Поехали на ту пойму, поросшую вербным кустарником, где разворачивались на насыпи. Здесь планировали переночевать. Росла высокая трава, но место не было топким. Поставили палатку. Ночевал кто в палатке, кто в машине. Выспались под накрапывающий дождь и доносящиеся звуки с залива реки, звуки, которые сопровождают погрузку и разгрузку судов.
Поднялись дружно. Развели костер. Остался я с Максимом, остальные поехали в магазин на батоне. Остались мы ни с чем. Раза два кипятили котелок, но не было даже заварки.

В честь юбилея автора последние несколько статей не проходили модерацию у администратора сайта.
Ехали совсем плохо. Саша откровенно убивал подвеску. Он торопился и нервничал (чтобы успеть на паром). Я в это время печатал и нервничал еще пуще. В ямах стояла вода, небольшая плавная вмятина, залитая водой не отличалась визуально от глубокой выбоины. Что-то стучало в переднем правом колесе. Мотор ревел, как все моторы без глушителя. Сначала это было прикольно, но от воя и шума быстро начало утомлять. Дорога все ухудшалась и с каждым километром разбухала. Случались и встречные машины, обычно после разъезда с ними, пропадал свет. Фары работали, но на них защитным экраном лепилась грязь и быстро подсыхала. Останавливались, выходили на дождь протирали фары салфеткой. Количество салфеток было ограниченно. По одной на две фары (в процессе движения использовали четыре фары, третья пара «приказала долго жить» еще в Златоусте»). На грани фола работали стеклоочистители. Дождь не прекращался, но был слабый и  кропящий. Из зимнего сада показывалась время от времени белобрысая голова нашего Сережи.

Желтый хлеб преодолевал Черный Прижим в обратном направлении. Мы очень старались, чтобы посмотреть этот участок дороги не ночью. Но получилось ночью. За руль посадили, кого понадежнее – Славу. С началом опасного участка включили ночной режим кинокамеры.

Дорога поначалу была совсем плохая. Ехали не более тридцати километров в час. Ощутимо похолодало. Небо, окропленное звездами, совсем постаревший тощий месяц. На юге холодно поблескивала бабочка Ориона. Лисица, застигнутая врасплох, перебежала через дорогу и словно шлейф тянула за собой длинный свой хвост.

Движение в ночи было вполне штатным. По Колымскому Тракту, вклиниваясь в объятия темной ночи, со скоростью пятьдесят километров в час бежал в обратном направлении наш Батон. Устойчивый гул двигателя. Умеренная тряска и вибрация, поскрипывали под салонной обшивкой трущиеся друг о друга куски пенопласта, на больших ямах громыхал соприкасающийся с крышей багажник. Гул колес по жесткому грейдеру, в темноте светились разноцветные индикаторы приборной панели, навигаторов, ноутбука, зарядных устройств, камер, телефонов и фотоаппарата. Приглушенно шелестели вентиляторы печек, где-то сквозило через двери. В такт движению мерно раскачивались свисающие с потолка провода  от бывшего когда-то здесь телевизора. Фонарики, подвешенные к ручке прожектора, методично колыхались, иной из них, бывало, тихо и гнусаво ударится об защитную оправу вентилятора. Порою, звякнет где какая валяющаяся на полу тара или не спеша и деловито переговариваются сидящие в кабине (это были сейчас Сергей с Максимом).  Музыка играла тихо, больше конечно для фона. Или повернется кто-либо в зимнем саду, и хотя бы раз за ночь, при экстренном торможении перед очередной глубокой выбоиной, которыми так изобиловали Колымский Тракт, Федеральная Трасса Лена, да и все российские дороги, свалится со смежных сидений «бельэтажа» на пол кто из пассажиров, буркнет спросонок, и разместится обратно, забывшись сном. Такова она и была, сначала бесконечная дорога в никуда, дорога в Магадан, и такой же безграничный путь домой, полный тревоги и надежд, радости и печали. Не было щенячьего восторга и былой эйфории, а настали размереннее будни путешествия, какие бывают только недели с третьей похода и которые так прекрасны.

Засиделись. Спешили. Гнали машину в гору, затем краем моря, по песьи стуча клапанами, пегий от
пыли, батон знакомой уже дорогой бежал в Магадан. Ехали в баню. Повесть «Пегий Пес, бегущий краем моря» написал Чингиз Айтматов про то, как погибли охотники на нерпу. События происходят где-то здесь, как раз на Охотском Море. Наша машина вела себя на самом деле порою по-песьи, и не хотела нас слушаться. Звонили из бани. Интересовались, соизволим ли быть. Да, говорим, соизволим.
Баня находилась в составе заведения для высшего света. Рядом с внедорожниками высокого класса припарковался наш железный сарай на самоходном ходу. Заведение и баня были хорошо, даже избыточно, адаптированы под капризы и амбиции сюда приходящих. Нас кроме «просто бани» больше ничего не интересовало. Баня была сама по себе неплохая.

Километров 70 оставалось до Магадана. Уже точно должны были доехать. Падало напряжение, отключили зарядные устройства, обесточили ноутбук, выключили переднюю печку и одну пару фар.
 На проезжей части в далеком от населенного пункта месте, голосовала какая-то фигура. Притормозили, чтобы его рассмотреть. Это был окончательно спившийся и одичавший человек с якутскими чертами, больше похожий на обезьяну. Колоритного попутчика не взяли. Читали отчеты одного Товарища, который ездил в Магадан На Батоне. Там описывается необычный попутчик «рыбак». Рыбаков, педагогов и пр. решили больше на борт без крайней необходимости не брать.
В Зимнем Саду проснулись Механик и Электрик. Первый басил, второй спросонок возмущался с неестественно высоким тембром голоса. Один разлегся по диагонали, второй сетовал на недостаточность пространства. Загорелась красная лампочка модема, значит, появился интернет. Решили остановиться и проверить, что нового на сайте. ТАМ (у нас) был как раз вечер. Это просто какой-то муравейник. Водопад комментариев. С умилением зачитывали дискуссии и споры, разгоревшиеся вокруг разных лагерей, а также стихотворное повествование прошедшего нашими поклонниками. Стебались и анализировали. Анализировать получалось плохо. Я удержаться от хохота не мог, стало болеть в гипогастральной области. Проснулись остальные.

С вечера два реаниматолога заложили. Этот процесс просили подробно описать поклонники. Процесс, продвигаться нам в Магадан ничуть не мешал, и не было такого эпизода, чтобы он каким либо образом отразился на графике движения. Обстановка была не совсем обыкновенной - дикой с позиций столового этикета, но зато тут все было не лакировано, а по настоящему. Столом была крышка двигателя. Ели и пили больше на весу. С импровизированного стола все равно все слетало. На ручке бойницы висел большой кинжал для нарезки. Дядя Саша  порекомендовал нам его так откровенно не демонстрировать. Как тут ни крути, в теплом передвижном и самоходном сарае и денно и нощно употреблялись крепкие напитки. Все уже неплохо в это втянулись. Ежедневно крадущейся походкой Слава бегал в водочный магазин. Ежедневно орудийный расчет где-нибудь сбрасывал отработанные гильзы. Путешествовать это не мешало. Процесс председателем кооператива всячески романтизировался и поощрялся.