-то девке. Глаз в соседнюю комнату, где уснул на кровати. Сергей домой. С Дедом вышла оказия. Пришли две немолодых и спитых бабы опять же с выпивкой и сигаретами Лигетт Дукат. Пришли, потому что кто-то им сказал, что к Иосифу (батя Максима, котрый спал бухой в третьей комнате) приехали белорусы. Дед не знал, как с ними себя вести, полагая что это какие-то родственники. Они пили из самовара чай и вели себя развязно и вульгарно, что даже стали Деда напрягать. Неожиданно выручил проснувшийся батя Максима Иосиф. Который появился в трусах и со шваброй в руках:
- Давайте уе...вайте отсюда, б...и.
Женщины поругались-поприрекались, но в итоге ушли.
14-ый день 1 февраля пятница
Дед меня разбудил в девять часов. Максима уже не было - уехал на какое-то собрание в пожарную часть. Отец Максима достал что-то похожее на халву, но только темнее. Погрейте, говорит. Это оказался фарш из налима. Дед смешал его с гречневой кашей. Потом я надолго засел у самовара, пока не напился вдоволь жидкости. В два часа дня явился Максим и пошел нас провожать. В 14.30 должен был подойти питерский автобус. Провожать нас пришел и вчерашний собутыльник Сергей Желонский по кличке Железный.
Водителей было двое. Один низкий и усатый, еврейского вида. Он всё возмущался, что рюкзаки у нас большие. Мороз был сильный. В автобусе заиндевели окна и ничего не было видно. За семь часов езды устали и еще больше замерзли. Останавливались в Олонце и Лодейном Поле. В половине только десятого прибыли в Питер. В Питере было также холодно. На метро мы доехали до Витебского вокзала.
На все минские поезда мы уже опоздали. Ближайший был в 14.30 2 февраля. Пришлось взять билеты на 19-ый скорый С.Петербург - Одесса. Плацкартов не было, взяли купейные.
Отправились в 23.36. В купе для рюкзаков место не самое удобное. Пришлось частично разгружать, чтобы влезли в рундук под сидение. Соседи - тетя лет сорока и мудаковтого вида парень, - не то её сын, не то племянник. Племянник все рассуждал про железную дорогу. Выходит, учится в железнодорожном училище или техникуме. В купе зашли двое милиционеров. Они представились, спросили документы.
- Цель вашего приезда в город Санкт-Петербург?
- И Карелии домой едем. Лыжники.
Звучало убедительно.
С Дедом выпили пива Сепан Разин и пошли спать.
15-ый день 2 февраля суббота
Проснулись в 9 часов по российскому времени. Соседей в купе уже не было, и одни мы почувствовали себя очень комфортно.
Дед был с утра странный, не совсем адекватный, приставал ко мне с дурацкими вопросами, липуче и навязчиво. Это я подметил у него и потом, когда он еджет домой возвращаясь и рассчитывая, что его будут встречать. В Витебске я очень переживал, чтобы хотя не подсел еще кто из пассажиров. Заходили, конечно, спрашивали, какие здесь места. Пронесло - у них не те. Теплело на глазах. Заиндевелые окна в тамбурах здесь уже оттаяли. Возвращаясь из походов я становлюсь каким-то раздражительным. Вот и сейчас, злило эстрадное радио, которое Дед норовил сделать громче, я наоборот, старался его выключить. Но после Витебска оно само по себе заткнулось.
Орша. Слякоть и оттепель. До ближайшего поезда на Минск ожидать долго. Взяли билеты на электричку. Но четыре часа на электричке, не семь на автобусе. Дед убежал. Приходит.
- Глаз, а тебе позвонить не надо? А то там автомат.
- Да нет вроде.
Едем в электричке. Спустя час:
- Глаз, а меня Маленькая будет встречать.
- Не понял, ты ей что позвонил?
- Да, а что?
Дед по мере приближения электрички к Минску становился всё более эйфоричным. Я смотрел в окно. Природа и погода были не очень. Видимо, здесь был постоянный плюс. Снега в лесу были только отдельные жалкие лоскуты. По соседству также ехала некая полусумасшедшая старуха.
- А куда Глаз пойдет следующей зимой?
- Наверное в Ненецкий округ на Печору. Или на Байкал.
Глаз на следующий год ходил и не на Печору и не на Байкал, а по льду Белого моря. Зима 2003-его была адекватная.
В 15.56 электричка прибыла на Институт Культуры. Деда на самом деле встречала его невеста (будущая жена). Вместе втроем мы дошли до Могилевского универсама. Дальше я уже своей дорогой.
заключение
Валаам и прочие бредовые идеи теперь только через десять лет кажутся бредовыми, когда есть интернет и можно навести любые справки. Мы на самом деле собирались тогда на Валаам, как на святое место, куда приезжают абсолютно нормальные и успешные мужчины только на экскурсию и вдруг уходят в монастырь. Теперь то, конечно, мы знаем, что становилась Ладога полностью за время наблюдения лишь только в 1939-ом. Зато посмотрели шхеры северо-западной Ладоги. Оба были в итоге довольны, да и приобрели некоторую дополнительную сноровку. В следующем году я снова ходил, гораздо комфортнее и так уже окончательно и бесповоротно полюбил зиму.
Написано в феврале 2002 г. Редактировано в декабре-январе 2012
{jcomments on}